Ведьмин клад - Татьяна Корсакова

Тогда Демьян ему не поверил. Нет более ведьмы, сгинула! Да только аккурат после Микуловой смерти на прииске чудеса стали твориться. Золотишко старатели на реке мыли, немного получалось золотишка‑то – только чтоб с голоду не помереть, а чтоб разбогатеть, так не было такого случая на Демьяновой памяти ни разу. А тут, гляди ж ты, Сенька Измайлов, обалдуй и лоботряс, каких поискать, на Лисьем ручье слиток нашел. Здоровенный такой слиток, в полфунта весом. А потом, когда самогоном ребятушек потчевал, рассказал, что золотишко‑то не просто так нашел, что лиса ему на слиток указала. «Иду, – говорит, – вдоль Лисьего ручья, гляжу, а на берегу лиса вертится и вроде как мышкует, песок лапами разгребает. Ну, я и сунулся посмотреть. Смотрю, а из песка самородок торчит».

Дурак человек! Демьян бы ни за что не рассказал, где золотишко нашел, а Сенька разболтал. На следующее утро на Лисьем ручье яблоку негде было упасть, все старатели туда перебрались удачу свою искать. Да только не находили ничего, день могли провозиться, а ничегошеньки не намыть. А потом кому‑нибудь возьми да и явись Хозяйка, так на прииске ту лисицу прозвали. И как только явится, так в том месте обязательно золото сыщется. Да не песком золотым, а слитком.

Демьян в байки про лисье золото не верил, пока однажды своими глазами Хозяйку не увидал. Сидел себе у Лисьего ручья, рыбу ловил. Не было в тот день никакого клева, вот он и забавлялся, как мог: достал из кармана ведьмин медальончик да разглядывал. Сказать по правде, медальончик тот он уже давно изучил. И лисичку, что на медальоне выбита, тоже изучил, до последней шерстинки. Диковинная такая лисичка: на передние лапы припала, будто в земле что‑то ищет, а хвост пушистый – трубой. Ох, и тянуло Демьяна цацку эту ведьмовскую себе на шею нацепить, да страшился, что по медальону остальные живо смекнут, кто ведьму со свету изжил, так и таскал в потайном кармашке, в том, где намытый золотой песок прятал. Вот сидел он, медальоном солнечные лучики ловил, а тут, глядь – лиса почитай у самых ног вертится, шустрая такая, крутлявая. И не боится совсем. Вертится, а сама все на медальон поглядывает, точно сказать что хочет. Вскочил Демьян на ноги, лису шуганул, да только далеко она не убегла, остановилась на бережке в трех шагах и давай песок передними лапами разгребать. Тут уж Демьян про все байки старательские вспомнил. Лиса покрутилась‑покрутилась да и шасть в лес, а на том месте, где она песок рыла – самородок, такой здоровенный, что у Демьяна аж ду х занялся. Правду, видать, сказывают, что у Лисьего ручья Хозяйка объявилась. А про то, что это за Хозяйка, думать он не стал. Кто б ни была, а коли золото ему явила, знать, зла ему от нее никакого не будет.

А ночью во сне ему ведьма явилась. Отдай, говорит, мой медальон, отпусти душеньку. Ага, дурак он, нечистую силу отпускать! Сразу, еще во сне, смекнул, что коли ведьмина душа нынче в его власти, так и служить она ему будет верой и правдой, пока медальон у него. Медальон он с того часу на шее стал носить, не снимаючи, под рубахой прятал и никому не показывал. И пошли его дела в гору, да так быстро пошли, что скоро богаче и везучее человека, чем Демьян Субботин, во всей округе было не сыскать. Хозяйка ему верой и правдой служила.

Только ему и служила, а вот остальным его товарищам не повезло. Первым Гришка Хромый сгинул. Намедни рассказывал по пьянке Демьяну про то, что уже не единожды ведьму у Лисьего ручья во плоти видел, а потом взял да и повесился на вербе аккурат над ручьем. А следом и Ерошкин черед пришел. С этим‑то по‑другому вышло. Мыл он золотишко со старателями, балагурил по старой своей привычке, а потом глянул на другой берег да как заорет: «Ведьма! Ведьма меня к себе кличет!» Никто, окромя него, ту ведьму не узрел, мужики решили, что допился Ерошка до чертиков, а он возьми да и сигани в ручей. А дело‑то весной, ручей еще полноводный, на Ерошке башмаки да одежа тяжелая. Так камнем на дно и ушел. Выручать его никто не кинулся, помнили, что в минулом году после купания в Лисьем ручье Аким преставился. Нет дурных за просто так шкурой рисковать.

Как Ерошку с Гришкой в землю за кладбищенской оградой закопали, решил Демьян, что ведьма угомонится – получила свое, да и все. Ан нет, не угомонилась. С тех пор пошла про Лисий ручей и лес вокол него недобрая слава. С одной стороны, уж больно народишку хотелось золота лисьего намыть, а с другой, счастье, коли Хозяйка тебе лисой явится, а вот коли женщиной – все, жди беды. Кто ее в истинном обличье встречал, помирал непременно. Не трогала ведьма только баб да детей малых. Был случай, два пацаненка в тайге сгинули, их уже и искать перестали, а они, глядь, и объявились в деревне целые и невредимые, только напуганные. Батькам потом те пацанята сказывали, что из тайги их баба рыжеволосая вывела. А кто эта баба рыжеволосая, в деревне уже все знали – Хозяйка, вот кто. Только дивились все, отчего это мужики у Хозяйки в немилости, а баб да детей малых она жалеет.

Демьян правду знал, да помалкивал. Ведьма‑то брюхатая была, когда они ее убивали. А брюхатые бабы, они ж завсегда жалостливые… Этак даже хорошо, что мужиков Хозяйка не жалует, чем меньше народу возле Лисьего ручья толчется, тем ему, Демьяну, лучше, больше золота ему одному достанется…

Вертолет приземлился в центре школьного футбольного поля, распугав пасшихся на нем коз и взбудоражив местных ребятишек.

– Все, приехали! – сообщил Иваныч. – Извиняйте, но к самому дому доставить не смогу, на Макаровом дворе вертолетная площадка не предусмотрена.

– И на том спасибо, – Макар спрыгнул на землю, помог выбраться Насте.

– Спасибо в карман не положишь, – философски заметил второй пилот.

– Тю! – Макар неодобрительно покачал головой. – Я когда‑нибудь свое слово нарушал? Будет вам «спасибо», сами же должны понимать, что при себе таких деньжищ ни у кого нету. Вот завтра сгоняем в райцентр. Да, ребята? – он внимательно посмотрел на Антона.

Тот в ответ кисло улыбнулся.

– Не переживайте, – подал голос Егор. – Завтра я сниму деньги с карточки и рассчитаюсь.

– Ну смотри, сват, под твою ответственность, – сказал Иваныч и для пущей убедительности погрозил пальцем. – А то ж сам знаешь, как у нас с этим строго.

– Мое слово – кремень, – проворчал Макар, а потом спросил уже совсем другим, душевным, тоном: – Может, заскочите ко мне, перекусите?

– Некогда, мы из‑за вас и так из графика выбились. – Иваныч глянул на часы. – Ну все, супруге привет, а нам пора. Небо зовет!