Было записано - Greko

желавшие удачно пристроить дочку, собирались тут, в Пятигорске, в поисках «ну очень перспективных» женихов. А меж них, этих «очень важных дворян», шныряли изуродованные свинцом, сталью, малярией или цингой бедные солдатики, стараясь не попадать на глаза господам. Кавказцы иного рода! Серые шинели. Куринцы, тенгинцы, навагинцы, простые линейцы. Потерявшие здоровье во славу Империи. Их следовало пожалеть, сунуть полтину-подаяние. Или просто послать подальше, чтоб не путались под ногами.

… Когда Дороховский — конечно, не Лермонтовский! — отряд был расформирован, Вася вернулся в родную роту резервного батальона. Дело ему быстро нашлось. В декабре прибыло пополнение. Сотни солдат и унтер-офицеров. Граббе в погоне за славой ополовинил потерями Куринский полк. Военное министерство добавило перчику. Пыталось дирижировать военными действиями с помощью курьеров и слало пополнения. В дополнение к двум сотням белевцев, подтянувшихся в июне, к полутора тысячам, прибывшим в августе, в декабре 1840-го прислало сводный батальон из кременчугского и алексопольского полков, но и дёрнуло под полтысячи коренных куринцев в новообразованные линейные батальоны. Поплыл полк. Вася еле удержался в Грозной, задействовав все свои связи. Спасли навыки застрельщика.

На Сунженской линии и на кумыкской равнине не осталось войск, кроме куринцев. Всю зиму бегали за хищником, упустить которого — конного пешим — казалось позором. Егеря! Знай все тропинки, ледовые переходы через Терек, имей военную чуйку и учи на собственном примере новоприбывших — вот и вся наука!

Фрейтаг думал несколько иначе. Начал масштабные учебные стрельбы. Он обнаружил после Пулло гигантские запасы пороха, которые по идее должны были быть использованы для обучения личного состава полка, но на это всем было покласть[1]. Не только в куринских батальонах — на всем Кавказе! В полках ОКК укоренилась дикая идея: коль ружья — говно, то и не хрен точно стрелять, штык вывезет! К личному оружию отношение было наплевательское. Лишь бы сверкало на смотрах, когда являлись проверяющие. Наждаком терли не только снаружи — изнутри! Винты были разболтаны, пружины ослаблены, прицелы сбиты, стрелять толком никто не умел.

— Пуля сама найдет кого клюнуть! — таково было общее мнение.

Полковник Фрейтаг, сын саксонского пастора, но невоздержанный в офицерских пирушках, думал иначе. Деятельный, разумный, преданный до энтузиазма военному делу, влюбленный в службу, воодушевленный назначением командиром славных куринцев, он задался целью научить их огненному бою.

Не красив куринец с виду,

Но зато орлом глядит.

И сказать вам не в обиду

Он хоть чорта победит…

— распевали офицеры, прошедшие Ахульго и Валерик, за столом командира.

Фрейтаг добродушно кивал. К этим бедовым головам, многие из которых годились ему в старшие братья, у него было особое отношение. Прощал им любые, самые дикие, выходки. Новоприбывших белевцев, туляков или кременчугцев гнал из полка нещадно, заставляя подавать в отставку за куда более невинные провинности. Пополнения хватало: все «благородия» искали впечатлений или карьеры на Кавказе. Даже иностранцы! Слава куринцев влекла даже самых никчёмных — в одночасье Кавказ сделался модным.

— Что есть куринец как боец? — спросил командир своих офицеров.

Засидевшийся в поручиках Лосев тут же откликнулся:

— Давно мы дошли логическим путем, что устав потребно отринуть!

— Точно! — заревели старшие офицеры, Циклауров и Витторт. — На поле боя — что видим? Лесную тропинку. Крутой подъем. Лес густой и ночную тьму. А ну как выскочит чеченец из-за куста — что делать солдату? Лишь на собственную чуйку полагаться, иначе пропадай! И на штык! Грудью сойдемся с противником — пошла потеха!

— А стрельба? — хитро прищурившись спросил Фрейтаг.

— Из железной палки? — изумились все полковые старожилы и махнули не глядя по чаше кизлярки. — Коли 25 человек из трехсот в роте попадут в офицерскую мишень, то праздник!

— Херня! — припечатал обрусевший немец Фрейтаг и тоже выпил.

Стал он выводить на стрельбы роты. Ставил шест с мишенью на дальнем расстоянии.

— Ну, кто попадет? Тому рубль серебром!

Солдаты увлеклись. Пороха не жалели. Вроде, стало получаться.

— А ты чего не стреляешь? — спросил Фрейтаг Васю.

— Рупь ваш пожалел.

— А ну! — развеселился полковник.

Вася стрельнул. Из штуцера стрелять — одно удовольствие. Выменял его у Пулло, вывалив бывшему командиру кучу добычи из осеннего похода. Отставной генерал кочевряжиться не стал. Как увидел груду кинжалов в серебряной оправе, тут же хлопнул с унтером по рукам. Ему еще сына в генералы выводить!

— Винтовочка у тебя знатная, унтер. А из обычного ружья?

Унтер-офицер Девяткин скривился. Но отнекиваться не стал. Взял у первого попавшегося под руку солдата раздолбанное ружьишко.

— С треноги — годится? — уточнил у полковника.

— Валяй!

Вася выстрелил.

— Вот, что значит настоящий куринец! — заревел Фрейтаг. — Смотрите все и учитесь! Карабинер? — уточнил у Девяткина.

— Так точно!

— Что ж вы оплошали, 5-я рота? Обставили вас егеря⁈

Вася потупился. 21-го декабря сыграли тревогу. Только закончил барабанщик, 13-я егерская уже стояла под ружьем. Васина рота прибежала на плац через 15 минут, 2-я — через полчаса. Сделали карабинеров егеря! Не поспоришь!

— Да они… да мы… — растерянно замямлил унтер.

— Не журись, герой! — хлопнул Васю по плечу Фрейтаг. — Держи свой рубль! Заработал!

(рисунок чуть более позднего, конца 50-х, времени из книги «Осада Кавказа». Крепостное ружье?)

Яна Карловича куринцы обожали. Молились на командира[2]. Следили за ним, чтобы не вляпался по незнанию или неосторожности в неприятности. Порой даже не спрашивая разрешения у офицеров.

Вася случайно узнал, что Фрейтаг собрался прокатиться по окрестностям. Прибежал в казарму:

— Рота, подъем! Выдвигаемся в лес!

— Спятил, Безбашенный⁈ — заворчали «дядьки». — Разве можно без офицера⁈

Вася не стал объяснять, что подслушал разговор взводных с Лосевым. С Игнатичем — свои отношения! И на фронтире жизнь другая: шевели булками, иначе — беда! Кому, как не бывшему охотнику, о том знать. Бог не выдаст, свинья не съест!

— Про набеги — не слыхали⁈ Чечен в лесу!

— Василь Петрович! Ты, конечно, человек уважаемый и геройский, но в лес бежать без приказа…

— А ну? Кто со мной?

Треть роты откликнулась, старослужащие. Сторожко выдвинулись в лес. Сотня залегла в секретах. Появилась офицерская кавалькада в сопровождении казаков. Гребенцы мигом заметили солдат.

— Кто старший⁈ — заревел Фрейтаг.

— Меня вините, Вашвысьбродь! — встал Девяткин в полный рост.

Его оттолкнул полковой знаменщик, набившийся в компанию.

— И меня!

— И меня! — закричал ротный барабанщик.