Прощай, оружие! - Эрнест Хемингуэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прежде ездили.
– Хорошая вещь, – сказал Аймо. – Прекрасная вещь велосипед.
– Эх, черт, были бы у нас велосипеды! – сказал Бонелло. – Я плохой ходок.
– Что это, стреляют? – спросил я. Мне показалось, что я слышу выстрелы где-то вдалеке.
– Не знаю, – сказал Аймо. Он прислушался.
– Кажется, да, – сказал я.
– Раньше всего мы увидим кавалерию, – сказал Пиани.
– По-моему, у них нет кавалерии.
– Тем лучше, черт возьми, – сказал Бонелло. – Я вовсе не желаю, чтобы какая-нибудь кавалерийская сволочь проткнула меня пикой.
– Ловко вы того сержанта прихлопнули, tenente, – сказал Пиани. Мы шли очень быстро.
– Я его застрелил, – сказал Бонелло. – Я за эту войну еще никого не застрелил, и я всю жизнь мечтал застрелить сержанта.
– Застрелил курицу на насесте, – сказал Пиани. – Не очень-то быстро он летел, когда ты в него стрелял.
– Все равно. Я теперь всегда буду помнить об этом. Я убил эту сволочь, сержанта.
– А что ты скажешь на исповеди? – спросил Аймо.
– Скажу так: благословите меня, отец мой, я убил сержанта.
Все трое засмеялись.
– Он анархист, – сказал Пиани. – Он не ходит в церковь.
– Пиани тоже анархист, – сказал Бонелло.
– Вы действительно анархисты? – спросил я.
– Нет, tenente. Мы социалисты. Мы все из Имолы.
– Вы там никогда не бывали?
– Нет.
– Эх, черт! Славное это местечко, tenente. Приезжайте туда к нам после войны, там есть что посмотреть.
– И там все социалисты?
– Все до единого.
– Это хороший город?
– Еще бы. Вы такого и не видели.
– Как вы стали социалистами?
– Мы все социалисты. Там все до единого – социалисты. Мы всегда были социалистами.
– Приезжайте, tenente. Мы из вас тоже социалиста сделаем.
Впереди дорога сворачивала влево и взбиралась на невысокий холм мимо фруктового сада, обнесенного каменной стеной. Когда дорога пошла в гору, они перестали разговаривать. Мы шли все четверо в ряд, стараясь не замедлять шага.
Глава тридцатая
Позднее мы вышли на дорогу, которая вела к реке. Длинная вереница брошенных грузовиков и повозок тянулась по дороге до самого моста. Никого не было видно. Вода в реке стояла высоко, и мост был взорван посередине; каменный свод провалился в реку, и бурая вода текла над ним. Мы пошли по берегу, выискивая место для переправы. Я знал, что немного дальше есть железнодорожный мост, и я думал, что, может быть, нам удастся переправиться там. Тропинка была мокрая и грязная. Людей не было видно, только брошенное имущество и машины. На самом берегу не было никого и ничего, кроме мокрого кустарника и грязной земли. Мы шли вдоль берега и наконец увидели железнодорожный мост.
– Какой красивый мост! – сказал Аймо. Это был длинный железный мост через реку, которая обычно высыхала до дна.
– Давайте скорее переходить на ту сторону, пока его не взорвали, – сказал я.
– Некому взрывать, – сказал Пиани. – Все ушли.
– Он, вероятно, минирован, – сказал Бонелло. – Идите вы первый, tenente.
– Каков анархист, а? – сказал Аймо. – Пусть он сам идет первый.
– Я пойду, – сказал я. – Вряд ли он так минирован, чтобы взорваться от шагов одного человека.
– Видишь, – сказал Пиани. – Вот что значит умный человек. Не то что ты, анархист.
– Был бы я умный, так не был бы здесь, – сказал Бонелло.
– А ведь неплохо сказано, tenente, – сказал Аймо.
– Неплохо, – сказал я. Мы были уже у самого моста. Небо опять заволокло тучами, и накрапывал дождь. Мост казался очень длинным и прочным. Мы вскарабкались на железнодорожную насыпь.
– Давайте по одному, – сказал я и вступил на мост. Я оглядывал шпалы и рельсы, ища проволочных силков или признаков мины, но ничего не мог заметить. Внизу, в просветах между шпалами, видна была река, грязная и быстрая. Впереди, за мокрыми полями, можно было разглядеть под дождем Удине. Перейдя мост, я огляделся. Чуть выше по течению на реке был еще мост. Пока я стоял и смотрел, по этому мосту проехала желтая, забрызганная грязью легковая машина. Парапет был высокий, и кузов машины, как только она въехала на мост, скрылся из виду. Но я видел головы шофера, человека, который сидел рядом с ним, и еще двоих на заднем сиденье. Все четверо были в немецких касках. Машина достигла берега и скрылась из виду за деревьями и транспортом, брошенным на дороге. Я оглянулся на Аймо, который в это время переходил, и сделал ему и остальным знак двигаться быстрее. Я спустился вниз и присел под железнодорожной насыпью. Аймо спустился вслед за мной.
– Вы видели машину? – спросил я.
– Нет. Мы смотрели на вас.
– Немецкая штабная машина проехала по верхнему мосту.
– Штабная машина?
– Да.
– Пресвятая дева!
Подошли остальные, и мы все присели в грязи под насыпью, глядя поверх нее на ряды деревьев, канаву и дорогу.
– Вы думаете, мы отрезаны, tenente?
– Не знаю. Я знаю только, что немецкая штабная машина поехала по этой дороге.
– Вы вполне здоровы, tenente? У вас не кружится голова?
– Не острите, Бонелло.
– А не выпить ли нам? – спросил Пиани. – Если уж мы отрезаны, так хотя бы выпьем. – Он отцепил свою фляжку от пояса и отвинтил пробку.
– Смотрите! Смотрите! – сказал Аймо, указывая на дорогу. Над каменным парапетом моста двигались немецкие каски. Они были наклонены вперед и подвигались плавно, с почти сверхъестественной быстротой. Когда они достигли берега, мы увидели тех, на ком они были надеты. Это была велосипедная рота. Я хорошо разглядел двух передовых. У них были здоровые, обветренные лица. Их каски низко спускались на лоб и закрывали часть щек. Карабины были пристегнуты к раме велосипеда. Ручные гранаты ручкой вниз висели у них на поясе. Их каски и серые мундиры были мокры, и они ехали неторопливо, глядя вперед и по сторонам. Впереди ехало двое, потом четверо в ряд, потом двое, потом сразу десять или двенадцать, потом снова десять, потом один, отдельно. Они не разговаривали, но мы бы их и не услышали из-за шума реки. Они скрылись из виду на дороге.
– Пресвятая дева! – сказал Аймо.
– Это немцы, – сказал Пиани. – Это не австрийцы.
– Почему здесь некому остановить их? – сказал я. – Почему этот мост не взорван? Почему вдоль насыпи нет пулеметов?
– Это вы нам скажите, tenente, – сказал Бонелло.
Я был вне себя от злости.
– С ума все посходили. Там, внизу, взрывают маленький мостик. Здесь, на самом шоссе, мост оставляют. Куда все девались? Что ж, так их и не попытаются остановить?
– Это вы нам скажите, tenente, – повторил Бонелло.
Я замолчал. Меня это не касалось; мое дело было добраться до Порденоне с тремя санитарными машинами. Мне это не удалось. Теперь мое дело просто добраться до Порденоне. Но я, видно, не доберусь даже до Удине. Ну и черт с ним! Главное это сохранить спокойствие и не угодить под пулю или в плен.
– Вы, кажется, открывали фляжку? – спросил я Пиани. Он протянул мне ее. Я отпил порядочный глоток. – Можно идти, – сказал я. – Спешить, впрочем, некуда. Хотите поесть?
– Тут не место останавливаться, – сказал Бонелло.
– Хорошо. Идем.
– Будем держаться здесь, под прикрытием?
– Лучше идти по верху. Они могут пройти и этим мостом. Гораздо хуже будет, если они очутятся у нас над головой, прежде чем мы их увидим.
Мы пошли по железнодорожному полотну. По обе стороны от нас тянулась мокрая равнина. Впереди за равниной был холм, и за ним Удине. Крыши расступались вокруг крепости на холме. Видна была колокольня и башенные часы. В полях было много тутовых деревьев. В одном месте впереди путь был разобран. Шпалы тоже были вырыты и сброшены под насыпь.
– Вниз, вниз! – сказал Аймо.
Мы бросились вниз, под насыпь. Новый отряд велосипедистов проезжал по дороге. Я выглянул из-за края насыпи и увидел, что они проехали мимо.
– Они нас видели и не остановились, – сказал Аймо.
– Перебьют нас здесь, tenente, – сказал Аймо.
– Мы им не нужны, – сказал я. – Они гонятся за кем-то другим. Для нас опаснее, если они наткнутся на нас неожиданно.
– Я бы охотнее шел здесь, под прикрытием, – сказал Бонелло.
– Идите. Мы пойдем по полотну.
– Вы думаете, нам удастся пройти? – спросил Аймо.
– Конечно. Их еще не так много. Мы пройдем, когда стемнеет.
– Что эта штабная машина тут делала?
– Черт ее знает, – сказал я. Мы шли по полотну. Бонелло устал шагать по грязи и присоединился к нам. Линия отклонилась теперь к югу, в сторону от шоссе, и мы не видели, что делается на дороге. Мостик через канал оказался взорванным, но мы перебрались по остаткам свай. Впереди слышны были выстрелы.
За каналом мы опять вышли на линию. Она вела к городу прямиком, среди полей. Впереди виднелась другая линия. На севере проходило шоссе, на котором мы видели велосипедистов; к югу ответвлялась неширокая дорога, густо обсаженная деревьями. Я решил, что нам лучше всего повернуть к югу и, обогнув таким образом город, идти проселком на Кампоформио и Тальяментское шоссе. Мы могли оставить главный путь отступления в стороне, выбирая боковые дороги. Мне помнилось, что через равнину ведет много проселочных дорог. Я стал спускаться с насыпи.