Детектив и политика 1991 №3(13) - Дик Фрэнсис

его, и он встал на ноги, мощным броском плеч швырнул меня снова в седло и, покачивая головой, будто от отвращения, устремился вперед. Теперь впереди была лошадь, что шла рядом, и еще две, которые брали препятствие, пока мы там барахтались, так что к последнему препятствию мы подошли четвертыми.

Во время падения я потерял стремена, и мне не удалось вдеть в них ноги к моменту прыжка, так что мы взлетели, звякая и лязгая железом в воздухе. Я обхватил его круп ногами и слегка поощрял, и Тэрниптоп довел игру до конца, он обогнал двух лошадей и финишировал вторым.

Джеймс ждал в боксе, где расседлывают лошадей. С его лица было старательно стерто всякое выражение. Лицо игрока в покер. Я спрыгнул с седла.

— Вы никогда не будете так работать для меня, как сегодня, — сказал он.

— Не буду, — согласился я, отстегнул пряжки подпруги, снял седло, взял его под мышку и, наконец, посмотрел ему в глаза. Они непроницаемо поблескивали из-под сощуренных век.

— Вы доказали, нерв есть, — проворчал он. — Но вы могли погубить мою лошадь, доказывая свою правоту.

Я молчал.

— И себя, — добавил он, подразумевая, что это менее важно.

Я покачал головой, слабо улыбнувшись:

— Не было шанса.

— Гм. — Он окинул меня тяжелым взглядом. — Лучше приходите вечером в конюшни. Мы не можем говорить о… о том, о чем надо… здесь. Тут слишком много народу.

И, словно ставя точку под этой фразой, владелец победителя наклонился через разделяющий барьер и стал восхищаться Тэрниптопом, а я поднял шлем и пошел в весовую, так и не зная, что же случилось перед скачкой в боксе, где седлают лошадей.

Тик-Ток стоял в раздевалке возле моей вешалки. Он изящно поставил ногу на скамейку и сдвинул тирольскую шляпу на затылок.

— В следующий раз, когда вы отправитесь на такую скачку, оставьте завещание на вашу половину машины, — вместо приветствия сказал он. — Это избавит меня от сложностей с законом.

— О, заткнитесь, — проговорил я и пошел в душ.

— Некоторые люди, — громко продолжал Тик-Ток в раздевалке, — прекрасно проводят время: они глотают слова, что говорили о вас. Надеюсь, у них начнется несварение желудка. — Он пошел за мной в душевую и, небрежно прислонившись к стене, наблюдал, как я моюсь. — Наверное, вы догадываетесь, что ваши сегодняшние подвиги ясно видели несколько миллионов домохозяек, инвалидов, сторожей и бездомных, которые вечно торчат у витрин телемагазинов.

— Что? — воскликнул я.

— Факт. А вы не знали? Последние три заезда показывали одновременно с "Сексом шестью способами". Работа Великолепного. Хотел бы я знать, что он сделает, когда услышит, какой грохот вы подняли из-за сахара, — закончил почти мрачно Тик-Ток.

— Он может не узнать, — заметил я, вытирая грудь и плечи. — Он подумает, что случайно…

— Как бы то ни было, — тихо проговорил Тик-Ток, — кампания против вас закрыта. Он не рискнет продолжать после сегодняшнего.

Я согласился. И это показало, как мало мы понимаем, что такое одержимость.

Джеймс ждал меня в кабинете, погруженный в бумаги. В камине жарко горел огонь, и его блики пробегали по бокалам, стоявшим наготове рядом с бутылкой виски.

Когда я вошел, он перестал писать, встал и налил виски в оба бокала. Я сел к огню в видавшее виды кресло, и он возвышался надо мной, будто башня, с двумя бокалами в руках. Его сильное, тяжелое лицо казалось озабоченным.

— Приношу свои извинения, — отрывисто бросил он.

— Не за что, — смутился я.

— Я чуть не позволил Морису дать Тэрниптопу этот проклятый сахар, — начал он. — Я не мог поверить, что он способен на такой фантастический шаг: давать допинг каждой лошади, на которой вы участвуете в скачках. По-моему… просто нелепо.

— А что случилось в боксе?

Он отпил из бокала:

— Я дал Сиду инструкции, чтобы никто, абсолютно никто, какой бы важной персоной человек ни был, не давал Тэрниптопу ничего ни выпить, ни съесть. Когда я пришел с вашим седлом, Морис был у дверей соседнего бокса, я видел, как он дал лошади немного сахара. Сид сказал, что никто ничего не давал Тэрниптопу. — Джеймс замолчал и сделал еще глоток. — Я поставил ваш номер, надел седло и начал затягивать подпругу. Морис подошел и поздоровался. И такая заразительная улыбка… Я не мог удержаться и тоже улыбнулся и подумал, что вы сошли с ума. Он довольно сильно хрипел из-за этой астмы… и потом он достал из кармана три куска сахара, так естественно, так небрежно, и протянул их Тэрниптопу. У меня руки были заняты подпругой, и я подумал, что вы неправы… но… не знаю… что-то меня смутило в том, как он стоял с вытянутой рукой, почти с отвращением, и сахар на его ладони был какой-то странный. Люди, которые любят лошадей, гладят их, радуются, когда дают им сахар, они не стоят как можно дальше от них. И если Морис не любит лошадей, зачем он приходит? В любом случае, решил я, не будет вреда, если Тэрниптоп не съест сахар, я уронил подпругу, притворился, что падаю, и схватил Мориса за руку, будто для равновесия. Сахар упал в солому, и я словно случайно наступил на него, когда старался не упасть.

— Что он сказал? — восхищенно спросил я.

— Ничего. Я извинился, что толкнул его, но он ничего не ответил. Лишь долю секунды он выглядел совершенно взбешенным. Потом он опять улыбался и, — глаза Джеймса сверкнули, — сказал, как он восхищен мною, что я дал бедному Финну последний шанс.

— Как мило с его стороны, — пробормотал я.

— Я объяснил ему, что вообще-то это не последний шанс, потому что вы будете работать с Темплейтом в субботу. Он только воскликнул: "Неужели?" — пожелал мне удачи и ушел.

— Так что сахар оказался растоптанным и перемешанным с соломой? — спросил я.

— Да, — подтвердил он.

— Ничего не осталось для анализа? Никаких доказательств? — У меня в голосе звучала досада.

— Если бы я не наступил, Морис мог бы поднять и снова предложить Тэрниптопу. У меня не было сахара при себе. Ничего не было… Я не верил, что он мне понадобится.

Я знал — он не любил брать на себя лишние заботы. Но он взял. И я всегда буду ему благодарен.

Мы молча пили виски. Джеймс вдруг сказал:

— Почему? Не могу понять, почему он идет на все, лишь бы дискредитировать вас. Что он имеет против вас?

— Я жокей, а он нет, — прямо объяснил я. — Вот и все.

Я рассказал о своем визите к Клаудиусу Меллиту и что он ответил мне.

— Нет никакого случайного стечения