Застава - Сергей Лукьяненко

– Не бойся, – сказала Ведьма. – Сейчас время синхронизируется…

– Что?

– В Центруме и этом мире, я зову его Хронос, время течет по-разному. За нашу минуту здесь проносятся сутки… Не бойся, сейчас все выровняется!

А я и не боялся. Я стоял, дрожа от восторга, и смотрел, как облака вьются в небе белым кружевом, как несется над головой солнце, как вновь вспыхивает красным закат и бросаются в полет звезды…

И тут все кончилось. Звезды застыли, море мирно дышало у самых ног. Мартыш тихонько и возбужденно взвизгнул.

– Долг, – сказала Ведьма. – Плата. Удача.

– Друг, – сказал мартыш. – Расчет. Удача.

Он мягко шагнул в темноту – и исчез.

– Это его мир? – спросил я. Меня слегка колотило от возбуждения. – Ты отвела его домой?

– Нет, не его, – ответила Ведьма, озираясь. – Тут живут странные птицы. Что-то вроде огромных пингвинов. Они плавают по морю в деревянных лодках и гребут крыльями. Охотятся на… на млекопитающих. Швыряют в них гарпуны.

– Ты не шутишь? – тихо спросил я.

– Нет, не шучу. Отвернись, надо уходить.

Я отвернулся. Подумав, снял автомат и крепко сжал в руках. Я ведь тоже млекопитающее. Спросил:

– А что ж ты говорила, что здесь не опасно?

– Я сказала «почти», – Ведьма опять чем-то шуршала. Выругалась. До меня долетел слабый отблеск фонарика. – Почти безопасно. Пока мы были в разном времени, нам не могло повредить ничто материальное… я так думаю.

Я посмотрел на мокрые насквозь кроссовки и покачал головой. Ох, не думаю я, что «не могло»…

– Пошли!

Хоть никаких гигантских пингвинов с гарпунами поблизости и не было, но я вывалился в Центрум с огромным облегчением. Тут, казалось, прошло всего несколько минут.

– А мартыш? – спросил я. – Его там не сожрут?

– Он сам сделал выбор, – сказала Ведьма. – Мартыши – очень любопытны. Им нравится путешествовать порталами, и они многое готовы отдать за дорогу в новый интересный мир.

– И что же он тебе дал? – полюбопытствовал я.

Ведьма молчала. Я даже думал, что она вообще не ответит. Но минут через десять, когда мы уже шагали под гору, обратно к заставе, Ведьма сказала:

– Тебе бы не понравилось узнать, что именно я получила. Но… достаточно сказать, что я проживу года на два больше, чем должна была.

Еще через пару шагов она добавила:

– Когда состаришься – спросишь меня, я отвечу.

Я скептически посмотрел в ее спину. А потом подумал, что она идет гораздо быстрее, чем передвигалась весь последний год…

– Спрошу, – сказал я.

Я проснулся еще до рассвета. Та половинка вагона, что была отведена для пассажиров, оказалась в меру комфортной. Похуже, чем купе, в котором мы со Скрипачом когда-то ездили в Гранц, но вполне на уровне старых российских купейных вагонов – четыре полки, из которых верхние можно было поднять к стене, столик. То ли дизайн такой утилитарной вещи, как купейный вагон, трудно было придумать принципиально другим, то ли кто-то у кого-то когда-то этот дизайн спер.

Только лампочек у изголовья полок не было, имелась лишь одна под потолком, газовая, что вызывало у меня легкую жуть – я как-то слышал от пожарного рассказ о том, как быстро сгорают вагоны. Но лампа не горела, газовая магистраль оказалась пустой, и я успокоился.

Под мерный и даже чем-то убаюкивающий храп Скрипача я оделся и обулся. В купе было неожиданно прохладно, видимо, в горах дыхание осени чувствовалось куда сильнее, чем на равнине.

Подсвечивая фонариком, я вышел из купе. Фонарик у меня был замечательный, раритетный, выпуска тридцать седьмого года двадцатого века. Светил он, конечно, не так ярко, как нынешние, зато в нем не было ни грамма пластмассы. Даже провода были в натуральной каучуковой изоляции. Я заглянул в соседнее купе – там спал Хмель и какой-то молодой парень из наемников. Хмель открыл один глаз и шевельнул рукой под одеялом.

– Это Ударник, – прошептал я тихо. – Не пальни сдуру!

Хмель закрыл глаза и, похоже, уснул снова. У нас у всех хорошие нервы, те, у кого с этим плохо, долго в Центруме не живут.

Я прошел мимо остальных купе (и убедился, что сон наемников чуток не менее нашего, – в трех из четырех купе мое появление вызвало легкие шевеления), посетил туалет – простой, надежный туалет системы «дырка в полу, попади на шпалу». Умылся – кран вначале выпустил порцию ржавой воды, потом выдал относительно чистую.

И вышел в тамбур.

Дверь была не заперта, за сцепкой заманчиво поблескивали в рассветном полумраке ведущие на тендер лестницы. Я открыл дверь, протянул руки, вцепился в перекладину. Поезд шел ровно.

Авантюризм, конечно…

А преследовать пограничный спецназ – не авантюризм?

Перебросив на лестницу ноги, я довольно легко перебрался на тендер, поднялся по лестнице, спрыгнул на слой угля и, пригибаясь, чтобы спрятать лицо от встречного ветра, прошел к началу тендера. С паровозом тендер соединялся брезентовой «гармошкой», тут уже нужды в акробатике не было. Я подождал, пока дверь открылась и появился молодой парень, помощник машиниста, с совковой лопатой, загруженной в двухколесную тачку. Дохнуло жаром.

– Что ж ты творишь, дурелом пограничный! – рявкнул парень, обнаружив меня. – А если б поезд тряхнуло?

– Вы очень ровно едете, – попытался польстить я.

– Телега едет, а поезд катится! – не поддался железнодорожник на лесть и сунул мне лопату. – Нагружай!

Когда я закатил тачку с углем в жаркое чрево локомотива, Рой Пагасо с иронией посмотрел на меня. Он был голым до пояса – видно, машинист не гнушался сам покидать уголек в топку, и пил воду из жестяного чайника. Картина подкупала своей технопасторальностью. В железном паровозном нутре было светло – горело несколько газовых рожков, – и неожиданно уютно. На клепаных металлических стенах висели яркие цветные литографии с обольстительными девицами, одетыми «по погоде» – то есть в тот минимум, который дозволяли нравы Клондала.

– Что, заскучал? Сейчас приедем к Разлому, уж недолго осталось.

– Погреться решил, – сказал я осторожно. – В вагоне-то не топят.

– Сами бы и топили, уголь есть, – буркнул Пагасо. – Давай, шуруй!

Он дернул рычаг, открывая жерло топки. Я подцепил лопату угля, швырнул.

Вышло на удивление хорошо – практически весь уголь попал внутрь.

– Ха, – сказал Пагасо. – А ну-ка!

Вторая и третья лопата угля ушли еще лучше. Только брови начали скручиваться от жара, но я промолчал.

– Может, ты и колосники почистить можешь? – спросил Рой.

– Может, и могу, – сказал я осторожно. – Не пробовал.

– Ха, – Пагасо указал на свисающую с потолка цепь. – Погуди. Заслужил.