Невеста опального рыцаря (СИ) - Алиса Атлас

ему или пригасить в вас. Рейтинг тут не главное. Главное — дополнительные способности. И их у вас очень много. — Она заторопилась, и, казалось, занервничала. Хотя, разве Грана умеет нервничать? Точно показалось. — Послушайте меня внимательно. Сейчас с вами будет говорить Начальник тайной канцелярии и брат короля по совместительству. Человек очень опасный и лично заинтересованный в перемещении вас из пары с Глейном. Не выдайте себя. Косите под дурочку. Ничего не знаю-не видела-показалось. Говорите, что циклическим сбоем назвали нарушение женского цикла. Всё по незнанию. Сейчас жизнь Глейна в ваших руках.

— А почему вы за него так переживаете?

— Риальта, за эту тайну я убью вас самолично, если расскажете даже ему. Он единственный живой родственник, с которым я могу общаться. Всё, идите срочно к Брину. И я вам ничего не говорила! Буду всё отрицать.

Когда уже закончится этот день? Сколько можно? Мозг наизнанку уже!

Блокнотик подарите, господин Брин? Риальта

Я выскочила из одной двери и провалилась в другую. Её распахнул широкоплечий гигант с внимательными карими глазами и приятной улыбкой. Он повел меня к креслу.

— Риальта, милочка, вы удивительно пунктуальны. — Не знала, как с ним говорить, а он сам подсказал «милочка». Еще бы зайкой назвал.

— Здравствуйте…ээээ.

— Меня зовут Брин. У меня грозная должность, хотя я вполне дружелюбный человек. — Он улыбнулся, как родной дядюшка на именинах племянницы. Дескать, бояться нечего, могу на лошадке покатать.

— Как это чудесно, господин Брин. А кем вы работаете? — Я смотрела на него, как влюблённая дурочка. По крайней мере, глазками хлопала.

— Зачем эта ерунда такой милой девушке?

— Ох, вы не представляете… — Грана бы мной гордилась. Дура высшего разряда перед очами руководителя тайной канцелярии. — Мы же недавно приняли присягу. А я приезжая, и вообще ничегошеньки в этом не понимаю. Думала, что буду сидеть в башне, делать ментальные картины. А тут надо понимать, кто кому начальник. Аж голова кругом. У всех какие-то звания. Надо как-то правильно обращаться при встрече. А я не знаю как. Не «дяденьками» же всех величать. Неловко, право слово. Так какая ваша должность? — Я сделала любопытные глаза.

— Начальник тайной канцелярии.

— Здорово! Надо же! Канцелярия! Я очень люблю всякие блокнотики и карандашики. Это красиво. И вы мне не начальник, это тоже хорошо. Значит можно расслабиться.

Брин смотрел на меня озадаченно. Словно встретился в трактире не с тем человеком, а уже заказ принесли, и официант усадил его за стол.

— Риальта, я вам обязательно подарю блокнотик. И карандашики тоже. Мне хочется с вами поближе познакомиться. Про вашу любовь к канцтоварам я уже понял. А что еще вам нравится?

— Ну, много чего. Книжки люблю. Тишину.

— А как вам визит на хрустальный корабль?

— Там был вкусный десерт, не помню названия. Он сначала был торт, но потом оказался не торт. И очень вкусный. Ни в жизни такого не ела. И чай какой-то чудной.

— А освещение какое было на корабле?

— Светильники на столе и на палубе тоже несколько штучек. Но я их толком не рассмотрела. Налегала на торт. Ой, простите. — Я робко потупила глаза.

— Послушайте, вы так меня испугались?

— Что вы, господин Брин! Вы такой приятный человек. Не то что этот Айс. Тряслась, как осиновый лист у него на собеседовании. Два слова не могла связать. Только «да» и «нет» говорила. А он еще и мой начальник, представляете какой кошмар? — Я всплеснула руками и возмущенно закатила глаза.

Брин сделал паузу, обошел стол и уселся в кресле рядом со мной.

— Риальта, а как вы себя чувствуете?

— Хорошо, господин Брин. Кормят тут прекрасно, хоромы королевские, да и вообще…

— Я обеспокоен вашим здоровьем. Говорят, что вы недавно болели. Циклический сбой подхватили.

— Ох, как неловко-то обсуждать это с мужчиной. Эти женские недомогания, вы меня смущаете. Перегрузки в тренировках, переезд. Вот цикл и сбился.

— Подождите, но вы же говорили о ночных кошмарах, а не о девичьих днях.

— Вы меня в краску вгоняете. Ну как же, цикл сбился, у меня от этого ммм… болит…эээ… всё. И ещё ужасы снятся. А потом, как … ой, не могу я с вами это обсуждать. Может я медичке расскажу, а вы уж с ней поговорите, а?

Я прижала руки к щекам и опустила глаза в пол. У меня смуглая кожа и румянца не бывает. Так спрячем несуществующие красные щеки под ладонями. Брин вздохнул. И отсел за стол.

— Расскажите тогда про своих родителей.

Я вздохнула и продолжила разговор чуть быстрее и тоньше, громко вдыхая воздух после каждого предложения. Таким мерзким, но вдохновленным голоском.

— Мама работала садовником у нашего мэээээра. У нее прямо талант был. Она такие редкие цветочки выращивала, что к нам даже приезжали на них специально посмотреть. А какие букеты из них составляла. Загляденье прямо! Такая хорошая женщина была. Её все любили. А потом захворала и умерла. Представляете?

Брин потер виски и откинулся в кресле.

— А папа?

— Тут тоже неловко так вышло, господин Брин. Прямо даже не знаю, как и сказать.

— Риальта, я хочу вам только добра. Вы очаровали меня с первой секунды. Говорите искренне, я сумею вас поддержать и защитить. — Он умел говорить душевно. Но видно было, что разговор его раздражает.

— Папа работал конюхом. Лошадок разводил горных. Ну, вы же знаете, тех, которые через перевалы могут быстро ходить с большой ношей и не падать. Он и мне лошадку подарил. Такую светленькую, как карамелька. Мы ее так и назвали.

— А в чем неловкость-то? В лошадке?

— Да нет же, с лошадкой всё очень было хорошо. Да только когда мама-то умерла, папа мне сказал, что я ему не родная. То есть любил он меня как родную, да только я ему падчерица. А я и не знала, представляете? Жили-то они вместе. Так что и не знаю, как это вышло.

Я изобразила горе горькое и печаль печальную. Начала теребить оборку на платье. И вдруг почувствовала, что ко мне в голову лезут со сканированием. Без спросу. Умело, грубо. Вот нахал! Секундочку! Придержите коней, господин Брин! Щит. Над ним изображение.

Моментально нарисовала, как я иду по городу, а кумушки у ворот шушукаются: «Да она бастард… Нагуляла, нагуляла-то видно мать… Личиком-то на кузнеца похожа. Может и его кровиночка». И потом бег в заросли ароматника и слезы в три ручья.

Брин прервал слияние. На его лице было удивленно-брезгливое выражение. Он умело прикрыл его благожелательной улыбкой.

— Милая моя деточка, сколько тебе горя пришлось испытать. А батюшку ты своего родного