Ученик якудзы - Дмитрий Силлов

Колян расхохотался.

— И по какому поводу веселье? — осведомился Виктор.

«Братан» утер слезы и пояснил:

— Да как бы тебе сказать? Вот если бы я сказал, что меня зовут Меч священного Пика Коммунизма, ты бы что сказал?

Виктор подумал, что бы он сказал, но предпочел промолчать.

— Во-во, — кивнул Колян, отметив выражение лица собеседника, — Небось сказал бы, что на индейца я мало похож, — это у них принято детишек называть Соколиный Глаз или Пушистый Хрен Кондора. Так вот, Фудзи без длинного окончания — это название священной горы, визитной карточки Японии. Ямато — древнее название той же самой страны. Которая Восходящего Солнца.

— Ничего себе, — хмыкнул Виктор. — А при чем тут меч?

— А при том, что у них тут все заморочено, везде подковырки норовят придумать, — проворчал Колян. — И так называемые имя-фамилию твоего японца разными иероглифами написать можно. «Фудзи» — это понятно, их священная гора. «Яма» — с японского как гора и переводится. «То» — меч. Вот и выходит, что один из вариантов перевода на русский будет что-то типа «Меча священной горы». А как он выглядел, твой японец?

Но Виктор был не настроен на воспоминания. Он уже понял, что угодил в какую-то пока для него непонятную историю и в еще более непонятное место. При этом обсуждать перипетии странного приключения с первым встречным не очень хотелось. Хотелось прежде все обдумать и попытаться разобраться самому, и потому Виктор предпочел сменить тему.

— Да черт с ним, с японцем. Для меня они все на одно лицо, как бы их ни звали. Ты лучше про себя дальше расскажи. И что там, во Французском легионе? Записался?

— Не-а, — сказал Колян. — В Париже японку встретил, красивую, как незнамо что. Влюбился, похвастался языками, женился — в Париже это как два пальца об асфальт — и уехал с ней сюда, в Японию, будь она неладна.

— Кто? Японка или Япония?

— И та и другая, япппона мать! — сплюнул в ведро Колян. — Это я здесь уже докумекал, что ей не я был нужен, а мои языки. Попользовалась — и сбагрила в куклы. Теперь небось с новым мужем развлекается. Который в русском хорошо сечет.

— В смысле попользовалась?

— Гайдзинов здешние девки любят, — вздохнул Колян. — Говорят, мол, раз в пять месяцев пять минут пятью сантиметрами их не устраивает. Но гайдзин один хрен остается гайдзином. Даже если у него тех сантиметров впятеро больше.

— И чего дальше?

— Да ничего хорошего.

Колян смочил полотенце водой из кувшина и принялся сосредоточенно тереть практически чистый пол. Видно было, что парень по-новому переживает свою трагедию.

— Ну пожили вместе несколько месяцев, — выдавил Колян. — А потом на мой день рождения она мне поднесла чашечку сакэ. Дальше ничего не помню. Очнулся здесь. Смотрю — мужик с резиновой мордой подходит и вещает, мол, ты, пацан, теперь не человек, а нингё, то есть кукла. И жисть теперь твоя будет кукольная. Я за нитку дернул — ты побежал туда, куда мне надо. Понял?

— Ну а ты?

— Ну я его послал…

Колян бросил в ведро последнее изгвазданное полотенце.

— И что?

— И ни хрена, — буркнул Колян. — В общем, как я понял, тебе он то же самое сказал?

— Ну…

— Понятно, что «ну». Ясно, что ты его тоже послал. И вот результат. Скажи спасибо, что он разбавленным ядом плюнул. А мог и настоящим. Или что похуже учудить. Короче, мой тебе совет: не рыпайся, делай что скажут — и будешь жить относительно нормально.

— Относительно кого? — криво усмехнулся Виктор.

— Хотя бы относительно китайцев, — серьезно сказал Колян, присаживаясь на край Викторового матраса и метко швыряя в ведро перчатки. — И корейцев. Здешнему начальству в этой Школе нужны люди, хорошо говорящие по-русски. Видать, в Россию своих учеников отправлять собираются. И потому я, то есть теперь мы — можем за свою шкуру особо не беспокоиться. Ну пнут там для вида, так это пережить можно. Ну подтянут пару-тройку раз в неделю на несколько часов япошек русскому мату поучить. Правда вот, хозработы всякие достают, конечно, зато всегда при кухне, относительно в тепле и никто тебе от не фига делать ребро из бочины не выдернет и башку не срубит.

— А что, был бы китайцем — срубили бы?

— Их сюда пачками возят, — хмуро сказал Колян. — Сам увидишь.

— А зачем?

— Тренируются, — скривился Колян. — И они, и мы — нингё. Только нам повезло больше.

— Нин…гё?

Колян кивнул.

— Кукла в переводе. Для отработки искусства гашения обликов.

— Искусства чего делать? — не понял Виктор.

— Убивать, — вздохнул собеседник Виктора. — Все это, — Колян обвел взглядом стены, большинство из которых представляли собой просто перекрещенные реечки, затянутые то ли тонкой тканью, то ли толстой полупрозрачной бумагой, очень неважно пропускавшей настырные лучи рассветного солнца, — Школа очень серьезного клана якудзы Сумиёси-кай.

— А… разве это не школа ниндзюцу? — в некотором замешательстве спросил Виктор.

— Да как тебе сказать, — пожал плечами Колян. — Тут без стакана не разберешься. Хочешь расскажу?

— Давай.

— Ну, типа, вроде как в семнадцатом веке крутого ниндзю Хаттори Хандзо из провинции Ига за то, что он спас от смерти во время мятежа сёгуна Токугаву Иэясу, удостоили самурайского звания. И стал он начальником разведслужбы и тайной полиции. С того времени два основных клана ниндзя — Ига и Кога — пошли разными путями.

Ниндзя из Ига стали работать на правительство и со временем на сытой правительственной службе серьезно подрастеряли свои навыки. А ниндзя из Кога, наоборот, ушли в подполье — ну, типа организованной преступностью занялись. Продолжали совершенствовать свое искусство и вскоре основали организацию Якудза. И хотя открытого противоборства между двумя кланами никогда не было, они потихоньку на протяжении нескольких веков ставили друг другу нехилые палки в колеса. Ига считали себя самураями, типа, у нас предки знатные да уважаемые, а вы, мол, никто. А Кога их считали предателями.

В девятнадцатом веке после революции Мэйдзи оба клана вынуждены были соединиться: для завоевания международного рынка и новых территорий Ига нужны были утраченные навыки профессиональных убийц и шпионов, а Кога были необходимы связи в правительстве. Названия их тоже поменялись. Клан Ига стал называться Ямагути-гуми. Типа, в переводе «драконы, охраняющие вход в гору».

— Почему в гору?

— Ну, наверно, потому, что провинция Ига — это сплошные горы, там сам черт ногу сломит. Ниндзя в тех горах от века прятались. Небось потому в своё время и наловчились народ мочить, что им тренироваться никто не мешал — ни князья, ни правительство, ни их разборки. Или еще один вариант, откуда «горное» название появилось — в сороковых годах каратист был беспредельный, Ямагути Гогэн, большая шишка в Якудзе. Может, от него пошло, мол, «драконы Ямагути». Фиг их поймет, японцев, у них на каждое слово по десять значений.