Вторая древнейшая. Беседы о журналистике - Валерий Аграновский

А писали каждый в своей манере и стилистике. Перепутать нас, имея в виду темы и стилистику, невозможно. Различать — различали: это — «сам» (стало быть — отец), это — Толик, это — Валька. Но даже если и были «похожими», ну и что? Экая беда! Главное, что каждому было отпущено говорить читателю что-то путное, не затасканное, не тривиальное. А уж если мы открывали рты (публиковались), читатель был уверен: ни вранья от Аграновских не дождетесь, ни откровенных глупостей, ни умолчания в тряпочку. Уж «эти» ни продаются, ни покупаются — так о нас говорили.

Как «последний из могикан» я применяю местоимение «мы», хотя на самом деле младшему в династии пристало бы говорить «они». Не подумайте, читатель, что когда «пахали» мы в журналистике, я всего лишь в ногу с папой и Толей пытался идти, не нарушая строя, держа скошенным взглядом слева грудь, а была эта грудь отцовская.

Об Аграновских говорили: «Ого, во дают!» — похваливали, но приговаривали: многовато их на одну отечественную журналистику, хоть не слабаки. А если воистину было нас многовато, то хорошего, как вы знаете, всегда должно быть побольше. Любой династии нет смысла волноваться: она жива, пока ее слушают, хотят видеть и читать. Не смерти все мы страшимся, как все творческие люди, а всего лишь забвения. Как много возникало «замечательных» имен, но еще при жизни переселились они на тот свет (слава Богу, фигурально!). И когда-то «знаменитые» творители с их громкими именами почивают на лаврах, а то и в бедности. Рядом с нами влачат убогую жизнь недавние кумиры, вынужденные выживать, погибают в одиночестве мамонты. Неужто все еще «скрипит» бессмертная теория естественного отбора?

Какое счастье, что идет новая журналистская смена — острая, ехидная, умная, безжалостная, собравшаяся под знамена «Смехопанорамы» или «Акул пера», а то под рубрику «Как это было»: пир талантов и остроумия, поиска и находок.

А «старики»? Одни — ушли, и шло время других. Ни к старичью молодые не могут достучаться, ни наоборот. «Стук» слышим; но что-то я вдруг о стуке вспомнил (не дай нам Бог, чтобы о лагерном или «гэбэшном»), да еще ближе к ночи…

Поживем — увидим.

Мотивы и мелодии современной журналистики

Как принято, уговоримся сначала о терминах. Если пользоваться самой увлекательной для журналиста литературой, то прямым ходом — к Владимиру Ивановичу Далю. Мотив у него трактуется как побудительная причина, доказательства и объяснение доводами. Но есть и другой мотив — песни. Не зря я поставил это слово вместе с «мелодией» в заголовок целой главы нашего повествования. Так вот, мелодия — это напев, совместная согласность, старая погубка на новый лад, согласность звуков, гармония. (Прошу иметь в виду, что я цитирую Даля выборочно, он несказанно богат, и любителей подробностей прошу обратиться к увлекательным завалам дальского словаря, о чем я не устану напоминать своему читателю.)

Ну, а теперь обратимся к «нонешнему» дню журналистики. Начну с весьма острой и болезненной темы, с которой и прошу вас познакомиться. Но вовсе не для того, чтобы обязательно со мной согласиться. Моя главная задача: предложить моему читателю всего лишь пищу для размышления. Итак, в «Независимой газете» в середине апреля 1998 года появилась статья, названная мною странно, но позже вы поймете почему (и, возможно, согласитесь с моими доводами). Цитирую целиком и без купюр, что всегда делаю.

Эстафета добра

Предмет разговора: средства массовой информации. У СМИ нет прошлого (оно чуть больше мизинца). Неизвестно будущее. Смутное настоящее. Далеко не все, связанное со СМИ, кажется мне простым и бесспорным. Трудная тема.

Некоторое время назад, в День печати, я увидел по телевидению два интервью, которые вызвали мое недоумение. Одно дал «герой дня» Полторанин, представленный ведущей С. Сорокиной «бывшим первым министром печати». Другое интервью программе «Те, кто» принадлежало главному редактору «Комсомольской правды» В. Сунгоркину. Понимаю, что мое недоумение могло бы остаться фактом собственной биографии, но тем не менее решусь изложить читателю свои ощущения.

Бывший министр на вопрос С. Сорокиной, в каких отношениях с властью сегодня находятся СМИ, ответил так: в каких отношениях может быть печать, если она «сама власть»? Ответил бы Полторанин: в доверительных отношениях, враждебных, я бы принял или не принял ответ. А получилось, по моему разумению, что «ни в каких», — это меня и смутило. Может, обмолвился Полторанин, погорячился? Нет, не похоже: он человек, знающий цену слову.

Ясность в ответ Полторанина, вольно или невольно, внес его коллега В. Сунгоркин. Главного редактора «Комсомолки» спросили: какова, по-вашему, основная задача вашей газеты? В ответ последовало: главной задачей нынешних журналистов считаю необходимость развлекать читателей и отвлекать их от надоевших проблем. (Цитирую по памяти, могу в деталях ошибиться, но за смысл отвечаю.) В самом деле, при чем тут власть?

Как в добрые пушкинские времена, позволю себе воскликнуть: ай да Сунгоркин, ай да Полторанин!

Я тут же вспомнил, что однажды по аналогичному поводу уже цитировал весьма интересные мысли человека, имя которого называю немедленно, отказавшись от интриги: Алексей Максимович Горький. Нашел в домашнем архиве собственную публикацию двадцатилетней давности, удивился, что цензура тогда пропустила, а теперь представляю ее вам: наслаждайтесь, потратив ровно три минуты. Итак:

«Если мы возьмем литературу в ее мощном целом — мы должны признать, что во все эпохи в литературе преобладало обличительное и отрицательное отношение к действительности. Удовлетворялись действительностью, соглашались с нею, хвалили ее только пошляки, литераторы некрупных талантов, чьи книжки уже забыты.

Та художественная литература, которой справедливо присвоено имя „великой“, никогда не пела хвалебных песен явлениям социальной жизни. Боккаччо, Рабле, Свифт, Сервантес, Лопе де Вега, Кальдерон, Вольтер, Гёте, Байрон, Пушкин, Л. Толстой, Флобер и другие люди этого роста и значения… — никто из них не сказал действительности утверждающее и благодарное „да!“.

Но позвольте задать самому себе вопрос „на засыпку“: почему в известной горьковской цитате нет слова „власть“, а есть слово „действительность“? Случайность или намеренность? Горький сказал нам правду, но умолчал о властях, возможно, чего-то опасаясь? Нет, вряд ли: Алексей Максимович был бесконечно талантливым и смелым человеком, правда противоречивым. Он служил Хозяину, даже прислуживал, но и публично ссорился с могущественными вождями.

В сравнении с ним наши журналисты тоже не выглядят овечками — есть у них для дерзости основательная причина. Выступая по Центральному телевидению, они тоже имеют в виду только „действительность“, а вот от „власти“ дистанцируются намеренно. Как же я сразу не „прочитал“ справедливость Сунгоркина с Полтораниным? Тем более что средства массовой информации получили статус „четвертой власти“ наряду с тремя нам известными: законодательной, исполнительной и судебной. И вовсе не для того, чтобы играть в поддавки, враждовать или сливаться в экстазе, а чтобы сохранить главное предназначение любой власти: независимость. Без нее нет возможности маневрировать, вырабатывая тактику и стратегию действий во имя успешного служения обществу.

Именно этим ключевым словом „независимость“ открывается таинственный сейф, в котором спрятан секрет, гарантирующий дальнейшее движение государства по демократическому пути. Порядковый номер СМИ по списку „власть“ — четвертый. Дай Бог им всем силы исполнить свою историческую миссию. „Трогательное“ примирение четырех властей приводит к тоталитарному режиму, мы это уже проходили. А некоторые еще и сегодня славословят „вождей“ разных расцветок и мастей: Владимир Ленин и Иосиф Сталин (СССР), Адольф Гитлер (Германия), Мао Цзэдун (Китай), Бокасса (Черная Африка), Саддам Хусейн (Ирак), Фидель Кастро (Куба), Ким Ир Сен (Северная Корея), Аугусто Пиночет (Чили), Пол Пот (Кампучия). Сколько их было, есть и еще будет! Тоталитарный режим начинается с ограничения или ликвидации прав трех властей, затем раздавливает СМИ, устанавливая жестокую цензуру. Вариантов много, результат один.

В общем демократическом хоре у СМИ сольная партия: она, будучи четвертой властью, способна не только примкнуть к любой из них, но и оттолкнуть ее. Выбор союзников велик, и результат слияния может быть совершенно „убойным“. СМИ сами не законодательствуют, не судят, не исполнительствуют, при этом на все и вся имеют свою точку зрения, держа в руках „дубинку“ общественного мнения. Стр-р-рашная сила!

Приняв это обстоятельство, двинемся дальше, тем более что душа моя требует немедленно, не откладывая, констатировать один факт — появление еще двух новых властей: пятой и шестой. Банкиры и сверхбогатые бизнесмены-олигархи уже открыто демонстрируют свои амбиции. А шестая власть (вы совершенно правы) коррупция. Она тем сильна, что, открыто не заявляя о себе (что разумно), пропитала ядом все остальные власти. Если в период революций надо было „брать“ почты, телеграфы, вокзалы, банки и продовольственные склады, то наши доморощенные стратеги предпочли СМИ. И правильно сделали, избрав самую звонкоголосую птичку, способную вовремя разбудить народ. Не самая глупая шестая власть: ОНИ уже в правительстве, и в Думе, и в судах и, конечно, в СМИ.