Город страха - Сергей Зверев

– Настучать…

– Да… японский город! – взорвался Антон. – Ты дурак? Понимаешь, о чем идет речь? О преступниках! Работниках полиции, наплевавших на свой долг перед органами, перед людьми, которые им доверяют. Они же убивают, калечат жизни людям, лишают имущества. А с преступниками борются, с ними воюют. С ними дерутся насмерть, понял!

– Чего разорался? – возмутился Паутин. – Понял я, понял.

– Ни хрена ты не понял! – грохнул Антон кулаком по железной приборной панели «уазика», отчего даже Огр сзади в салоне притих. – Они не люди, потому что у людей есть хоть какое-то понятие о совести. У этих нет ничего человеческого! Что бы ты сделал, если бы какой-то упырь в форме офицера полиции убил твою мать, изнасиловал твою жену, вместе с дружками навалился, засунул голову в петлю и вздернул бы твоего лучшего друга, имитируя самоубийство? А?

В воздухе повисла напряженная тишина. Было слышно, как шумно дышит Огр, как будто он тоже ждет ответа. Участковый опустил голову. Он странно шевелил губами, будто пытался что-то сказать, возразить, оправдаться, но слов не находил. В другой ситуации Антон, наверное, пожалел бы этого старшего лейтенанта. Но он был борцом с мразью, с нечистью, которая носит погоны работников полиции по форме и является преступниками по сути. С теми, кто испачкал, опозорил и погоны…

Как жить в государстве, в котором простому гражданину даже полицию нужно бояться? Как?

– В общем, рассусоливать мне с тобой некогда, – сурово произнес Антон. – И не пытайся мне объяснить и свалить все на объективные обстоятельства. Я был в положении не лучшем, чем твое, но я дрался с ними, дерусь сейчас и побеждаю! А ты пристроился сбоку, присел на подножку чужого поезда и катишься, надеясь соскочить на удобной остановке. Ты будешь помогать не мне, а всем честным полицейским. И не жди за это благодарности и снисходительности к себе. Это, между прочим, твой долг – бороться с преступностью. Вот тебе твоя жизненная программа и твой устав. И как человека, и как офицера полиции. И это твой долг перед всеми людьми, всеми гражданами твоей страны, перед твоей женой и твоим ребенком, между прочим. Твоя ответственность за то, в каком мире твой ребенок будет жить!

– Я понял, все я понял, – зло ответил Паутин, и эта злость Антону очень понравилась.

– Тогда слушай. Твоя наиважнейшая задача сейчас…

Паша Рублев появился на стройплощадке тихо. Никто не увидел его темно-синей «Хонды», на которой он ездил в своей агрессивной манере. Обычно подлетал, тормозил с визгом резины…

Сейчас шел незаметный, и даже одет был в какую-то поношенную куртку, на голову нацепил кепку, которых никогда до этого не носил. Да и шел как-то ссутулившись, засунув руки глубоко в карманы. Сегодня Рублев был настолько не похож на себя, что его не сразу узнал даже внимательный и придающий значение мелочам Арутюнов.

– Ты чего? – спросил он подошедшего Рублева. – Болеешь, что ли?

– Помираю, – хмыкнул Рублев, осматриваясь по сторонам. – Отойдем-ка с глаз долой. Во‑он туда, за экскаватор.

– Ты чего? – продолжал изумляться Арутюнов, посмотрев на грязь, через которую придется идти. – Что за тайны?

– Пошли, пошли, – настаивал Рублев и первый пошел к неработающему экскаватору.

Арутюнов, перешагивая через грязные участки, кое-где и перепрыгивая их, догнал Рублева и брезгливо посмотрел на свои дорогие ботинки.

– Ну?

– Поговорить надо, Роберт, – начал Рублев, разглядывая лицо собеседника, как будто видел его впервые. – Дело важное и теперь уже срочное.

– Ну? Говори, что случилось.

– Пока ничего, но может. Может, если вы, коммерсанты, будете продолжать дела с теми, с кем продолжаете их вести. Провалите вы свои проекты, если будете рассчитывать на Лысенко, на Портного. Не те это люди, не опора для вас.

Арутюнов нахмурился, но не перебивал. Грязные ботинки его больше не интересовали.

– Лысенко – тряпка, – продолжал Рублев. – Он свой ресурс выработал еще лет пять назад. Он просто досиживает в кабинете, свое время досиживает. На перспективу он работать не будет, не видит он ее, не интересует она его. А если и интересует, то перспектива эта меленькая, как и его душонка. Он веса в администрации района и области уже не имеет. Туда давно пришли новые, настырные и деловые люди, они ведут дела уже по-новому.

– А Портной чем не угодил? – прищурился Арутюнов.

– А Портной дурак!

– У вас так бывает? Дураки дослуживаются до полковников?

– Бывает. Бывает потому, что у нас продвигают вверх и присваивают звания не тем, кто умен, а тем, кто способен не обращать внимания на людей, на чужие проблемы, способен не иметь друзей, не переживать по мелочам. А мелочи для них все, что лежит за пределами философии «я хочу, мне надо, этот мне мешает, а этот мне нужен». Вам, людям далеким от органов, кажется, что такие, как Портной, матерые профессионалы, что это сильные люди. А они сильны тем, что имеют черствые характеры и непробиваемую психику. Вы думаете, что они «умеют держать удар», а они этот удар даже не замечают, не переживают, не только не принимают близко к сердцу, они его игнорируют.

– И что в этом плохого? В бизнесе такие люди тоже ценятся.

– В бизнесе нужны знания, гибкость, определенные способности завоевывать доверие партнеров, создавать имидж. А у нас не так. У нас ценность для служебного роста имеет только способность заставить подчиненных работать, давать показатели. А каким образом это достигается, никого не волнует. Твердолобость у нас нужна!

– Резюме?

– Резюме простое. Портной зажрался, потерял бдительность, если сверху ему намекнут, сдаст вас всех и получит новую должность в областном управлении. За генеральскую должность и перспективу генеральских погон он маму родную продаст. А в полковниках он ходит давно. И довольно далеко от областного центра. Намек понимаешь?

– Насчет Портного и Лысенко – да. А насчет остального?

– Вам нужно иметь дела со мной. Этих по боку, и только со мной.

– Не буду пока спрашивать о твоих возможностях и талантах, Паша, но ты мне ответь на такой вопрос: а ты разве не сможешь продать ради новых благ? Почему мы должны верить тебе?

– Потому что я ушел из полиции, потому что генералом я быть не хочу. Потому что меня интересует иной путь достижения личных благ. Иной источник, а этот источник – вы, люди вашего круга. У меня крепкие связи, достаточно серьезных людей, которые мне верят, которые будут помогать. А еще я умнее Портного и умнее Лысенко. И я всегда выполняю то, что мне поручено…

Звонок мобильного телефона в кармане Рублева заставил его замолчать. Он скрипнул зубами и вытащил аппарат.

– Да?

– Паша, нехорошее дело, – прозвучал в трубке голос одного из помощников Рублева. – Лысенко в больнице. Этот пассажир в лесочке решил застрелиться. Его журналистка нашла, раненного. Сейчас он в больнице, живой. Врачи говорят, что состояние стабильно тяжелое, но шанс выжить есть. Следователь девчонку уже допрашивал.

– И что она?

– Ой, Паша, боюсь, что Лысенко ей наболтал много лишнего.

– Сейчас буду…

Арутюнов задумчиво смотрел на Рублева и ждал, когда тот закончит разговор по телефону.

– Что случилось? – спросил он, когда Рублев засунул телефон в карман.

– Да так, обычная рутина. Разрулим. Так вы подумайте. И учтите, что у меня связи есть даже в Москве. И как решать, я тоже знаю.

Коля Паутин боролся со сном. Он сидел в углу палаты, где лежал раненый Лысенко, и старался думать о том, как достроить баньку, которую он ставил на участке своими руками. Крыша должна быть максимально легкой, но прочной, учитывая объем выпадающего в их регионе за зиму снега. Таблица снеговых нагрузок у него была, оставалось попытаться сэкономить на материалах.

Черт, спать все равно хочется. Мысли ускользают, заводят в какие-то дебри подсознания. Или это уже начинают сниться сны? Антон считает, что на Лысенко обязательно будет совершено покушение. И именно сегодня. И именно поэтому Паутин сегодня здесь. Преступники постараются все сделать незаметно, так, чтобы никто не подумал об убийстве.

Паутин, как советовал Антон, не стал вести официальных разговоров с главным врачом, не стал никого ставить в известность, что он тут охраняет пациента. Переодетый в гражданскую одежду, он просто задержался в больнице, спрятавшись в палате Лысенко. Часы отсчитывали уже второй час ночи, и Паутину очень хотелось спать.

Когда слабо стукнула оконная створка, Паутин мгновенно насторожился. Участковый хорошо видел силуэт человека на фоне оконного проема… Какого черта! Он же вечером сам проверял, хорошо ли закрыто окно. Правда, два раза в палату заходила медицинская сестра. Неужели она открыла окно?

Человек, почти не таясь, довольно шумно спрыгнул на пол и включил не очень яркий светодиодный фонарик. Луч синеватого света пошарил по полу, потом уперся в кровать, на которой лежал раненый Лысенко. Неизвестный шагнул вперед, и тут же раздался голос Паутина: