Ломаные линии судьбы - Татьяна Александровна Алюшина

– Сам рюкзак – это ручная работа и единственный экземпляр, его, если честно, очень жалко. Ну, ещё косметика недешёвая, совсем немного налички, около двух тысяч, а так всё по мелочи: разные женские необходимые штучки. По большому счёту ничего по-настоящему дорогого и важного в нём не было. Вот я и подумала, что «гнать волну» из-за самого рюкзачка и брелока – только лишние проблемы себе организовать. Мама однажды была свидетелем кражи и, как добропорядочная гражданка, пришла в полицию, чтобы дать показания и написать заявление. Так она просидела там пять часов, ожидая, когда её примут. Пять часов мне сидеть точно не хотелось.

– Подытожим, – тяжело вздохнул Шагин и потёр ладонью лицо. – На вас напал и ограбил мужчина, но точно не Чащин, поскольку преступник был совершенно иной комплекции. Через две недели убивают Чащина и у него в ладони вы находите свой брелок. Кстати, – посмотрел он на Глашу, – надеюсь, вы понимаете, что это сокрытие важной улики с места преступления и вообще-то уголовно наказуемое деяние?

– Что-то у меня как-то много уголовных деяний, – обратила на сей факт внимание Глаша. – Следователю надерзила, улику умыкнула, – покачала она головой, ни грамма не раскаиваясь. – Осознаю, что это неправильно, но оставить его я не могла. Не могла, и всё. Даже в том, не самом адекватном от потрясения и шока состоянии я понимала, что кто-то вложил в руку Чащина мой брелок намеренно. Мне кажется сомнительным, что он держал его в руке, пока его убивали. Но эту мысль я уже додумывала после, когда немного пришла в себя. И кстати, если бы я его не забрала, то Викторов меня уже бы в кутузку закатал.

– Ну, это вряд ли, – хмыкнул Шагин. – Сначала требуется установить хозяина брелока, для чего необходимо провести некоторые разыскные мероприятия, а это время. Нашли бы, разумеется, отрабатывая связь убитого с вами, правда, не за один день. Но, забрав брелок, вы лишили следствие нескольких направлений поиска: например, возможность вычислить вашего грабителя и через него выйти на убийцу. Или это сделал тот же самый человек, что вас ограбил. Вот такие последствия вашего деяния, Аглая Сергеевна, – не то чтобы всерьёз отчитал её Шагин. Не отчитал даже, так… поставил на вид.

– В полицию не пойду и брелок не отдам, – предупредила Глаша самым решительным образом.

– И не предлагаю, – отмахнулся от такой идеи Шагин.

Задумавшись, он, поставив локоть на стол, опустил лицо в ладонь и помассировал большим и указательным пальцами виски, пытаясь разогнать усталость, окутывавшую паутиной. Посидел так несколько секунд, поднял голову и спросил, посмотрев на девушку:

– Я понимаю, Аглая, насколько вам неприятно и тяжело вспоминать о той ночи, но всё же спрошу: что вы подумали, когда нашли тело? Я имею в виду, что вы подумали о способе, которым его убили. – И уточнил, с ноткой извинения в тоне: – Если, конечно, вы могли в тот момент что-то думать и осмысливать.

– Не могу утверждать, что я логично рассуждала и совершенно адекватно мыслила в тот момент… – не сразу начала отвечать Глаша, неосознанно поглаживая губы пальцами, как делала, когда о чём-то глубоко задумывалась, – но пусть и сумбурно и перепуганно, но как-то всё-таки я анализировала происходящее. И чётко помню, что первая мысль, которая выскочила в голове, была о том, что его кто-то ужасно и безжалостно пытал. А второй мыслью, вдогонку, было предположение, что такое мог сотворить только какой-то неадекватный маньяк, который ради своего удовольствия раскромсал живого человека.

– А он был жив? – тут же профессионально зацепился за мимоходом обронённое девушкой слово Шагин, мгновенно подобравшись.

– Уф-ф… – выдохнула Глаша с печальным бессилием, подбирая слова. – Скорее всё же мёртв. Когда я нащупала его пульс, он даже не бился, а трепыхнулся, что ли, еле-еле всего пару раз, когда он издал последний выдох.

У Аглаи перед глазами от этого воспоминания тут же выскочила картинка – настолько детальная и подробная, сволочь, что на какой-то момент Глаша даже жуткий запах, который там стоял, почувствовала – и словно снова увидела, как вылетает изо рта Виктора кровавыми пузырями тот самый его последний выдох.

– Только выдохнул или что-то всё-таки произнёс? – уточнил Шагин, своим вопросом выдирая Аглаю из её жуткого мысленного «кино»

– Явно пытался что-то сказать, но… – Она пожала неопределённо плечами.

– Вы услышали? Поняли? – не отступая, настойчиво продолжал допытываться Шагин.

– Ну-у-у… – задумалась Аглая, опустила голову, прикрыла глаза и, неосознанно тихонько поглаживая их пальцами, заставила себя заново прокрутить ещё раз страшную картинку. – Эм-м-м, это было похоже… мне послышалось, что он просипел «она», – Глаша подняла голову и посмотрела на Шагина, – но это с большой натяжкой, скорее дань моему воображению.

– Понятно, – кивнул Игорь и поблагодарил: – Спасибо большое, что ответили. Это важно. И извините, что вынудил вас снова вспоминать.

А потом уже точно завершил их разговор, поменяв тон с доверительного на более деловой:

– Давайте договоримся так, Аглая: к адвокату обращаться пока не надо. Успеете, если что, а в данный момент не вижу необходимости. Завтра я поговорю кое с кем из Следственного комитета, разузнаю, что у них имеется по этому делу. Подъеду к вам вечером, расскажу, что удалось узнать, и мы подумаем, что следует предпринимать. И надо ли вообще будет что-то предпринимать. – Он посмотрел на девушку странным, нечитаемым, задумчивым взглядом и спросил: – Договорились?

– То есть вы собираетесь мне помогать? – переспросила несколько обескураженно Глаша и, наверняка от нервов, не удержавшись, пошутила, выдав невовремя выскочившую из памяти цитату из «Двенадцати стульев»: – В том смысле, что будем сотрудничать и вы дадите мне парабеллум?

– Нет, Аглая, парабеллум я вам не дам, вы и без оружия изрядно отметились в этом деле, – устало усмехнулся, качнув головой, Шагин. – Но если бы я не собирался вам помогать, то просто не пришёл бы.

– Эм-м-м, – стушевалась Аглая и просто, искренне поблагодарила: – Но вы пришли. Спасибо вам, Игорь Борисович.

– Пока не за что, – отказался он от благодарности.

Весь день Аглая думала об Игоре Шагине.

М-да, похоже, что это уже клиника.

Глаша подумала о нём, стоило ей только проснуться и открыть глаза, и думала, когда завтракала, вспоминая и прокручивая в памяти весь их разговор – его слова, взгляды, жесты, интонации и мимику. Добираясь до мастерской, она продолжала вести с Шагиным мысленный диалог, а когда села за заказ, придумывала, как могла гораздо лучше ответить на его вопросы и замечания – умнее, изящнее, тонко-иронично, добавив искристого юмора в свои слова. А когда вспоминала, как она выглядела, то расстраивалась