Внеклассное чтение - Микаэл Геворгович Абазян

и исполнительными органами, а это все – личности. А во власть идут личности, заинтересованные в укреплении этой власти. На укрепление власти необходимы деньги, а эти деньги нужно добывать любыми способами. Как же тут не использовать законные методы, когда деньги сами в руки идут! Надо только отдать приказ на уничтожение всего, что движется – сегодня это собаки и кошки – а деньги потом только успевай считать.

– Почему вы так считаете?

– На программу по очистке города правительство выделяет определенную – и, заметьте, немалую – сумму. Она законно распределена на такие процедуры, как отлов, размещение в «питомниках», стерилизация, при необходимости – усыпление, расходы на оплату труда, на содержание, и так далее. В действительности же все происходит намного проще и быстрее: выстрел, труп в мешок, общая яма, может быть еще и огонь в конце. Об этом, кстати, на митинге говорили сегодня.

– Представители мэрии заявляют, что все это не так, и что методы, применяемые соответствующими службами, довольно гуманные. Под действием ядов животные погибают мгновенно, не чувствуя боли.

– Вы это сами видели?

– Нет, не видел…

– И я не видел, но… Но я знаю, что это так, потому что у нас люди такие.

– Какие «такие» – жестокие? Никто просто так не хочет уничтожать животных. У этих людей такая работа: город надо держать в чистоте.

– Крысы причиняют несравненно больше неудобств, чем собаки и кошки. Тем не менее, люди говорят: «Да ладно, что нам могут сделать эти маленькие зверьки?» и не хотят ничего с этим делать. Большинство наших людей вполне устраивает соседство с грызунами, насекомыми, однако они с пеной у рта будут орать о вреде, якобы наносимым собаками и кошками, как сегодня это делал представитель городских властей. Говоря о наших людях, я хотел сказать, что они не «жестокие», а… как бы сказать… Не знаю, смогу ли я найти нужное слово, но пока что в голове крутятся слова «пустые», «беспринципные», «эгоистичные», «трусливые», «безнадежные». Не знаю, есть ли такое емкое прилагательное, вмещающее в себя эти пять?

– Что, все люди такие?

– Может и все, а может и нет, но те, от кого зависит решение подобного вопроса, явно попадают под эти определения, а поэтому я не сомневаюсь, что то, о чем говорили собравшиеся люди – правда. Не видел, но уверен в этом, увы…

– Ваши негативные высказывания по отношению к властям могут отрицательно сказаться на вас. Примите это к сведению, – посоветовал следователь.

– Я разве говорил что-то неуважительное в адрес властей? – с деланым удивлением спросил я.

– Как же? Трусливые, пустые…

– Вы подумали я имел в виду власти?

– А кого вы имели в виду?

– Всех. Всех вокруг. Даже самих митингующих. Весь наш город.

В дверь легонько постучали – это принесли видеоматериалы с митинга. Подключив камеры к большому экрану, сотрудник включил камеру на воспроизведение. Весь митинг у здания длился минут сорок, из которых диалоги с представителями власти и заявления митингующих составляли последние пятнадцать-двадцать минут. Я сам указал на это, даже сказав примерно в какой момент я начинаю свою речь. На камере было видно, как я начинаю жестикулировать и что-то говорить, но ее оператор сконцентрировался на других личностях. Без труда определив с помощью картинки на какую именно камеру фиксировалось мое участие, нашли кассету с заснятым на нее материалом, и вскоре нашему вниманию предстал мой крупный план. Посмотрев и внимательно прослушав весь материал со мной в главной роли, капитан захотел изучить его еще раз. Поначалу он буквально пытался «читать по губам», сопоставляя картинку с тем, что он слышал, но где-то к середине записи он будто о чем-то задумался, концентрация во взгляде стала пропадать, он переводил свой взгляд то на экран, то на меня, то на стол, рассеянно глядел на него, снова на экран…

– Или я чего-то не понимаю, или… – выговорил он, когда запись была пересмотрена.

– Или что? – осведомился я.

– Или тебя действительно привели сюда по ошибке.

Я молчал. Мне было интересно что именно он разглядел в сцене, подобным которой ему приходится смотреть по долгу службы часами.

– Я не понял, зачем ты пришел на митинг? По большей части ты останавливал и мешал говорить митингующим, а не их оппонентам. Там даже есть фрагмент, увидев который несведущий человек поначалу может подумать, что ты держал позицию властей города.

Да, я помню этот момент. Я пытался убедить небольшую группу слушателей в том, что представитель власти говорит правду, заключающуюся в том, что они представляют интересы города (с чем они не соглашались и поднимали шум). «Ведь в большинстве своем город – это такие же, как и они сами: эгоисты, циники, трусы и жлобы! Наши собаки им мешают, а вместе с ними и мы, и они будут делать все, чтобы отгородить от себя эти жизненные помехи. Они плодятся и увеличиваются в числе…». Далее я еще немного философствовал на тему общего разложения общества, после чего был встречен одной своей знакомой, и беседа была прервана.

– Я понимаю вас. Я пришел на митинг, если так можно выразиться, не только ради солидарности с митингующими – что есть истина, – но и ради удовлетворения собственного любопытства. Мне хотелось увидеть, кто и как выражает свою позицию. И я увидел разрозненную, небольшую толпу добрых людей, хотящих сделать эту жизнь лучше, добрее, но абсолютно не понимающих о чем эта самая жизнь и как это нужно делать. И еще я увидел меньший по численности класс общества, в совершенстве владеющий ситуацией, имеющий большие деньги и власть, ни капли не болеющий о чем-либо, не связанным с ними и их близкими, но плюс ко всему имеющими зло в своих душах, причиной которого является скорее всего наследованная обида за что-то, что случилось с ними самими или с их предками.

– А я тоже в их число попадаю? – лукаво спросил капитан.

– Я отвечу, но сначала я докончу свою мысль. Я хотел уже сделать заключение о том, что по сути дела общество делится на две половины… нет, половины равны, а в нашем случае это далеко не так… на две части. Называть их можно по-разному: любящие и ненавидящие, счастливые и обиженные, надежные и нет…

– Умники и умные, – продолжал язвить капитан, уже несколько обмякший и, видимо, потерявший интерес к ведению этого дела.

– Очень хорошая пара! Умники и умные. Они действительно умные, но лишь в какой-то плоскости, потому что есть другие пласты в обществе людей, в которых они уже выступают в роли глупцов, марионеток, игрушек. Умников там правда