Отец (не) моей дочери - Елена Левашова

собственных заблуждений, отвергая то, что настойчиво дарила мне судьба. Отвергал саму жизнь, потому что жизнь и есть судьба. Питался прошлыми обидами, оставаясь в душе маленьким мальчиком. Пора бы его прогнать – глупого обидчивого мальчишку. Пусть катится в небытие, туда, где сейчас мой отец…

– Лев, я боюсь, – ладошки Тери легко сжимают мои плечи.

В свете луны, льющемся из окна, замечаю, как припухли от поцелуев ее губы, как блестят глаза и вздымается от частого дыхания грудная клетка. Но и теперь она боится отпустить себя… Видя, как я хочу ее и зная, как люблю…

– Я люблю тебя, Тери. Неужели, ты мне не веришь? – склоняюсь к ее лицу и вдыхаю аромат ее кожи там, где он ощущается гуще и прянее – в ямке на шее, за маленьким ушком…

– Просто у меня… Я неопытна, хоть и была замужем. Я видела Тину и могу предположить, что…

– Боже, как я рад, что ты неопытна. Я безумно этому рад. Готова к уроку доктора Самойлова, а?

– Д-да… Может, сначала в душ?

– Потом, родная. Не надейся сегодня уснуть.

Мы любим друг друга с отчаянием изголодавшихся странников, отрываем от щедрого подарка судьбы самый большой кусок. Пьем счастье, как воду из чистого источника, пьянея, как от вина… А я чувствую себя старым развратником, обучающим юную студентку – Тери не лгала, когда говорила о своей неопытности. Уж не знаю, как ее муженек мог допустить такое? Она создана для любви…

– Ты сосуд любви, Тери… Тебя нельзя оставлять без поцелуев и ласк… Боже, я давно не был так счастлив. Мне хорошо с тобой… Хорошо…

Она улыбается, пытаясь немного раскрепоститься. Знаю, что скоро все изменится. Что бы с ней ни делал ее Вася, я выбью из Тери комплексы. И те, что родились от моих слов, тоже…

Мы проваливаемся в сон, когда небо светлеет. Звезды растворяются в занимающемся рассвете, а ветер стихает. Счастливая ночь… Первая по-настоящему волшебная ночь за долгие годы. Потому что со мной она – та, кого всем сердцем люблю.

Наверное, мы так и спали до обеда, если бы не Дарина… Она робко входит в спальню и бесшумно садится на край кровати. Слава богу, мы с Тери успели одеться перед сном. Маленькая ручка касается моего лица, гладит щеки и подбородок, стремясь деликатно меня разбудить. Я уже проснулся, но делаю вид, что продолжаю спать.

– Папа, а мама теперь всегда будет спать с тобой? – шепчет дочка, заметив, что я хитро прищуриваюсь.

– Да, милая. Ты рада? Наша мама будет жить с нами здесь, а не в домике. Иди ко мне, солнышко, – подхватываю крошку на руки и крепко обнимаю.

– Я лада! Ой, папа, щекотно!

– Кто это там пришел? – сонно протягивает Тери. Вскидывает на меня стыдливый взгляд и отвлекается на дочку. Да, я делал с моей женщиной все… Не оставил ни одного не целованного места на ее теле…

– Чем будем сегодня заниматься, девчонки? – обнимаю моих крошек и зарываюсь в их волосы.

– Я приготовлю завтрак, мы доедим вчерашние пирожные, а потом…

Голос Тери прерывается настойчивым звонком в домофон. Плохое предчувствие скручивает душу, но я стряхиваю его, как ядовитую змею. Быстро натягиваю штаны и спускаюсь, чтобы впустить в дом названных гостей.

На экране видеодомофона маячат лица мамы и Тины. Отлично! Я даже рад их визиту – пора со всем этим покончить и перевернуть страницу прошлого. Кажется, мое лицо сияет от счастья. Я весь свечусь от блаженства, превращаюсь в горящий энергией факел. Того гляди, взорвусь и не смогу вымолвить ничего внятного.

– Левушка, что это на тебе? – хмурится мама, цокая по коридору каблучками ботинок. – Майка одета наизнанку.

– Хм… А почему вы пришли без приглашения? И без предупреждения, я же…

– Так ты проверь телефон, сынок. Я написала, что мы с Тиночкой приедем в гости, чтобы поделиться радостным известием.

Перевожу взгляд на лестницу, замечая встревоженную Тери. Она держит дочку на руках и медленно спускается.

– А вы уже пришли? В такую рань? – кривит губы мама. – Подайте нам чаю, милочка.

Презрительно, больно, недоверчиво… Она режет мою Тери взглядом, колет словами, разрывает на части своим отношением, как к прислуге…

– Тери не прислуга, мама. Она моя любимая женщина, – произношу решительно. – С этого дня она будет жить в моем доме. И еще… Тери, ты выйдешь за меня? Я хочу, чтобы ты снова стала мамой Дарины.

Этери поднимает на меня благодарный взгляд, раскрывает губы, чтобы ответить, но ее слова прерывает насмешливая реплика Тины:

– А куда мы денем нашего с тобой, Левушка, ребёнка? Или вы и его будет воспитывать.

– Что? О чем ты говоришь? – упавшим голосом переспрашиваю я.

– Я беременна!

Глава 39

Этери.

Именно так выглядит насмешка судьбы… Поигралась, девочка? Ну, и хватит тебе. Спускайся на землю и живи своей жизнью. Недаром я не могла поверить, что это не сон… Его жадные ласки, сумасшедшие поцелуи, удовольствие, что он мне дарил – все казалось мне волшебным, нереальным… Никогда у меня не было такого мужчины. Я вообще не думала, что во мне скрыто столько страсти. Лев словно разбудил спящий вулкан. И теперь внутри горит факел… Рвет меня на части и дарит желание жить. И просто желание… Оказывается, я живая… Страстная, чувствующая, а мое тело создано для любви и ласк… И я имею ценность, я не пустое место, сотворенное для удовольствия мужчины. Я любимая женщина… Была ей до этой минуты.

– Постой, Тина, этого не может быть! – Лев вскидывает на меня беспомощный взгляд.

– Что же вы, сынок, не занимались с Тиночкой сексом? – кисло поджимает губы Елизавета Тимофеевна. Дергает шифоновый шарфик, словно он впился ей в шею, как удавка. Сбрасывает с плеч норковую длинную шубу, намекая на долгий разговор…

– Мама, избавь меня от подробностей, – сетует Лев, запуская пальцы в волосы. – Я врач и всегда заботился о безопасности. Этого просто не может быть и все!

– Может, Левушка. Вот заключение гинеколога и УЗИ беременности, – метнув победоносный взгляд в мою сторону, произносит Тина. Кажется, я физически ощущаю, какой он острый и горячий – по коже проносится вихрь колких мурашек.

Лев хватает бумаги из ее рук и прилипает к ним взглядом. Там точно беременность… Тина не врет, а мне стоит вернуться на свою орбиту. Не подхожу я ему, мы птицы разного полета, другие… Да и Елизавета Тимофеевна питает ко мне неприкрытую ненависть.

Господи, как же мне больно… Кажется, внутри вырастает раскалённый камень. Он давит на грудь