Агония обреченных - Анатолий Кулемин

– Иногда мне кажется, что я перестал доверять даже самому себе, – ответил Идьигос, не глядя на собеседника. – Тому, что сейчас здесь происходит, трудно найти хоть какое-то логическое объяснение. Нет, я не о том, что они активизировались и проводят повальные аресты; это-то как раз объяснить можно. После нашей неудачи в заливе глупо ожидать чего-то другого. Я о том, что больно уж они точно попадают. Ну да ладно… Этот ваш вопрос… Почему вы его задали? Он прислан из Вашингтона по линии разведки; его полномочия подтверждены. Что вас смущает? Или есть какие-то факты?

– Фактов нет, – отрезал Кастиенте. – Если бы они у меня были, то сегодня я бы уже принес вам его голову, а не пришел бы дискутировать. Но я сопоставил временные рамки некоторых последних событий, и получилась любопытная картина. Смотрите сами: он появился здесь двадцать шестого апреля; двадцать седьмого – встречается с Гибсоном, а уже на следующий день они закрывают «Берлиц» – хотя, замечу, до этого никаких шевелений около фирмы не было – и арестовывают Гибсона. Еще через день – арестовывают всех тех, кто был с ним связан. Вы верите в такие совпадения, Мигель?

– Да, но контору Орендо и арсенал они накрыли до его появления, – возразил Идьигос.

– Это ничего не значит; контрразведка у них работает.

– Тогда почему вы связываете «Берлиц» с его появлением, а не с удачной работой их контрразведки?

– Да просто потому, что о «Берлице» – кроме меня – знали всего несколько человек, и все они арестованы.

– Все кроме вас, Хорхе, – вкрадчиво проговорил Идьигос.

Кастиенте смотрел на Идьигоса долго, немигающе, тяжело. Он даже не сразу понял, осознал смысл услышанного, а когда он стал доходить, то не поверил ушам. Услышать в свой адрес обвинения в измене – пусть не сказанные в открытую – да еще от Идьигоса Хорхе Кастиенте не ожидал никак.

– Вы что?.. Вы подозреваете в чем-то меня?! – ошарашенно спросил Костиенте и, не дожидаясь ответа, поднялся с кресла. – Скажите своим людям, пусть они проводят меня.

– Сядьте, Хорхе, сядьте, не горячитесь, – с нажимом сказал Идьигос. Такой тон выглядел странным и несколько удивил Кастиенте; он не был в подчинении Идьигоса; обе группы действовали самостоятельно и даже не были объединены общим руководством. Тон же Идьигоса звучал начальственным тоном руководителя. Раньше он так не разговаривал. – Никто ни в чем вас не подозревает. Если бы я испытывал к вам хоть малейшее недоверие, то вы бы сейчас не находились здесь и я бы с вами… не дискутировал. К тому же есть вопросы, которые необходимо обсудить, так что сядьте.

Помедлив, Кастиенте вновь опустился в кресло. Накалять обстановку сейчас не в его интересах; он не на своей территории, сила на стороне Идьигоса. Его люди находились в соседней комнате, в то время как Кастиенте пришел сюда один, без охраны. Он всегда приходил сюда один, таково было правило; никто не должен был знать этот адрес, даже люди из его группы.

– Мне непонятен ваш тон, Мигель, – миролюбиво, но все же со скрытой обидой проговорил Кастиенте. – И мне непонятно, какие есть общие вопросы, которые следовало бы обсуждать. Кроме, разумеется, того, ради которого я пришел.

– У нас у всех сейчас один общий вопрос: ликвидация братьев Кастро и Че Гевары. А на счет тона… не обижайтесь. Когда вопрос касается дела, я со всеми так разговариваю. И еще… Вы… видимо, еще не в курсе… – Идьигос помолчал, подбирая слова. – Короче говоря, после того, как они блокировали «Берлиц», ваша группа передана мне. И все те задачи, которые стояли перед Гибсоном и вами, тоже легли на наши плечи. Это – решение «Фронта».

О существовании недавно созданной организации под названием «Кубинский национальный фронт» или КНФ Кастиенте знал. Он знал также, что целью этой организации было объединение разрозненных контрреволюционных групп, действующих на Кубе, под централизованное начало. Не все восприняли эту новость с воодушевлением; не всем нравилось быть исполнителем чужой воли, пусть даже во благо достижения единой цели – свержения прокоммунистического режима Кастро. Многие, да практически все руководители групп, мнили себя исключительными стратегами, пути достижения цели которых были известны только им.

Однако когда речь зашла о финансировании (и значительном финансировании; ЦРУ средств не жалело, все это знали), которое будет производиться через «Фронт» и только группам, входящим в КНФ, согласие на объединение дали все. Тем более что каждый из них видел себя, если не руководителем «Фронта», то уж в ближайшем его окружении. Кастиенте исключением не был.

– Мне об этом ничего не известно – сказал он. – Чем вы можете подтвердить это?

– Моего слова вам недостаточно? Что ж, хорошо… Что может убедить вас в правдивости моих слов? Протокол заседания штаба «Фронта» представить я вам не могу. Причину объяснять не надо?

– Не надо. Вы говорили, что задачи, стоявшие перед Гибсоном и мной, легли на ваши плечи. Если вы назовете, какие именно, я поверю вам; о них знали только Гибсон, я и в Вашингтоне.

– Как раз об этом я с вами и собирался поговорить. Операция «Кондор». Удовлетворены?

Кастиенте понял: этот раунд он проиграл; Идьигос обошел его. «Зря ты так со мной поступил, Мигель. Посмотрим, кто выиграет в итоге», – со злостью подумал он и на вопрос Идьигоса ответил вопросом:

– О чем вы хотели поговорить… господин Идьигос? Или с этой минуты мне следует называть вас «сэр»?

– Можете называть меня, как вам будет угодно, но мои указания вам придется выполнять. Так вот о деле: насколько мне стало известно, вам было поручено подобрать двух человек для исполнительской акции. В какой стадии этот вопрос?

– В предварительной.

– То есть?.. В каком смысле – «в предварительной»? Почему «в предварительной»? Вам известен срок проведения операции?

– Известен. Двадцать шестое июля. Годовщина штурма казарм Монкада. А почему «в предварительном»?.. А потому что мне не известны конкретные задачи тех людей, которых я подобрал. Потому что мне не понятна причина, по которой эти люди не могут принимать участия непосредственно в акции, а должны действовать на подстраховке. Это что, недоверие? Или неверие в наши способности? Все эти вопросы я намеривался выяснить наконец у Гибсона, но, к сожалению, не успел. Может быть, теперь вы сможете мне это объяснить?

Идьигос выслушал эту тираду терпеливо; с неким снисхождением во взгляде.

– Смогу, Хорхе, смогу… – кивнул он с долей превосходящего достоинства. – Это не недоверие и не неверие. Возможности вашей группы и ее способности хорошо известны. Тут дело в другом. – Идьигос выдержал многозначительную паузу, затем продолжил: – Дело в том, что задача операции значительно усложнилась; для исполнительской акции понадобился профессионал. Причем высокого класса. Ваши люди, увы, таковыми не являются, согласитесь.

– А могу я узнать, в чем именно усложнилась операция? – спросил Кастиенте.

Это уточнение он сделал отнюдь не ради любопытства; в условиях строжайшей конспирации оно могло обойтись дорого. Уязвленное самолюбие толкнуло на этот вопрос; в слабой профессиональной подготовке группы Кастиенте еще не упрекал никто.

– Да, можете. – Идьигос вновь посмотрел на Кастиенте с чувством превосходства; для того это не осталось незамеченным. – Акцию следует провести не только в отношении Фиделя Кастро, но и в отношении еще одного человека.

– Вы хотели сказать: двух человек, – поправил Кастиенте. – Его брата, Рауля и Че Гевары?

– Нет. Именно одного. Это русский; он приглашен Фиделем на празднование годовщины в качестве почетного гостя.

– Хрущев? – с замиранием, шепотом спросил Кастиенте.

– Вы что, Хорхе, с ума сошли? – ответил Идьигос и тоже почему-то шепотом. – Хрущев – это война. Этот человек – Гагарин.

Глава 7

Они несколько мгновений сверлили друг друга взглядом: Гарднер – стоя у двери, Бредли – сидя в кресле.

Первым ожил Гарднер. Он подошел к креслу, в котором только что сидел Гелен, но прежде чем сесть, протянул руку:

– Ну, здравствуйте, обер-лейтенант.

– Как вы мне надоели, Гарднер, – проговорил Бредли, но рукопожатием ответил.

Впервые этих двух людей судьба свела в конце апреля сорок пятого в Берлине, когда войска Красной армии штурмовали город. Тогда, раненому Гарднеру унести ноги из Берлина помог Бредли, в то время – обер-лейтенант Кесслер. Гарднер уходил к американцам, и уходил он не с пустыми руками; он прихватил с собой шифры, агентурные списки по Европе, Советскому Союзу и США, финансовые документы по некоторым вкладам в швейцарских банках. Бредли узнал об этом случайно, от следователя Пакстона, который вел его дело тогда, в сорок пятом. То, какие именно документы прихватил с собой Гарднер, Бредли узнал много позже, когда стал иметь доступ в секретные секторы архивов ЦРУ.

Вторично они встретились в конце пятьдесят третьего в Нью-Йорке. Гарднер с партнершей, некоей Эльзой, выполнял секретную миссию по линии организации, расположенной в Латинской Америке. Та встреча была крайне нежелательна для обоих и закончилась она драматично. Гарднер решил ликвидировать Бредли, но тот, разгадав его план, с помощью Марты и Людвига опередил его. В развязке той встречи напарница Гарднера погибла, сам же он, как оказалось, выжил.