Посол без верительных грамот - Сергей Снегов

Рой иронически прервал его страстную речь:

— Вы и вправду думаете, что так совершенно прекрасны? На бога вы не похожи.

Цвиркун уставил на него бешеные глаза.

— Я совершенен, но не прекрасен! Нечего путать божий дар с яичницей. — Холодная реплика Роя дала новое направление его мыслям. В его голосе послышалась горечь. — И совершенство мое не идеально, я этого не хочу сказать. Брантинг наделил меня божественным бессмертием, не переменив моей внешности, далеко не божественной, как справедливо вы заметили. И он не погасил моих человеческих страстей. Он оставил в моем ставшем вечным теле тленную душу. Я любил траву и деревья, оттого и стал астроботаником — миллиарды раз умрут все травы, миллионы раз сменятся поколения деревьев, прежде чем я состарюсь. Вдумайтесь, прошу вас: миллионы, миллиарды раз возникнут и сгинут, а я все буду пребывать. Я влюбился в Аврору, чудесную девушку, на время покинул ее для марсианской командировки. А когда вернулся на Землю, увидел женщину, перешагнувшую свой лучший возраст, а я был таким же, все таким же молодым! Тысячи Аврор возникнут еще и выпадут из моей жизни, тысячи раз я буду внушать смущение своей нестираемой молодостью, столько же раз меня будут пытать ужасным одряхлением моих подруг. Вдумайтесь, вдумайтесь! Вы, каждый из вас, обретаете возлюбленных, и они с вами, они все крепче, все тесней с вами, до самой смерти с вами. А я приобретаю, чтобы потерять, ибо каждый новый день не сближает нас на день, но разделяет на день, а сколько нужно дней, чтобы все потерять, все, все!

— Трагедия ваша проистекает из вашей уникальности, — заметил Рой. — Если бы все люди обрели бессмертие…

Цвиркун раздраженно махнул рукой:

— Тысячу раз обсуждено! Говорю вам, я плод ошибки. Была какая-то небрежность в приготовлении препарата, а какая, Брантинг не запомнил. И не сумел воспроизвести ее. Бессмертие мое — результат неряшливости эксперимента, глупейшего просчета.

— И вы возненавидели свое бессмертие?

— Да! Да! Да! Моя душа, такая своя, такая неповторимо личная, восстала против моей бесстрастной всеобщности. Я жаждал смерти, не сиюминутной гибели, не внешней катастрофы, нет, внутренней возможности подвести жизнь к естественному уничтожению, ибо без перспективы смерти нет упоения жизнью!.. Нет, вы меня не понимаете, не можете понять! А Брантинг понимал, но я для него был лишь экспонатом, вечным памятником его гения. Из жалости ко мне он разработал нейтрализатор бессмертия, но не решился дать его мне. А когда я пытался силой завладеть препаратом, Брантинг бежал с Марса. Он знал, что я сконструировал индикатор, обнаруживающий препарат, и постарался уйти подальше. Но не ушел! — Цвиркун поднял вверх руку и восторженно выкрикнул: — А теперь из бессмертного я стану живым, просто живым, упоительно живым!

Резким движением он опрокинул в рот содержание коробочки. Генрих, вскрикнув, кинулся к нему. Рой удержал брата. Цвиркун испустил протяжный вопль, зашатался и рухнул на тело Брантинга. Глаза его закатились, на губах выступила пена.

— Зачем ты помешал мне? — горестно воскликнул Генрих. — Брантинг кричал, что препарат недоработан!..

Рой с ужасом смотрел на два распростертых тела. Он с трудом сказал:

— Я и не думал, поверь мне…

Генрих поднял и опустил руку Цвиркуна. Ассистент Брантинга коченел на глазах. Генрих задумчиво сказал:

— Пожалуй, для него лучше, что недоработанный препарат нейтрализует бессмертие, лишь одновременно прерывая жизнь. К нормальному бытию Джон Цвиркун все равно бы не вернулся. Он ненавидел бессмертие, но он вкусил вечности…

СКВОЗЬ СТЕНЫ СКОЛЬЗЯЩИЙ

1

Известие о гибели академика Ивана Томсона передали, когда Генрих с Роем находились в институтской столовой. Рой побледнел и на минуту потерял голос, Генрих уронил ложку. Обширный зал, всегда полный гула разговоров, мгновенно окостенила тишина. Испуганные лица дружно повернулись к репродуктору, из которого зазвучал печальный голос президента Академии наук Альберта Боячека. Президент извещал институты, что сегодня ночью во время сложного опыта взорвался главный агрегат лаборатории нестационарных полей. Дежурный оператор Арутюнян получил тяжелые повреждения черепа. Томсона, работавшего в экспериментальной камере, пронизало короткофокусное гравитационное поле. Смерть наступила мгновенно. Расследование обстоятельств аварии ведет специальная комиссия.

— Невозможно поверить! — сказал потрясенный Генрих. — О ком угодно могу допустить, что он внезапно умрет, только не о Томсоне. И так страшно умереть — в тисках короткофокусного поля!

— Да, — сказал Рой. Бледность все не отпускала его. — Ты прав, представление о гибели не вязалось с образом Томсона.

К их столику подсел Арман. Он видел Томсона вчера. Академик проконсультировал их вариант аккумулятора гравитации и отверг его. Он сперва иронизировал, указывая на просчеты, потом набросал новый вариант механизма, более надежный, чем разработанный Роем и Арманом, и, вручая Арману эскиз, нетерпеливо потребовал, чтобы братья с сотрудниками перестали отвлекаться на расследования бытовых загадок, а сконцентрировались наконец на серьезных проектах. Он хлопнул рукой по чертежу и сердито сказал, что заждался аккумулятора гравитации. Чепуховский же механизм, а нужен позарез, вот так, и полоснул себя рукой по горлу.

— Уверен, он и вправду в это время думал, что гравитационные аккумуляторы — конструкция элементарная и только ленивый ее не разработает, — грустно делился впечатлениями Арман. — Не сомневаюсь, что, вручая мне эскиз, он тут же забыл, что это его разработка, и впоследствии вспоминал бы об аккумуляторе лишь как о нашем самостоятельном творении. Поразительна щедрость, с какой он дарил идеи и потом искренне хвалил за умные мысли тех, кому сам подсказал эти мысли!

— В нем совмещались противоположности, — задумчиво сказал Рой. — Он совмещал в себе трезвого инженера с сумасбродом, аналитика — с романтиком, стремительность — с глубиной, душевную деликатность — с резкостью. Он был всякий. Вероятно, потому так расходились мнения о нем.

— Научные его дарования никто не оспаривал, — заметил Арман. — Он был избран в Академию наук в двадцать лет — случай беспрецедентный.

— Я говорю о его характере, а не о научных работах.

Сотрудники института космоса расходились по своим секторам, продолжая взволнованно обсуждать страшное происшествие. Рой возвратился к себе, пытался сосредоточиться, но не смог. К нему пришли Генрих и Арман, у них тоже не шла работа. Кроме боли, вызванной гибелью близкого человека, Роя мучила мысль, что теперь некому будет квалифицированно консультировать их гравитационные исследования.