Текст ухватил себя за хвост - Сухих Анатолий

– Ну Чудушко, ну Юдушко, да как мне без меча-то? Опасности же кругом, звери невиданные, людишки лихие.

– А чо с тебя, голытьбы, взять то? Нечего с тебя, голытьбы, взять. А будет меч, будет чо взять, об этом подумал?

– Да как же. Вот жилу золотую…

– Размечтался! Может тебе еще и ключ от квартиры?

– Да не надо мне ключа никакого, есть у меня ключ. Я же меч прошу и жилу.

– Ага, я чо я с этого иметь буду?

– Вот ключ и будешь иметь. От квартиры, где деньги лежат.

– Дождёшься от тебя. Обещать все вы горазды. Ключ то покажь.

– А ты меч покажь.

– Да как же я тебе его покажу то? Сам ведь знаешь, где он запрятан.

– Ага, знаю.

– Ну так и проваливай тогда, не нужен мне твой ключ, не попрусь же я в твою квартиру, тем более, что и денег-то у тебя никаких нету.

– Да, Чудушко, ты как всегда право. Ну а жилу где искать, где она мне откроется?

– Да ладно, надоел ты мне. Где откроется, там и откроется, проваливай по добру, надоел хуже горькой редьки. Э, нет, редька мне не надоела. А давай ты мне редьки принесешь, а я тебе еще чего взамен дам.

Эх, Чудо, да если бы у меня редька была, разговаривал бы я с тобой разве? Ни редьки, ни хрена.

– Ну и хрен с тобой тогда.

– Вот спасибо, Чудушко, вот удружило. Хрен со мной – это дорогого стоит. Это покруче меча будет, да и жила мне ни на хрен не нужна, раз хрен со мной.

Так и поговорили. Зато я теперь с хреном. Вернее, хрен со мной. А с хреном то я совсем не то, что без хрена, с хреном я о-го-го!

– Господин полковник, надо встретиться, – короткий звонок, трубка у господина полковника, похоже, прямо возле уха была.

– Марго, давай часов в семь, где всегда, – господин полковник по-военному точен и краток, что и не удивительно, главный принцип у него – 'не болтай, враг подслушивает', вот он и не болтает по телефону, и не удивился нисколько, зараза такая, как будто она ему каждый день звонит, хотя это совсем не так, с полковником то она еще ни разу не разговаривала, и что полковника он получил, узнала совершенно случайно, хотя давно пора ему было, засиделся полковник в майорах, да и в подполковниках проходил не мало, ой немало, давно его уже на пенсию должны были бы спровадить, но вот ведь, полковника дали и в кадрах оставили, или как у них это там называется.

Чистили их, чистили, а вот, не вычистили майора, а теперь уже полковника, и хотя оперативной работой господин полковник теперь явно не занимается, но старый конь борозды не испортит.

Деревья, они такие. Одни деревья дают положительную энергию, другие забирают отрицательную, и аура становится чистая и незамутненная. Даже у ботаников. В конце концов, ботаники мы или где. У нас даже Ларошфуко имеется. Он, правда, совсем не такое дерево, он действительный член.

Ему даже зарплату следовало бы начислять, но этого почему-то никто не делает. Наверное, потому, что у него паспорта нет. А кто же начисляет зарплату тем, кто без паспорта.

Членение единой временной субстанции на 'вчера', 'сегодня' и 'завтра', на 'было', 'есть' и 'будет' осуществляется в человеческом сознании лишь для того, чтобы на уровне обыденного восприятия хоть как-то согласовать наши далеко не полные знания о мире с более-менее осмысленным пребыванием в нем.

Только дерево об этом не догадывается, потому что он живет по другим законам, в том числе и физическим. Физические законы дерева – это совершенно другая история, но я её не знаю, а у Ларошфуко я спросить не могу, потому что он дерево. Кто же у дерева спрашивает?

Тут где-то уже повествовалось о любви автора к экологическим проблемам и о раздумьях по поводу вечности. Если нет, то я исправлюсь, и буду повествовать.

Где-то неподалеку, видимо, было капище. Потому что иногда явления возникали. Облако, например, в виде креста посреди ясного и чистого неба. В ясную безветренную погоду. Повисит так с часок другой, и растает бесследно. Или свечения в темную безлунную ночь. Ну чисто огни святого Эльма.

Старожилы, впрочем, какие тут старожилы – так, аборигены типа, раньше, при совке еще, сюда попавшие, утверждали, что на разговоры об этом был наложен строжайший запрет. Как будто ничего и не было. Но оно же было. Или это было только как будто затишье перед бурей.

NoУклонение от похвалы – это просьба повторить ее.

Глава 4, в которой уклонение от похвалы – это просьба повторить ее

Молитва – свет и смех. Опасен путь.

Опасен взгляд назад. И остановка…

Луна полна. Уже не повернуть.

И не перешагнуть. Нужна сноровка

Танцующим на крыше – не упасть.

Вальсирующим с тенью – не разбиться.

Армагеддон на скользкой черепице.

Канат. Закат. Набат. Чужие лица.

Астральных песен призрачная власть.

Ночь. Говорят все бьющие ключи…

Ах, если бы уже не быть мне светом!

Танцором. Вором. Воином. Поэтом.

Нас – должно превзойти. Бьет рикошетом

Опасность записаться в палачи.

Гудит толпа. Качается канат.

Опасность – ремесло. Уже не здесь мы.

Пока не там. Стихи – еще не песни.

Ликует площадь, упиваясь местью -

Язычники… никто не виноват.

Сомнительных вопросов череда…

Уже – упасть, чтоб знали – как…Разбиться,

Над пропастью летать – не передать.

А в небе выживают только птицы…

NoЛада Пузыревская

Говорят, что мысль материализуется. Не все, конечно, так говорят, но, тем не менее, именно по этому принципу построены многие современные дурилки. В смысле, так называемые тренинги, когда на протяжении нескольких часов вам вбивают в голову мысль, что вы своей мыслью можете сделать то, чего на самом деле нет. Например, сделать так, чтобы у вас было много денег.

Я хочу сказать совершенно ответственно, что денег много не бывает, но сама мысль вообще-то интересная. И много денег вы, конечно, сделаете, но не у вас, а у того, кто этот тренинг проводит. Или, если это не тренинг, а книжка, в которой эта интересная мысль написана, то много денег будет у издателя. Ну и автору чего-нибудь перепадёт.

Я вот тоже эту интересную мысль в своей книжке написал, может и мне чего перепадёт, но это я так, к слову. А вот материализация чувственных идей – это наше всё. Это еще кино такое было, вспомнили, да?

Но я-то ведь фантастику пишу, сейчас вот, в этот самый момент. Нет, неправильно, в этот самый момент вы эту фантастику читаете, а писал то я её эвон когда. В смысле я-то её сейчас пишу, а читаете вы её тогда, когда читаете, в смысле в этот самый момент и читаете.

Ну, чтобы совсем всё стало понятно, в смысле непонятно, я пишу, когда пишу, а вы читаете, когда читаете, и это как раз и есть этот самый момент, не, не думайте, я вам голову не морочу, это совсем не один и тот же момент, я этого не утверждаю, тем более, я совершенно не знаю за вас, что это у вас за момент такой.

Единственное, что я могу сказать уверенно, что вы в этот момент читаете, а не летите сломя голову на горных лыжах. И еще, что скоро у нас у всех будет много денег. Потому что вы об этом сейчас думаете. Потому что я об этом сейчас думаю.

Это потому, что мысль материализуется. Ну и у меня, конечно, что-нибудь да будет, раз вы это читаете. Цирк еще не приехал, а клоуны уже бродят по городу.

Серый и Толян – обычные уголовники. Штырь и Шнырь. Но догадистые. Особенно Шнырь. Он чуть что, так сразу шасть туда. Но и Штырь не отставал. Что уж занесло их сюда, в это богом забытое местечко, кто знает? Серый и Толян не знали. Вечера они обычно проводили в забегаловке. Завсегдатаи, блин.

Вели себя тихо, вежливо, но ушки всегда держали на макушке. В смысле свою выгоду не упускали. Впрочем, какая уж там такая особенная выгода – щипнуть по маленькой.

По большой не выходило. НТР же. Вот и перебивались с хлеба на квас. В смысле с текилы на бурбон. Только для них в забегаловке бурбон и держали. Потому что никто кроме них бурбон не употреблял. Никто не употреблял, а они употребляли.

На текилу и кроме них охотников хватало, а бурбон только они и употребляли. А уж как наупотребляются, так их на подвиги тянуло. В забурбоненом сознании рисовались героические картины – как они, к примеру, берут кассу, или как с ОМОНом махаются. Увы, ни кассы, ни ОМОНа в ближайшей окрестности пока не предвиделось.

Команда дадена, собаки спущены. Свора борзых идёт по следу. Беда только в том, что зверь то оказался крупноват. Впрочем, нет никакого зверя, следа тоже нет.

Свора бежит, руководствуясь ей одной ведомыми, вернее, неведомыми инстинктами, не разбирая дороги, не обращая внимания на изменение погодных и прочих условий. Со стороны это движение выглядит целенаправленным и целеустремлённым, но цели то никакой и нет, свора рванула и бежит в никуда.

Я бы, может быть и сказал, что в пропасть, но и пропасти никакой нет. Свора бежит по кругу. Только круг этот настолько велик, что заметить искривление можно только с высоты птичьего полёта, а может даже и не птичьего.