Сингапурские этюды - Юрий Савенков

— Детство неисчерпаемо, — ответил Суй Хо и замолчал.

Я понял, что больше говорить на эту тему ему не хотелось. Помните, у Льва Толстого: «От пятилетнего ребенка до меня — только шаг. От новорожденного до пятилетнего — страшное расстояние».

Это была выставка работ последних десяти лет. Многое знакомо, но немало написано за последний год, в том числе и в бангкокской студии, куда художник уехал тогда, так и не дождавшись конца своей первой выставки в «Альфа-галерее». Облакам и воде художник остался верен. Больше стало работ лунных, космических — «Близнецы и луна», «Встреча в космосе». Словно расширились границы природы.

Но вот картина иная — «Попутчики». Он и она, бредущие неуверенно, не знающие, что впереди. Это случайные, вынужденные попутчики. Может быть, будут вместе, может — нет.

— Так же порой детей фотографируют (да и взрослых), — комментирует художник, — они случайно оказались вместе, вот их быстро собрали, раз-два-три — снимок готов, а они, может, больше и не увидятся.

Рядом с «Попутчиками» — «Девочка и ящерица». Девочка держит в руках геккона (в этих краях он известен под названием чичак). Без этой маленькой розоватой ящерицы невозможно представить вечер в сингапурском доме. Когда становится так тихо, что, кажется, все звуки уснули до утра, слышится вдруг скрипучая отрывистая мелодия: «чак, чак, чи, чак»… И маленькие существа начинают свои настенные игры. То они ловят друг друга, смешно виляя хвостиками, то стремительным броском настигают муху, то вдруг замирают, грациозно откинув хвост, и смотрят на вас большими печальными глазами с поволокой.

— Вы знаете, — говорит Суй Хо, — китайцы, живущие в этих широтах, жители Южных морей, называют чичаков «биху» — настенными тиграми.

А ведь это действительно тигр для мошек, населяющих стены дома. Я говорю художнику, что, наверное, не случайно он пишет то, что очень хорошо чувствует и знает. Это его небо, его река, его ветер, его друзья, бредущие облачной ночью, его чичак…

— Да, — задумчиво говорит Ко Суй Хо, — главное, знать, что пишешь, и быть в творческой форме. Вот видите, — он мягко улыбается и как-то виновато разводит руками, — опять я проповедую внутреннее равновесие… Для меня без него нет творческого настроя.

Мой друг рассказал однажды о том, как принес он свою рукопись Александру Твардовскому. Что-то не удовлетворяло в ней автора, была эта рукопись какая-то ершистая, напыщенная, неуравновешенная. Чего-то в ней не хватало.

— Спокойствия, когда писали, — сказал Твардовский. — Вы должны быть абсолютно спокойны, когда садитесь писать. Ваши волнения читателя не интересуют. Будьте спокойны, и тогда сумеете передать то волнение, которое овладело вами и побудило написать о пережитом.

Внутреннее равновесие. Спокойствие. Разве не об одном и том же говорили Твардовский и Ко Суй Хо?

Людей в галерее становилось все больше, и отвлекать художника уже было неловко. Пришла пора расставаться.

— Если вам интересно, побывайте в доме моего друга, архитектора Лима, У него самая большая коллекция моих картин, и сейчас там тоже выставка. Поедете вдоль моря и, когда увидите круглый синий пластиковый столб с отметкой «10 км» (не старый каменный, а пластиковый!), въезжайте в ворота.

О пластиковом столбе художник сказал с неприязнью. Ему по душе камень, скалы, море, облака… На картинах его вы не найдете ни одной вещи «сработанной». Но нет, это не вызов современному миру машин и синтетики. Это призыв к человеку индустриальной эпохи не забывать о том, что он часть мироздания.

Голубь летит в Пинанг

Пасир Панджанг — по-малайски «длинные пески». Дом номер 291, сразу за синим пластиковым столбом с отметкой «10 км». Огромная пальма, словно опахало, бросает щедрую тень на дом. Во дворике выложенная ракушками дорожка и пурпурные цветы, напоминающие стручки красного перца, — это «коралловое дерево».

Картины на стенах «Альфа-галереи» все-таки казались чудом. Здесь все воспринималось реальнее, но от этого не переставало быть чудом. Дом открыт ветру, его можно пройти насквозь и выйти в другой дворик, а дальше — море. Когда-то оно было рядом, у порога. Теперь, отдаленное наращенным ярко-коричневым берегом, таяло в мареве. Вдали в бликах солнца трепещет черный парус. Здесь, на холсте, дети солнца купаются в его лучах. В доме среди картин летал голубь. Он словно хотел присоединиться к птицам на холсте. Может, к той, что на коленях у девушки с картины «Девушка-гибискус». Есть такой цветок — красный, ажурный. Малайцы называют его «бунга райя» (цветок радости). В соседней Малайзии, а также на Фиджи, и Гавайях он считается национальным цветком. В тропиках весьма популярен. Сорванный, он все еще цветет, даже без воды, увядает лишь к ночи вместе с ушедшим днем.

После недавнего знакомства с художником мир на его холстах казался совсем близким, живым. Однако пришла пора расставаться. Появилась девушка, деловая и озабоченная. Она ходила между картинами, методично и профессионально приклеивала к ним надписи: «Болотная девушка», «Ку-ку, Луна»…

Холсты переезжали в Пинанг, к другим людям. Там в картинной галерее уже висели афиши о предстоящей выставке Ко. А голубь, словно предчувствуя расставание, беспокойно летал — то вылетит во дворик, то опять залетит в дом. Может быть, и он решил отправиться в Пинанг?

Художник должен был вот-вот уехать «далеко и надолго».

— Меня все больше и больше интересуют две вещи — линия и круг, — сказал он, когда мы прощались в «Альфа-галерее». — Ведь с этого все начиналось. И первобытная живопись. А вот прочтет ли зритель мое послание?.. Чтобы послание дошло до сердца зрителя. Наверное, в этом и есть назначение художника.

Прошел год. Ко Суй Хо побывал в США, где работал в иной сфере — графике. И снова выставка в «Альфа-галерее». Человек и окружающая среда — этой теме Ко остался верен. Но исчезли трогательные существа, навеянные памятью о детстве, не стало ярких красок. Острые линии. Квадраты. Черные, серые тона. Иная среда — иные средства выражения. Человек в урбанистическом пространстве.

Профессионально художник был доволен поездкой: попробовал себя в графике. Но многое разочаровало в том мире «мальчика из кампонга».

— Очень немногословны люди, вечно спешат, сказать слово — это уже событие. А если говорят, то как-то слишком прямо, мало глубины, скрытого смысла.

— Вернетесь к своим облакам, Суй Хо? — спросил я художника.

Он ничего не ответил, пошел в соседнюю комнату и принес полотно. Оно очень напоминало те, прежние.