Безоглядная страсть - Марша Кэнхем

Ангус считал Джона своим другом. Перед отъездом в Эдинбург Ангус был у него, просил присматривать за Энни — та, мол, слишком взбалмошная, чтобы сидеть дома за пяльцами, говорил, что доверяет Джону как другу… Видел бы он, как всего лишь за полчаса до его прихода Энни торжественно клялась возглавить клан и повести его на борьбу за свободу родины…

Опустив рубашку Энни, Джон отошел от ее постели. С соседней кровати на него смотрела Гленна Мор. Сочная грудь девицы была недвусмысленно обнажена, но Джон, не обращая внимания на ее прелести, сел и закурил дорогую сигару, чувствуя, что этой ночью ему все равно не уснуть…

На лицо Джона упала какая-то тень. Он поднял голову, над ним стоял Джиллиз Макбин.

— Слушай, Джон, — начал он, — мы тут неподалеку, вниз по реке, обнаружили английский лагерь. Две телеги с зерном, одна — с бочонками эля, и при них всего сорок человек. Может, растрясти их, как ты на это смотришь?

— Что ж, попытаться можно. — Джон поднялся на ноги, радуясь в душе, что это приключение отвлечет его от рискованных мыслей. — Седлай лошадей!

— Нет, если у тебя есть дела поважнее, — Джиллиз покосился на Гленну, которая, судя по всему, по-прежнему не оставляла надежды соблазнить Джона, — то я с моими людьми и без тебя справлюсь…

— Ты настоящий друг, Джиллиз! — усмехнулся Джон, похлопывая коротышку по плечу. — Если бы не ты, я бы сейчас, возможно, подцепил сифилис…

— Только не говори Робби, — фыркнул в ответ Джиллиз, — всего полчаса назад он валялся с этой пташкой на сеновале и все еще не очухался. «Поздравишь» его позже, не стоит портить ему сейчас настроение.

Глава 11

Что только ни пробовал Ангус — и ликер, и виски, и бренди, и сигару, — ничто не помогало ему избавиться от тошноты. И дело было не в ужине — осетр был великолепен, такой нежный, что резать его можно было вилкой, без ножа. Дело было в компании, собравшейся в этот вечер за столом. Впрочем, рассудил Ангус, даже и не в ней — просто в том дурном настроении, от которого он никак не может избавиться уже несколько дней. Чтобы дать выход своей раздражительности, вчера он даже приказал выпороть денщика, плохо оседлавшего его лошадь. Но и это не помогло, хотя и значительно подняло авторитет Ангуса в глазах сослуживцев.

Да чего еще можно было ожидать от них? Генерал Генри Хоули, ветеран нескольких войн, например, давно известен своим жестоким обращением с подчиненными. Дня не проходило, чтобы он не приговаривал хотя бы одного человека к наказанию розгами — от минимума в двадцать пять ударов до максимума в три тысячи. Куда бы ни прибывал Хоули, в первую очередь он воздвигал там виселицы — ничто, считал этот солдафон, не поддерживало дисциплину так, как их вид. В Эдинбурге, например, эшафот был сооружен на главной городской площади, ибо власть Хоули распространялась не только на солдат, но и на горожан.

Торговцев, заподозренных в помощи якобитам, привязывали к позорному столбу, и горожанам разрешалось плевать им в лицо и забрасывать тухлыми овощами. Заподозренных в саботаже либо запарывали до полусмерти, либо вешали.

Следуя примеру Камберленда, Хоули категорически запретил в своем гарнизоне азартные игры и строго следил за тем, чтобы в лагерь не проникало ни одной женщины, будь то проститутки или маркитантки. Да и вне лагеря солдатам не разрешалось удовлетворять свои плотские потребности.

На офицеров эти правила, разумеется, не распространялись. Многие из них делили тяготы военной жизни с женами или любовницами — глядя на их шелка, жемчуга и соблазнительные декольте, трудно было поверить, что страна охвачена войной. Офицеры могли беспрепятственно ворваться в дом любого жителя или реквизировать все, что им приглянется в любом количестве.

Ангус квартировал в весьма симпатичном доме из серого кирпича, из окон которого открывался живописный вид на старинные шпили и башни шотландской столицы. Особенно хорош этот вид был по утрам, когда восходящее солнце бросало первые косые лучи на зубцы старой крепости. Комендант крепости, старый полковник Гест, так и не сдал ее якобитам, несмотря на три месяца блокады. Принц Чарльз в тот момент не обладал достаточным количеством пушек, чтобы решиться взять крепость штурмом, и в конце концов якобитам пришлось отступить.

Зато, когда в город прибыл Хоули, Гест с помпой распахнул перед ним ворота старой крепости. Хоули же в знак заслуги Геста перед британской короной перевел его из гарнизонного барака в главный дворец города, самолично распорядившись городским имуществом.

Поскольку Ангуса не сопровождала ни жена, ни любовница, вместе с ним поселили тоже одинокого майора Уоршема. Ангус подозревал, что такой сосед выбран для него не случайно. Но как бы ни шпионил Уоршем за Ангусом, уличить его в чем-нибудь неблаговидном он при всем желании не смог бы.

Поведение же самого майора отнюдь не отличалось благопристойностью. Так, обосновавшись в Эдинбурге, Уоршем первым же делом пригласил к себе из Инвернесса Адриенну де Буль. Несмотря на то что официально та жила в другой части города, Ангус очень часто по утрам обнаруживал Уоршема за чаем в компании полуодетой Адриенны. Поначалу красотка делала вид, что смущена, но вскоре и вовсе перестала стесняться.

С тех пор как Ангус покинул Инвернесс, он ни разу не получал вестей от Энни. Написала бы хоть из вежливости, по-прежнему ли она живет в доме свекрови. Наконец, послав денщика в Драммур-Хаус за какими-то вещами, Ангус был немало удивлен, когда тот вернулся с вестью, что леди Энни не живет-де ни дома, ни у свекрови, а, забрав едва ли не все свои вещи из Моу-Холла, переселилась в Данмагласс.

Такого Ангус не ожидал даже от своей взбалмошной жены. Его и самого порой заносило, но он всегда умел контролировать свои слабости. Главной же слабостью Ангуса Моу, которую ему было труднее всего контролировать, оставалась безудержная любовь к собственной жене. Ради безопасности Энни Ангус готов был пожертвовать и карьерой, и богатством, и интересами клана, хотя, разумеется, никогда не признался бы в этом ни Лудуну, ни Форбсу.

Уоршем, слава Богу, больше не распространялся о своих подозрениях по поводу связи Энни с бунтовщиками, хотя было ясно, как день, что майор ни на секунду не поверил словам Ангуса, что в памятную ночь он пьянствовал у себя дома с Макгиливреем. Впрочем, как бы то ни было, прямых доказательств связей Энни с мятежниками или похищения ею бумаг у Уоршема все равно не было. Ангусу и самому было трудно поверить, что причиной того, что шесть тысяч голландцев вдруг круто развернулись и отправились домой, был не кто иной, как его собственная скромная жена.

Разумеется, слухи о том, что Макгиливрей и Макбин сколотили отряд повстанцев и возглавляет этот отряд отчаянная рыжая амазонка, доходили до Эдинбурга, но это были всего лишь слухи. Как знать, может быть, это такой же вымысел, рассчитанный на запугивание врага, как и французский флот, якобы высадившийся у берегов Шотландии. С момента отступления англичан из Дерби правительство не располагало точными сведениями ни о численности якобитов, ни об их местонахождении. Лорд Джордж Мюррей был известен тем, что рассылал повсюду перед собой гонцов, распространявших сильно преувеличенные слухи о численности войска. Позднее, когда выяснялось, что численность армии принца на самом деле не превышала, скажем, пяти тысяч, английские генералы, ретировавшиеся со своими куда более многочисленными войсками, выглядели идиотами.