Меж двух миров - Дороти Лаудэн

Салли улыбнулся, немного смутившись.

— Не придется, — заверил он.

— И когда же вы поженитесь? — спросил Брайен. — И где мы будем жить?

Микаэла вопросительно взглянула на Салли.

— Об этом мы еще не успели подумать, — растерянно сказала она.

— Вы можете пожениться одновременно с Хоресом и Майрой, — предложила сияющая Колин.

— Ну зачем же мы будем портить им праздник? — улыбнулся Салли.

— Конечно же нет. И пока что никому не надо говорить про эту новость, — согласилась с ним Микаэла.

— Жалко, — заныл Брайен. — И что, даже мистеру Брею нельзя сказать?

— И мистеру Брею нельзя, — подтвердил Салли, глядя на мальчика с притворной серьезностью. — Это тайна. Ну что, даешь честное индейское слово?

Брайен кивнул и поднял вверх два пальца.

— Честное индейское слово!

Микаэла готова была обнять весь мир, когда на следующее утро бежала на почту, зажав в руке бумажку.

Она твердо решила, что, как только отправит телеграмму, ни минуты больше не будет задумываться о том, как примет это известие ее мать. После того как доктор Майк посетила Бостон и приняла решение вернуться в Колорадо-Спрингс, они с матерью хоть и расстались в добром согласии, но Микаэла прекрасно знала, что Салли вряд ли отвечал представлениям ее матери о будущем зяте.

Но, войдя на почту и увидев Хореса, она глазам своим не поверила. Лицо телеграфиста, и без того длинное, казалось, вытянулось еще больше и доставало теперь до шаткой почтовой стойки.

— Хорес! Что это с вами? Вы плохо себя чувствуете? — воскликнула она.

— Ах, — махнул рукой телеграфист. — Мы с Майрой еще даже не поженились, а уже в ссоре.

Микаэла начала догадываться.

— Наверное, это из-за свадьбы? — осторожно спросила она.

Хорес кивнул.

— Майра против того, что для нас все почти как семья. Она говорит, что хочет отпраздновать этот день так, как хочется ей. Но ведь не можем же мы отталкивать от себя людей? Они же хотят как лучше, и, в конце концов, они же для нас что-то вроде семьи.

Доктор Майк улыбнулась про себя, удивляясь, какими темпами продвигается вперед женское равноправие в Колорадо-Спрингс. Втайне она приписала этот успех своей политической акции участия в выборах.

— Знаете что, Хорес, — сказала она, — а я очень хорошо понимаю Майру.

Телеграфист отрицательно покачал своей продолговатой головой.

— Может быть, может быть. Но ведь уже вовсю идут приготовления. Грейс с ее кроликами, миссис Дженнингс с ее белым свадебным платьем, хотя Майра предпочла бы идти под венец в том платье, которое сшили для нее девушки из салуна. И потом, вы и Салли тоже готовитесь выступить нашими свидетелями… — перечислял он, загибая пальцы. При этом на лице его выражалась вся мировая скорбь.

Микаэла прониклась состраданием к этой молодой паре. Самой ей до сих пор удавалось добиваться того, чего хотела она сама, и свою жизнь она выстраивала в соответствии с собственными представлениями. Именно это и делало ее жизнь счастливой. Но Хорес и Майра были несравнимо слабее. Они считались «маленькими людьми», и каждый чувствовал себя вправе навязать им свою волю.

— Не огорчайтесь, мы что-нибудь придумаем, — пообещала она телеграфисту. — Вот увидите, все будет хорошо. Постарайтесь только, чтобы Майра немного успокоилась. А об остальном позабочусь я.

— Спасибо, доктор Майк, — счастливо улыбнулся Хорес— Это самый лучший подарок, какой вы могли нам сделать.

Теперь Микаэла перегнулась через стойку.

— Но у меня тоже есть к вам одна просьба, — сказала она, понизив голос— Пожалуйста, отправьте эту телеграмму моей матери в Бостон.

Хорес быстро пробежал глазами бумажку, которую протянула ему Микаэла. Брови его удивленно поползли вверх.

— Это правда? Вы и Салли…

— Тс-с-с! — внушительно посмотрела на него Микаэла. — Это тайна.

Хорес кивнул.

— Понимаю! — На лице его изобразилась деловитая важность. — Я давал присягу хранить профессиональную почтовую тайну! Можете на меня положиться!

— Я знаю, Хорес, я знаю!

Микаэла была врачом по призванию и очень любила свою работу. Но никогда еще работа не спорилась в ее руках так, как в этот день. Для всех пациентов — не исключая и стариков, которые приходили в ее приемную не столько для лечения, сколько для душевной беседы, — она находила приветливое слово и внимание. И когда она видела за окном смеющееся солнце, ей казалось, что это лишь тусклое отражение ее собственного ослепительно сияющего сердца.

Перед тем как уехать после работы домой, она еще сделала в городе несколько коротких визитов к больным, получив и от этого полное удовлетворение. Искренние, правильно найденные слова давали возможность уладить очень многое, и по дороге домой Микаэла была уверена, что никого не обидела и что все остались довольны.

Когда она приехала домой, Брайен уже репетировал свою роль, готовясь к свадьбе Хореса и Майры. Он положил на подушечку гайки вместо обручальных колец и носил их по комнате, стараясь не уронить.

— Не так-то это просто, — пыхтя сказал он, закончив свое упражнение и откладывая подушечку на комод. — А если я уроню кольцо?

— Да уж как-нибудь не уронишь, — успокоил его Мэтью, стоявший у стола. Его новые брюки, которые он хотел надеть на свадьбу, были ему длинноваты, и Колин укорачивала их, подкалывая края. — У тебя еще есть время потренироваться. Но смотри, самое позднее к моей свадьбе чтобы был готов! — пригрозил он.

— Стой спокойно! — шикнула на него Колин, зажимая в губах булавки. — А то шов получится кривой. Кстати, мама, — обернулась она к приемной матери. — Майра просила тебе передать, что у нее уже есть одна вещь старая, то есть платье от миссис Дженнингс, и одна вещь новая — ее туфли. Теперь ей нужно еще что-нибудь заемное.

— Что все это значит? — наморщил нос Брайен.

— Это есть такая примета. Считается, что это приносит счастье, если на невесте в день свадьбы надето что-нибудь старое, что-нибудь новое и что-нибудь заемное, — объяснила Микаэла и загадочно улыбнулась. — Правда, боюсь, что Майре придется надеть на свадьбу старые туфли. — Она направилась к комоду. — Ну, а что касается заемного, я могу дать ей кружевной носовой платок.

Она выдвинула ящик и стала в нем рыться. Кружевной платочек она нашла, он лежал на месте, аккуратно свернутый.

Но, доставая его, Микаэла скользнула пальцами по какой-то гладкой поверхности. Она вынула фотографический портрет в рамке и вдруг впилась в него глазами, не в силах оторваться. Она держала в руках фото, которое подарил ей Дэвид перед тем, как уйти на войну. Это был в точности тот самый образ, который Микаэла носила в своем сердце. Но не только это заставило ее вглядываться в милые черты. Было в этом и нечто другое, что не отпускало ее уже несколько дней. Нечто, о чем она не хотела размышлять, но что не шло у нее из головы. Разве не те же самые черты, только постаревшие и искаженные шрамом, встретились ей совсем недавно?