Как заарканить миллионера - Элизабет Беверли

Честно говоря, Дорси не очень понимала, что в Карлотте привлекало мужчин — кроме секса, разумеется. Ясно одно: любовью там и не пахло.

— В тот вечер твоя мать сказала, что никогда не была замужем, — прервал паузу Адам.

— Это правда, — кивнула Дорси.

— Но все-таки я думал, что она и твой отец… — Адам не закончил фразу, боясь причинить боль Дорси.

Вот и пришло время, подумала Дорси. Неожиданный поворот разговора не застал ее врасплох. Ни сама Дорси, ни ее мать никогда не скрывали обстоятельств ее появления на свет — хоть и не показывали пальцем на Реджинальда Дорси.

Не в первый раз Дорси приходилось объяснять, почему у всех есть отцы, а у нее нет. За прошедшие годы она выдумала множество историй об отсутствующем отце — такое множество, что в конце концов сама перестала понимать, где правда, а где ложь во спасение.

Но сейчас не время для лжи. Почему-то Дорси не хотелось ничего выдумывать.

Реджинальд Дорси был одним из бесчисленных покровителей Карлотты. Их связь ничем не отличалась от всех предыдущих и последующих… кроме одного: Карлотта забеременела и родила девочку. Первые шесть лет жизни Дорси Реджинальд заботился о дочери, но, когда Карлотта ему наскучила, вышвырнул их обеих из своей жизни. С тех пор Дорси его больше не видела.

Знала она о нем достаточно — и не только из воспоминаний Карлотты. Реджинальд Дорси был известен в своем кругу — видный бизнесмен местного масштаба. Долго и счастливо — насколько она знала — женатый.

Дорси знала и то, что он овдовел в прошлом году. Трое законных детей, все старше Дорси. Живет один, если не считать слуг, в огромном и величественном особняке в Хинсдейле.

Поскольку Карлотта продолжала вращаться в том же кругу, время от времени они сталкивались — в театре или на приемах. Обменивались парой вежливых слов и расходились. Очень редко Реджинальд спрашивал о дочери.

У Дорси же был свой круг общения, и она с Реджинальдом не встречалась и не делала таких попыток.

Карлотта и не таила обиды на Реджинальда, объяснив себе его предательство издержками профессии. Но Дорси не состояла у него на жалованье и простить не могла.

— Мой отец, — ответила она теперь, — был одним из «благотворителей» матери. Много-много лет назад, — добавила она, хотя это и так было ясно.

— Ты говоришь в прошедшем времени, — заметил он.

— Да, потому что все в прошлом.

— Он больше не видится с твоей матерью?

— Думаю, нет.

— А с тобой?

— Тем более нет.

— Ты знаешь, кто он?

Дорси почувствовала, что краснеет, разозлилась на себя и от этого покраснела еще гуще. Чего ей стыдиться? Не ее вина, что она незаконнорожденная. И вообще, кого это волнует в наш просвещенный век?

К сожалению, двадцать лет назад это волновало очень и очень многих. Например, учителей в школе, родителей ее школьных подруг…

— Да, — ответила она. — Знаю.

— А он знает о тебе?

— Да.

— И он никогда не пытался наладить с тобой контакт?

— Никогда.

Адам молчал, скрестив руки на груди и пристально вглядываясь в ее лицо. Дорси тоже молчала. Ей было интересно узнать, что-то он теперь скажет. Ей уже подумалось, что он онемел навеки, когда Адам заговорил:

— Знаешь, милая моя Мак, я наконец-то начинаю тебя понимать.

«Тоже мне, психолог доморощенный!» — сердито подумала Дорси, изо всех сил стараясь не

Растаять от нежного обращения. Почему он назвал ее «милой»? И что же он понял? Лучше об этом не думать… и безопаснее всего вернуться к вопросу, который Адам задал раньше.

— Вот почему я заинтересовалась социологией, — объяснила она. — Из года в год, наблюдая… м-м… социальное поведение матери, задавалась вопросом: что же происходит между мужчинами и женщинами? И вот что я тебе скажу: хотя мужчины правят миром, и это, конечно, безобразие, на самом деле, мне кажется, не так-то просто понять, кто главнее.

— Хочешь сказать, что миром правят женщины? — заинтересовался Адам.

— Нет, миром, конечно, правят мужчины. Но вспомни, сколько царей, полководцев, героев ставили на кон и теряли все, что имели, из-за женщины! Взять хотя бы Антония и Клеопатру… И посмотри, — продолжала она, незаметно для себя увлекаясь любимой темой, — какой получается занятный парадокс: миром правят мужчины, а мужчинами — женщины. Почему же женщины не возьмут власть в свои руки? Почему мирятся со своим подчиненным положением? Почему мы по-прежнему позволяем себя унижать?

— На этот вопрос легко ответить, — заметил Адам.

— Так ответь.

— Потому что твоя гипотеза ошибочна. Женщины не властвуют над мужчинами.

— Да неужели?

— Конечно. Ты сама сказала: твоя мать всю жизнь зависела от милости мужчин. Не она над ними властвовала, а они над ней.

— Я пока не спорю, — осторожно заметила Дорси, — просто размышляю вслух. Подумай вот о чем. Нам кажется, что мужчина властвует над своей любовницей. Он ее выбирает, он ей платит. Но ведь содержать любовницу — дело не только дорогое, но и опасное. Может узнать жена, будет семейный скандал, развод, возможно, пострадает даже деловая репутация… И все же он идет на это. Потому что у женщины есть нечто такое, что ему нужно. Ради чего он готов рискнуть. Но что именно — я не понимаю.

Адам выпрямился, явно заинтересовавшись.

— Как же так ты, специалист, без пяти минут профессор, не можешь понять таких простых вещей?

— Не могу, — призналась Дорси. — Я и диплом по этой теме писала: накатала сто двадцать страниц рассуждений и выводов и все равно осталась недовольна.

Адам покрутил головой.

— Столько труда — и все попусту! — Улыбка его стала шире, и у Дорси возникло неприятное ощущение, что он над ней смеется. — Может быть, тебе в твоих изысканиях не хватает… партнера?

— Ну нет, спасибо! — возразила Дорси, с ужасом ощущая, как по телу разливается какое-то странное томление. — Все необходимые источники и материалы мне вполне доступны.

— Хотел бы я добраться до твоих… источников и материалов, — мечтательно произнес Адам.

— Послушай… — начала она.

Но что намеревалась сказать Дорси, Адам так никогда и не узнал. Ибо он без лишних слов придвинулся к ней. Диван был широкий и длинный, а они сидели далеко друг от друга, так что Дорси наивно полагала, будто в случае чего успеет вскочить. Она ошибалась. Не успела она и глазом моргнуть — а Адам уже был рядом.

Слишком поздно она догадалась о его намерениях, слишком поздно вскочила, готовая броситься наутек. Адам поймал ее за руку и мягко потянул обратно. Дорси ничего не оставалось, как приземлиться обратно на диван — прямо в объятия Адама, как он, впрочем, и рассчитывал.