Стрекоза и Муравей (СИ) - Становая Светлана

— Лиля! Ты с ума сошла!

— Только не волнуйтесь, ладно? Скорую тоже вызову, пусть вам раны обработают. Рот обязательно надо, столько крови, может ещё и зашивать придётся.

Откинутая сильной рукой бухгалтерши лёгкая ширма упала на пол. Перед Лилей, с разноцветным лицом, в бюстгальтере и чёрной с серебром юбке стояла Екатерина Васильевна.

— Лиля, я грим не успела снять, — объяснила она. — Размазала кое-как по лицу, надеялась что ты меня потеряла и я успею нормально умыться.

Васильевна подошла к трюмо, взяла салфетку, намочила жидкостью из флакона, ровными, аккуратными движениями провела по лицу. Багровый синяк стёрся вместе с запёкшейся кровью.

— Ой, — пискнула Лиля. — Вы — пышка? Вы?

— Я, — Екатерина Васильевна взяла другую салфетку и повернулась к Лиле. — Да, я пышка, и очень надеюсь, что ты меня не выдашь.

Лиля не сводила глаз с бухгалтерши: обычной салфеткой таинственная знойная красотка превращалась в усталую работницу офиса и мать троих детей.

— Катенька Васильевна…

— Сначала пообещай, что ты не расскажешь мой секрет, — неожиданно жестко потребовала бухгалтерша.

— Не расскажу, если, конечно, не вы инфу налево сливаете, — пообещала Лиля.

— Какую инфу? О чём ты? — Екатерина Васильевна наморщила лоб и приложила пальцы к вискам. — А, ты про договор? Нет, конечно, что я, ненормальная, пились сук, на котором сижу?

— Так уж прямо и сидите!

— Лиля! Мне, не минуточку, сорок лет, я женщина не юная и жизнью тёртая, с какого перепуга я буду подставлять свою фирму? Да и зачем?

Лиля прикусила губу и постаралась сделать спокойное лицо. Сорок? Всего сорок? Она думала, что Васильевна приближается к пенсионному возрасту, но сегодня, глядя на полуодетую бухгалтершу, в фривольной юбке на полных бёдрах, понимала, что возраст ей прибавил имидж и деловой костюм. Екатерина Васильевна неуклонно носила свободные, по максимуму скрывающие, одежды. Да и корпоративный серый цвет ей совершенно не шёл. Волосы, сейчас лежащие свободной шелковистой волной, в офисе всегда были забраны в унылую старушечью гульку. Лиля и не подозревала, что молодая женщина может настолько себя изуродовать!

— Деньги, Катя Васильевна, что же ещё? — заметила Лиля.

— Ой, да какие там деньги? — отмахнулась та, тщательно вбивая в щёки крем. — Лилечка, я хоть и хватаюсь за любую подработку, но иудины тридцать сребреников никогда не прельщали. Вот здесь — да, деньги.

Лиля уже вполне пришла в себя и была готова выслушать её откровения. Интересно же, как их серьёзная и морализированная матрона стала звездой гоу-гоу в шоу толстушек!

Чтобы доказать свою невиновность в деле с договором, Катя Васильевна выложила всё как на духу. Три месяца назад из группы ушла одна из пышек. По уважительной причине — в декрет. Работать вдвоём девочки не могли и на её место стали искать кандидатку. Кажется, чего проще — найди хорошую подготовленную танцорку, надень на неё маску и никто не заметит подмены. Но танцорка должна быть не только определённых, совсем не маленьких габаритов, но и влиться в коллектив.

— Были бы они большой труппой, можно любую взять, на задний план поставить и все отлично. Но трое как на ладони, нужно, чтобы они и сливались и отличались друг от друга. Понимаешь?

Лиля кивнула, хотя ничего не поняла. Как сливались или разливались? Кто их, творческих личностей, разберёт.

— Тамара знакома с их художественным руководителем, сразу меня предложила, но возраст, им помоложе нужно. Он отказал. Я и не обиделась — где я, а где девочки чуть больше двадцати. Только они искали, искали, и не нашли. Тома, спасибо ей, уговорила меня посмотреть. Ой, знала бы ты, как я переживала!

Худрук согласился смотреть Катю Васильевну исключительно из вежливости — чтобы не обидеть Тамару Ильиничну. Васильевна в юности много занималась танцами, но после третьего ребёнка её фигура, которая и до этого не отличалась субтильностью, поползла в разные стороны. На просмотр пошла, чтобы старшая подруга Тамара отстала, наконец, с утопическими идеями.

Что увидел в ней худрук, Катя Васильевна не могла объяснить и сейчас. Но что-то увидел, потому что взял в труппу, разработал индивидуальную программу тренировок и теперь три раза в неделю забирает с работы на своей машине и везёт в зал, заниматься.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Он влюбился, — сделала вывод Лиля.

Катя Васильевна засмеялась:

— Видела бы ты, какие девушки за ним табуном ходят! Каждая может на Мисс Мира претендовать.

— Кто вам букет подарил, он?

Екатерина Васильевна неожиданно покраснела, схватила полотенце и спрятала лицо:

— Нет, поклонник. Лиля, не спрашивай, пожалуйста, а то я чувствую себя падшей женщиной. Дешёвой актрисулькой из мужского салона.

Она шмыгнула носом, вытерла навернувшиеся слёзы.

— Катенька Васильевна, да вы чего? — спохватилась Лиля. — Вы у нас талант, танцовщица, какие салоны? Не говорите глупости, артисты — великие люди!

Бухгалтерша грустно ухмыльнулась:

— Ты хорошая девочка, но маленькая и, извини, не всё понимаешь. Лиля, во все века скоморохи развлекали народ и статус занимали самый низкий, потому, что ничего не производили. Сегодня вся их слава — результат пиара и нашей глупой доверчивости.

— Всё равно мы будем вами гордиться, — не согласилась Лиля.

— Ты, главное, не говори про меня никому. Понимаешь, мне старшему надо за универ платить, среднему за тренировки и сборы, он у меня спортсмен, хоккеист. Ты знаешь, сколько форма стоит? Младшему ещё много не надо, но растёт по часам, не успеваю одежду покупать.

— Не оправдывайтесь, я обещаю, что никому не расскажу, — сказала Лиля.

В дверь настойчиво постучали.

Глава 37

Юра

Он маялся, погуливался туда сюда возле дома Ксении и чувствовал себя полнейшим идиотом. Красивая девушка пригласила в гости на ужин, Юра, как воспитанный человек, купил конфеты, цветы и бутылку шампанского, но никак не мог решиться нажать кнопку домофона. Казалось бы, приехал — иди, чего тянуть? Но какое-то смутное чувство удерживало Юру на улице. Девушки испугался? Или он боится начать новые отношения? С чего бы? Старые до сих пор не отпустили? Потому, что Даша в последнее время активизировалась, пишет приветы и спрашивает, как его дела? Хреново его дела, если так дальше пойдёт, Юра перестанет уважать себя как специалиста, а этого допустить нельзя.

Даша словно почувствовала за сотни километров, что он её вспомнил. Зазвонил телефон.

— Юра, у тебя всё нормально? В соцсети не заходишь, на сообщения не отвечаешь, я волнуюсь, — бодро зачирикала Даша.

Хотела ещё что-то сказать, но он её перебил:

— Какое тебе дело? Я же не спрашиваю, всё ли нормально у тебя.

— Зря, между прочим, — Даша ничуть не обиделась на грубость. — Мог бы спросить, я бы рассказала.

— Не надо, мне не интересно. И вообще я занят.

— Чем? Пытаешься объять необъятное и переделать всю работу на год вперёд? — она засмеялась в трубку. — Или статьи умные читаешь, ищешь новую концепцию для той захудалой конторы?

— У меня свидание, если тебе интересно.

Юра нажал на отбой, встряхнул букет и направился в двери подъезда.

Квартира Ксении оказалась неожиданно большой, с дорогой мебелью и роскошной отделкой. Ого, как у них начальники отделов живут, можно позавидовать! Завидовать, конечно, он не собирался, но своё восхищение скрывать не стал.

— Это родительская, — улыбнулась Ксения. — Они купили дом загородом, теперь живут там постоянно, а квартиру оставили в полное моё распоряжение.

Ксения смущённо хихикнула, поправила бретельку на плече.

Юра только сейчас обратил внимание на длинное, в пол, платье. Впереди наглухо закрытое, сзади оно оставляло большие возможности для фантазии — косой вырез на спине был хоть и неглубокий, но провоцирующий. Такое платье подходит скорее для интимного свидания, чем для дружеского вечера.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Накрытый на двоих стол в гостинной окончательно подтвердил его подозрения: мягкий свет, приборы, ещё незажжённые свечи, прозрачное ведёрко со льдом, из которого торчало серебристое горлышко бутылки. Однако, начальница отдела решила сразу поставить точки над «и» и определить характер их отношений. Не то чтобы Юра был против, но напор его смущал.