Поджигатели. Мюнхенский сговор - Николай Шпанов

- Нельзя бросать форт! - кричали солдаты.

- Или драться, или взорвать!

- Мы не хотим вооружать немцев своими пушками!

Полковник резко повернулся. Все видели, что глаза его красны, но голос его звучал теперь твердо.

- Наше правительство приняло условия четырех держав...

- Позор Чемберлену!

- К чорту Даладье!

Полковник повысил голос:

- Будьте же благоразумны, чехи!

- Позор!.. Позор!..

- Мы должны сдать сооружения неповрежденными! - крикнул полковник, но ему ответил дружный крик:

- Защищаться или взорвать!

Хотя англичане не понимали чешских слов, но смысл их стал им, повидимому, ясен. Они перестали прогуливаться вдоль опушки. Длинный сердито отбросил сигарету и крепко ударил себя стеком по голенищу.

- Скажите этим ослам, - крикнул он полковнику: - если они позволят себе не подчиняться условиям передачи, Англия оставит их на произвол судьбы!

Но полковник даже не обернулся в его сторону и только поднял руку, требуя у солдат молчания.

- Нарушение условий, принятых правительством, будет на пользу немцам, сказал он. - Они только и ждут, к чему бы придраться, чтобы подвергнуть нашу несчастную родину еще большим несчастьям и позору. Будьте же благоразумны... Солдаты, братья, дети, заклинаю вас священным именем родины: исполняйте приказы офицеров!

В конце шеренги, на ее левом фланге, врач закончил перевязывать Лун Даррака. Раненый лежал на здоровом правом боку и своими большими, всегда удивленными глазами смотрел на выстроившихся солдат. Некоторых из них он знал до службы. Это были рабочие Вацлавских заводов. Но Луи никогда не видел у них таких сосредоточенных лиц. Словно все они смотрели в эту минуту куда-то внутрь себя, боялись пропустить что-то очень, очень важное, что совершалось в их душах. И странно, взгляды солдат были опущены к земле. Луи тоже посмотрел на нее и не увидел ничего особенного: это была обыкновенная лесная почва, влажная, покрытая слоем темнеющих листьев. Странно! Он еще раз обвел взглядом лица солдат, и на этот раз от него не ускользнуло, что по некоторым из них катились слезы. Тогда он понял, почему плачут солдаты: это была их родная земля, и с нею они расставались без боя.

Луи жадно втянул воздух и ощутил запах намокшего чернозема, гниющих листьев и набухшего от дождя валежника.

И он понял, что именно этой земли, так же как чехи, не увидит и он до тех пор, пока не отвоюет ее обратно у гитлеровцев. Может быть, драться за нее нужно будет вовсе не здесь, но драться придется, и он будет драться.

Он выпростал из-под одеяла здоровую руку и дотронулся ею до земли. Земля была прохладная и мягкая. Лун показалось, что все его горящее в лихорадке тело прильнуло к ней. Стало так хорошо, что он закрыл глаза. Его пальцы впились в землю, и он поднял влажный комок. Стыдясь того, что кто-нибудь может заметить, он поспешно втянул руку с землею под одеяло.

Санитары подняли его носилки и понесли к автомобилю. Ярош шел рядом. Он ждал, что Луи спросит его о чем-нибудь, но тот отводил взгляд и молчал. Тогда Ярош сказал сам:

- Ты должен меня простить. Я не мог поступить иначе.

- Да, если бы я был на твоем месте, я непременно сделал бы то же самое, но... гораздо раньше.

Санитары вкатили его носилки в автомобиль, где уже лежал раненный чем-то тупым в голову Гарро.

Солдаты рассаживались по грузовикам. Полковник прошел вдоль колонны, прощаясь с солдатами. Он оставался, чтобы передать форт немцам с рук на руки, в присутствии британских наблюдателей. Но в то время, когда майор, который должен был вести колонну, уже уселся в свой автомобиль, из-за леска вылетело несколько мотоциклистов. За мотоциклистами показался броневик. Он стал поперек дороги, по которой должны были уехать чешские грузовики. Из него не спеша вылез немецкий офицер. Он небрежно козырнул полковнику.

- Что это за транспорт?

- Гарнизон моего форта, - через силу сохраняя спокойствие, ответил полковник.

Англичане приблизились и издали приветствовали выглянувшего из-за стальной дверки броневика французского офицера. При виде англичан он смело выскочил и тоже подошел к разговаривающим.

Немец отчеканил:

- Оборонительные сооружения сдаются в неповрежденном виде со всем вооружением и инвентарем.

Полковник молчаливым движением пригласил его убедиться в целости форта, но немец сделал протестующий жест.

- А эти автомобили? - и показал на грузовики с солдатами.

- Пешим порядком мои люди не успеют покинуть зону к обусловленному сроку, - ответил полковник.

- Меня это не касается. Автомобили - имущество форта. - Немец вынул опись и ткнул в нее пальцем.

Англичане и француз заглянули в нее и согласно закивали.

Они пошептались, и длинный, в желтых сапогах, сказал полковнику:

- В случае расхищения имущества мы не сможем помешать применению оружия со стороны германской армии.

Но полковник, не дослушав, показал ему спину.

- Оставить машины! - багровея, приказал он, но, видя, как насупились солдаты, негромко прибавил: - Ребята... во имя Чехии.

Солдаты неохотно вылезали.

Немец указал на санитарку, где лежали Даррак и Гарро.

- Это тоже останется здесь.

- У нас есть больные.

- Машина входит в опись и остается здесь, - строго повторил немец.

Англичане снова согласно кивнули. Француз хотел что-то сказать, но полковник показал спину и ему, как только что англичанам.

Молодой шофер санитарной машины, выскочив из кабинки, ткнул штыком в баллон. С шипением вырвался воздух. Немецкий офицер поднял руку и отдал команду, мотоциклисты вскинули автоматы.

- Взять его! - крикнул немец, указывая на шофера, но солдаты-чехи уже сбрасывали винтовки, защелкали затворы.

Англичане опасливо отошли в сторону, француз поспешно скрылся в броневике.

Полковник понял, что именно здесь, на его участке, произойдет сейчас то, чего так жаждут немцы, - столкновение. Он бросился в промежуток, разделявший чехов от немцев, и, раскинув руки, обернулся к своим солдатам:

- Ни шагу! - Он вынул пистолет. - Помните приказ: ни одна капля крови не должна быть пролита сегодня.

Часть чехов в нерешительности остановилась, другие продолжали наступать.

- Жизнью своею заклинаю: ни шагу! - крикнул полковник и поднял пистолет.

- Довольно предательств! - крикнул кто-то из рядов чехов.

- Долой предателей! - повторил молодой солдат и бросился вперед со штыком наперевес.

Его возглас подхватили многие. Их голоса почти заглушили слабый хлопок пистолетного выстрела, но все увидели, как голова полковника резко мотнулась в сторону и с нее слетела фуражка. Несколько мгновений он, словно в раздумье, стоял, все еще держа предостерегающе вытянутую левую руку, потом рухнул вперед, лицом в пахучие мокрые листья, мягким покровом устилавшие землю.

Англичане переглянулись. Длинный пожал плечами, достал блокнот и, посмотрев на часы, стал писать.

Немец захлопнул дверцу броневика. Ее резкий металлический стук показался особенно громким на притихшей поляне. Чехи в оцепенении глядели на тело полковника. Его раскинутые руки продолжали преграждать путь к немецким машинам.

Прошло несколько минут. Солдаты положили тело полковника на носилки и поставили их позади вынутых из санитарки носилок Даррака и Гарро.

Немец выглянул из броневика и крикнул, держа над головою часы:

- У вас ровно столько времени, сколько нужно, чтобы бегом достичь границы зоны эвакуации.

Чехи построились. Майор занял место впереди. Его негромкая команда глухо прозвучала среди деревьев. Колонна двинулась. В голове несли трое носилок. Было отчетливо слышно чваканье многочисленных ног на мокрой земле. Англичанин спросил немецкого офицера:

- Кажется, все в порядке?

Немец щелкнул каблуками и, приставив два пальца к козырьку, снисходительно ответил:

- Jawohl!

Англичане молча уселись в автомобиль и выехали на шоссе.

Поравнявшись с идущим во главе гарнизона майором, длинный англичанин затормозил и предложил ему сесть. Майор отвернулся и ничего не ответил. Англичанин пожал плечами и нажал акселератор. Брызги грязи плеснули из-под шин и обдали прикрытые одеялами носилки. Закусив губу, Ярош отер грязь с лица Луи.

Деревья по сторонам дороги стояли молчаливые, серые, печально кивая ветвями вслед уходящим чешским солдатам.

Там, где проходила колонна, лес сбрасывал с себя остатки праздничного убранства осени и деревья оставались стоять большие и суровые, с поникшими, словно в трауре, черными ветвями.

24

Ян Бойс проделал перед зеркалом все двенадцать гимнастических упражнений, накинул на шею полотенце и, прежде чем итти мыться, остановился перед висевшим на стене расписанием. Он помнил каждую фамилию в каждой из шести клеток, соответствующих рабочим дням недели; помнил часы и минуты, стоявшие против каждой из тридцати фамилий. Изменения в расписании происходили редко, - только тогда, когда Трейчке давал Бойсу какой-нибудь новый адрес. Тогда Бойс шел к новому клиенту, и шофер или дворник какого-нибудь генерала или советника снабжали его папиросными коробочками для Трейчке.