ПО СТРАНЕ ЛИТЕРАТУРИИ - Валентин Дмитриев

«— Читали «Новь»? — Читал в теченье трех часов,Не отрываясь, я.— И мнения какого?— В романе этом все бы было ново,Когда бы не было «Бесов»И «Некуда» Стебницкого-Лескова!

Другая эпиграмма, опубликованная уже после смерти Тургенева «Историческим вестником» в 1892 году, приписывается А. Апухтину:

Твердят, что новь родит сторицей,Но, видно, плохи семенаИль пересохли за границей:В романе «Новь» — полынь одна.

Об этом романе, а также о мнимом отказе Тургенева от писательства (такое впечатление вызвал его рассказ «Довольно!») упоминает В. Буренин в поэме «Иван Оверин»:

Лет тридцать он дворянские амурыОписывал прекрасно, но потом,Внезапно устыдясь литературы,Дал клятву больше не шалить пером.С тех пор в отчизне барышни все хмурыИ молят страстно небеса о том,Чтоб автор «Нови», им на, утешенье,Переменил жестокое решенье.

Неблагоприятный отклик получило и выступление Тургенева в Обществе любителей русской словесности по случаю открытия памятника Пушкину в Москве (1880). В своей речи он позволил себе усомниться, можно ли приравнять Пушкина к Шекспиру и Гете, и сказал, что «название национально-всемирного поэта мы не решаемся дать Пушкину, хотя не дерзаем отнять его». Это умаление заслуг великого русского поэта не прошло незамеченным и дало повод О. Голохвастовой саркастически написать:

В речи длинной, тонкой, меткойНам Тургенев сообщил,Что хорошею отметкойМериме, сей критик редкий,Гений Пушкина почтил.Но, чтоб нам не возгордиться,О себе не возмечтать —Поспешил оговориться,Что не след нам торопитьсяПушкина великим звать.Не велик уж, не народенНаш развенчанный поэт,Мериме хоть он угоденИ для русских превосходен...Что ж, об этом речи нет.Но Европе просвещеннойГде же Пушкина читать?Будет с нас, и тем польщенны,Что, Вьярдом переведенный,Сам Тургенев ей под стать.

Эти строки ходили в списках и были опубликованы лишь в 1909 году «Вестником Европы». В них упоминалось о том, что муж Полины Виардо перевел некоторые произведения Тургенева на французский.

Какое же впечатление производили на Тургенева все эти выпады, конечно становившиеся ему известными, даже когда эпиграммы распространялись в списках? Разумеется, болезненное: его самолюбие, при впечатлительном характере, должно было сильно страдать.

В 1869 году некоторые критики писали, что Тургенев якобы «отшатнулся от России, и Россия от него отшатнулась». И хотя это не соответствовало действительности, из приведенных выше эпиграмм видно, что Тургенев не всегда встречал объективное отношение революционно-демократических кругов. Время все расставило по своим местам, и творчество великого русского писателя, крупнейшего мастера реализма, одного из создателей русского реалистического романа заняло достойное место в истории нашей и всемирной литературы.

ОНА БЫЛА ПЕРВОЮ

В 1861 году газета «Русская речь» поместила заметку о том, что «одна девица подала прошение в петербургскую Медико-хирургическую академию о допущении ее слушать полный курс медицины и держать экзамен на ученую степень».

«Дело это у нас совершенно новое, небывалое, и девице, вступающей в Академию, нужно было иметь много храбрости и, при существующих у нас предрассудках, много силы воли»,—писала газета.

Мы знаем, кто была эта пионерка высшего женского образования в России, эта храбрая девица: ее звали Марией Александровной Боковой. Она послужила Чернышевскому прототипом для Веры Павловны в романе «Что делать?».

Правда, жена Чернышевского, Ольга Сократовна, утверждала: «Верочка — это я». Но оснований считать так у нее было гораздо меньше, чем у Боковой.

Мария Александровна была родом из семьи помещика и генерала Обручева. Стремясь к образованию и независимости, она вышла фиктивным браком (как Вера Павловна — за Лопухова) за друга Чернышевского, доктора П. И. Бокова, и стала одной из первых слушательниц Петербургского университета, а затем — Медико-хирургической академии. Там преподавал уже известный тогда физиолог И. М. Сеченов, поддержавший ее стремление к научной работе.

Учитель и ученица полюбили друг друга, М. А. Бокова ушла от мужа и стала гражданской женой И. М. Сеченова. В те времена это был поступок неслыханной смелости.

«Для женщины... оставить законного мужа и открыто жить без брака с человеком, занимавшим такое видное положение,— было дерзким вызовом всей установленной морали»,— пишет Т. А. Богданович в книге «Любовь людей 60-х годов» (1929).

Мария Александровна сохранила дружеские отношения с первым мужем, Боковым. Впоследствии она писала о нем: «Хороший он человек, только мы не созданы друг для друга».

В 1863 году царские власти запретили женщинам посещать лекции в академии, и диплом врача М. А. Бокова получила в Цюрихе. Во время франко-прусской войны 1870 года она работала хирургом в Верденском госпитале. Затем защитила диссертацию, работала в Венской глазной клинике, а в 1872 году вернулась в Россию.

В течение свыше сорока лет она была верной спутницей жизни И. М. Сеченова, хотя обвенчаться им удалось лишь в 1890-х годах. В автобиографии великий русский физиолог пишет, что Мария Александровна была его «первым, неизменным другом». Под его руководством она перевела «Жизнь животных» Брема и «Происхождение человека» Дарвина.

И. М. Сеченов умер в 1905 году. Жена пережила его на двадцать четыре года. Она стала свидетельницей победы Октябрьской революции и скончалась девяноста лет от роду. В ее завещании написано:

«Ни денег, ни ценных вещей у меня не имеется...

Прошу похоронить меня без церковных обрядов, как можно проще и дешевле, подле могилы моего мужа».

В некрологе «Памяти М. А. Сеченовой» нарком здравоохранения Н. А. Семашко дал яркую характеристику Марии Александровны:

«Она была... в числе первых женщин, добившихся звания врача. Вспомним, какие препятствия стояли в то время на пути женского высшего образования, каких нечеловеческих трудов стоило преодолеть эти препятствия.

Она была личной помощницей и другом своего знаменитого мужа. До самой смерти Мария Александровна поражала своей простотой, ясностью мысли, несмотря на преклонный возраст, и величайшей скромностью. Не раз я подсылал к ней корреспондентов, чтобы она поделилась воспоминаниями о своей эпохе, о своем замечательном муже, о Н. Г. Чернышевском, с которым Сеченовы были дружны. Она всегда отказывалась по скромности. Не мудрено, что Чернышевский взял ее героиней своего романа «Что делать?». Это она — Вера Лопухова, революционерка, строящая новую жизнь и новый быт. Вот какая лучшая русская женщина умерла».

«ЖИЛ И ПЕРЕВЕЛ ДАНТЕ»

Первые отрывки «Божественной комедии» появились на русском языке в 1823 году. Затем ее переводили и прозой (1842) и стихами, но полностью это замечательное творение великого итальянского поэта было издано у нас впервые лишь в 1879 году в переводе Дмитрия Минаева.

Вот что рассказывают современники о любопытной истории этого перевода.

Минаев, известный литератор, сотрудник «Современника», «Искры» и других демократических журналов 60-х годов прошлого века, итальянского языка не знал вовсе, но пользовался известностью как переводчик Байрона, Гете, Мура и других западноевропейских поэтов. Когда издатель М. Вольф усомнился, сможет ли Минаев справиться с переводом Данте, тот ответил: «Раз я беру на себя перевод, значит, переведу. А как, каким способом — это мое дело!»

Способ этот был довольно прост: Минаев заказывал прозаический подстрочник кому-либо из хорошо знающих данный язык, а затем, по его словам, «превращал сухую прозу в звонкую поэзию». Обычно он просил автора подстрочника читать ему подлинник вслух, утверждая, что таким образом улавливает музыку стиха, хотя слов и не понимает. За один присест Минаев переводил сотни стихов, причем за смехотворно низкую плату — по пятаку за строчку.

Договор с Вольфом он подписал в 1869 году, но лишь через четыре года представил начало «Ада» и обещал еженедельно приносить определенное количество строк.

Была объявлена подписка на издание, но Минаев слова не сдержал. Начав, говоря его словами, «очередную службу Вакху», он прекращал всякую работу на недели и месяцы. Вольф увозил переводчика из его излюбленного трактира «Капернаум» к себе на квартиру, запирал и заставлял переводить. В марте 1876 года Минаев писал ему; «Я прошел по всем кругам «Ада», пробрался через «Чистилище», но у врат «Рая» для меня воздвиглась временная преграда».

Только в 1879 году «Божественная комедия» появилась на свет, претерпев немало придирок от цензуры, которой уже одно название казалось богохульным. Разрешение печатать было дано при условии, что цена книги будет не менее 20 рублей, т. е. что она окажется недоступной для широких масс читателей. Это было так называемое подарочное издание с великолепными гравюрами Гюстава Доре.