Две стороны неба - Алексей Корепанов

Еремин немного озадаченно посмотрел на Роберта, потер широкий подбородок, но в общем-то не удивился, словно предполагал, что Роберт может задать странный вопрос. Роберт не знал, что экраны всепланетной связи сообщили землянам о нем и Малютке еще в то время, когда патрульный корабль только начинал догонять бегущую по орбите голубую планету.

- Насчет довольства собой... - размышляя, начал Еремин. - Думаю, нет человека, полностью довольного собой. Жить такому человеку было бы неинтересно. А вот жизнью - такой жизнью - доволен. Вполне. И все довольны. Потому что интересная жизнь. Теперь насчет сдерживания. Мне подобный вопрос просто никогда в голову не приходил. Но постараюсь ответить. Обществу незачем меня сдерживать, поскольку я в меру своих способностей работаю для его, а значит, и для своего блага.

- А если не хотите работать для его блага?

- Как это? - изумился Еремин. - Мне же никто не навязывал моей работы. Она же для меня не наказание, а удовольствие. Другое дело раньше. Понятно, что египетские рабы работали из-под палки, потому что им вовсе не хотелось строить пирамиду Хеопса, а хотелось, скажем, сочинять стихи или делать красивую посуду. Понятно, что крепостной мужик не мог получать удовольствия от работы, потому что его принуждали работать на другого. Действительно принуждали. Но я ведь сам выбираю занятие по душе!

- Ну а если не нашлось занятия по душе? - не сдавался Роберт.

- Да не может такого быть! Не может! Сейчас так много профессий, что всегда можно выбрать свою, именно свою! Нет в мире людей, которые ни на что бы не были способны. Не зафиксировано ни одного такого случая и не будет таких случаев никогда. Ведь мы с раннего детства получаем обилие самой разнообразной информации о различных профессиях и к шестнадцати годам уже можем выбрать свою. Да, бывает и так, что человек, поработав физиком, вдруг осознает, что его тянет в лирику, что избранная профессия его не устраивает. Но он всегда находит другую, всегда! Труд не может быть в тягость, потому что он творческий, твор-чес-кий! Человек не просто работает, работают роботы - он еще и думает при этом. Потому мы так далеко и шагнули вперед буквально за последние десятилетия.

Еремин прислонился к спинке скамьи, помолчал, словно прислушиваясь к голосам за деревьями парка и смеху на детской площадке.

- И еще насчет довольства. Сам понимаешь, что полное, абсолютное довольство собой - это остановка, смерть. Абсолютно довольные собой люди никогда не ушли бы дальше пещер. Зачем? Зачем города с искусственным климатом, если есть пещеры, зачем синтетики, если есть шкуры? Возьми сук потолще, убей мамонта и грейся в пещере у огня! Зачем читать и писать, зачем создавать "Войну и мир" и Джоконду? Только вперед. По-другому нельзя. По-другому и не живем. Понятно?

Роберт молча кивнул. Все это нужно было хорошенько обдумать.

- А раз понятно - я пошел. Иначе имею все шансы кое-куда опоздать.

Еремин встал и протянул Роберту руку.

- До встречи. Заходи в гости. Проспект Памяти Героев, девятнадцать. Виктор Еремин. Запомнишь?

- Да. Проспект Героев, девятнадцать.

Роберт пожал крепкую ладонь Еремина. Вот уже второй человек приглашал его в гости. Роберту очень хотелось верить, что это не простая вежливость, что и в Больших Полянах, и на проспекто Памяти Героев ему действительно будут рады.

Но он не решался в это поверить.

- Назад дорогу найдешь? - спросил Еремин.

- Куда назад? - насторожился Роберт.

- В лес.

- Найду.

- Если что, спрашивай любого, не стесняйся. "Апельсины" у центрального входа в парк. До свидания!

- До свидания, - ответил Роберт и Еремин ушел по дорожке к высоким кустам, за которыми чуть слышно гудела улица.

"Кажется, существование мое теряет смысл, - растерянно размышлял Роберт. - Потому что борьба бесполезна и даже более того - бессмысленна... Ну как будешь с ними бороться, ради чего?.. Мне нечего здесь делать... Что мне делать здесь? А где еще?.. Я никому ничего не должен и цели у меня нет... А я ее искал?.."

Внезапно ему пришла в голову одна мысль и он согнулся, словно опять заболело там, внутри, где когда-то помещали душу.

"А как же Гедда, Софи, Паркинсон и малыши, которые возятся с опостылевшими игрушками в самой надежной на свете тюрьме? Почему славная девчушка Ирочка может собирать чернику в сосновом лесу, а те, другие, обречены слушать пьяные голоса, видеть голые стены и вечные синие огни вместо солнца? В чем они виноваты?"

Он стиснул зубы.

"Выдать Базу? Но что будут делать здесь Софи и Паркинсон? Тоже окажутся лишними? А как же другие, захваченные землянами? Действительно ли они живы и здоровы, и не знают забот? Надо поговорить с Малюткой. Обязательно поговорить с Малюткой!"

О Малютке Роберт расспрашивал в первые же дни своего появления на Земле и Либетрау заверил, что с Малюткой все в порядке.

Он встал и пошел по желтой дорожке на поиски станции "апельсинов". Во всем мире он знал только одно место, где могли помочь связаться с Малюткой. Так что нужно было возвращаться в интернат.

Оранжевые шары "апельсинов" лежали на невысоких платформах за ровной чертой подстриженного кустарника, на фоне гладкого белого бока здания-гиганта. Люди поднимались на платформы и "апельсины" мгновенно уносились в бледную синеву. На их место с неба тотчас шлепались другие и все это было похоже на ловкие действия невидимого жонглера, быстро играющего оранжевыми шарами.

И тут произошла еще одна неожиданная короткая встреча. Он был еще довольно далеко от длинных белых панелей станции, усеянных кнопками вызова, когда увидел знакомую девчонку, взбежавшую на платформу. Прежде чем исчезнуть внутри оранжевого шарика, она обернулась - и Роберт чуть не закричал. Это была Вирджиния Грэхем. Он резко остановился, так что кто-то налетел на него сзади.

Прозрачная дверца закрылась и "апельсин" умчался вверх, словно воздушный шар, подгоняемый ветром.

Роберт, конечно, прекрасно понимал, что это не Вирджиния, потому что тем, кто летел в космическом холоде, лежа за стальными стенками гробов, не было пути на теплую Землю. Он прекрасно понимал, что расстояние просто слегка исказило черты и тем не менее сразу поверил, что это все-таки Вирджиния беззаботно взбежала на платформу и улетела в земное небо.

Он, как потерянный, медленно шел к платформам и пестрая толпа обтекала его. Он шел, все глубже погружаясь в голоса, плеск фонтанов и шелест листвы.

"Апельсин" был готов исполнить его команду.

- Интернат Сосновый Бор.

И ушел в глубину большой город, и поплыл к востоку, навстречу солнцу, медленно раскрывая и закрывая светлые лабиринты парков, улиц и площадей.

*