Прощай — прости - Кэти Келли

— Ты должна наконец начать заботиться о себе, дорогая. Я достаточно насмотрелась на девочек, которые просто разваливаются на куски, когда их брак прокисает, и не хочу видеть, как это происходит с тобой. Завтра мы вместе отправляемся покупать тебе кроссовки, и без разговоров, пожалуйста! — Она усмехнулась и ткнула Эшлин в пухлое плечо.

Когда Фиона ушла, Эшлин направилась в гостиную. Там на полу, скрестив ноги, восседал Филипп, лопал рисовые хлопья и смотрел хит-парад, который представлял какой-то непричесанный ди-джей. Ковер был устлан комиксами и футбольными карточками. Картину дополняли два пустых пакета из-под чипсов и несвежие носки.

— Филипп, что ты тут устроил, убери немедленно!

— Зачем? Кто-то придет? — быстро ответил он. — Папа?

У Эшлин похолодело в животе, как всякий раз, когда она думала о том, как подействует уход Майкла на детей.

Предыдущим вечером она сказала, что отец уехал на неделю. Она не знала, что говорить, и решила доносить до них правду постепенно.

Пол выглядел удивленным.

— Я думал, папа придет смотреть, как мы играем в футбол в субботу, — произнес он медленно. — Он успеет вернуться?

— Я не знаю, милый, — чувствуя себя отвратительно, оттого что врала и оттого что запретила Майклу прийти и рассказать обо всем самому, она чмокнула его в щеку и обернулась к Филиппу — пожелать доброй ночи и ему. В пижаме с символикой «Манчестер Юнайтед», с раскрытым журналом комиксов, прижатым к груди, он пристально посмотрел на нее, но ничего не сказал. Эшлин поцеловала его и легонько дотронулась до фиолетового синяка на левой кисти — последствия, по его словам, столкновения со штангой футбольных ворот.

— Спокойной ночи, мистер Гиггз. Или сегодня — Кантона?

— Ни тот, ни другой, — заторможенно ответил сын.

Она через силу улыбнулась, оставила дверь чуть приоткрытой, чтобы свет из коридора проникал в комнату, и стала спускаться, направляясь прямиком к бару — за хорошей порцией джина с тоником.

Филипп знал, что что-то не так, разумеется, знал. Однажды она прочитала в журнале, что дети улавливают мельчайшие нюансы в отношениях родителей. И Филипп, конечно же, уловил. Майкл говорил, что он — как подающий надежды журналист, ведущий расследование, такой же любопытный, дотошный и настырный. Маленький бронепоезд — его было не остановить. «Почему» было его любимым словом. «На этот раз я не знаю, почему», — мрачно подумала Эшлин. Она беспомощно смотрела на потрепанные комиксы и крошки, разбросанные по полу. Надо пылесосить, как всегда.

Следует все рассказать мальчикам. Еще вчера следовало. Ни к чему притворяться, будто все хорошо. В конце концов, они все равно все узнают. Забыв о телевизоре и подняв на нее огромные грустные глаза, Филипп спросил:

— Папа сегодня придет домой?

Она не удивилась. Всматриваясь в серьезное лицо, на котором, казалось, застыл этот вопрос, в темные глаза, до боли напоминавшие отцовские, она понимала, что пора принять решение. Не будь трусихой, Эшлин. Скажи им прямо сейчас, ты должна это сделать.

— Где Пол? — спросила она решительно.

— Наверху, — ответил Филипп.

Эшлин подошла к лестнице и крикнула:

— Пол! Спустись вниз, я хочу поговорить с тобой.

Пол скатился по лестнице, перепрыгнув через последние две ступеньки и с шумом приземлившись сразу на обе ноги. На которых, разумеется, не было носков. Если Филипп их снимал, то Пол тут же следовал его примеру. Он вихрем влетел в гостиную и бухнулся на пол рядом с братом. Заглянув в один из пакетов, который, по его расчетам, должен был быть с чипсами, а не из-под чипсов, Пол произнес с осуждением:

— Ты съел мои чипсы!

— Я не ел, — отозвался Филипп.

— Ел!

— Тихо! — крикнула Эшлин. Дьявол, она не собиралась кричать на них. — Мальчики, есть одна вещь, о которой я должна вам рассказать, — начала она более мягко. — О вашем отце и обо мне.

Она остановилась, понимая, что собирается сказать чудовищную вещь, и задаваясь вопросом, какими словами можно передать простое, казалось бы, обстоятельство: ваш отец бросил меня. Они выжидательно смотрели на нее — два миниатюрных Майкла, те же черты лица, те же глаза. Ей вдруг вспомнилось, как она сказала ему о беременности; как на прогулке морозным мартовским днем вокруг них возник маленький, очень личный мирок — прямо посреди Буши-парка, который они прошли из конца в конец, пробежавшись заодно и по списку предполагаемых имен для их будущего ребенка; как они гадали, на кого он будет больше похож; как она улыбалась: «На тебя». Ей хотелось, чтобы их ребенок был темненьким, а не бледным с ее мышиными волосами. Как Майкл прошептал в ответ: «Нет, на тебя», — и оттянул воротник ее куртки, чтобы коснуться холодными губами ее теплой шеи.

Дети смотрели на нее, терпеливо ожидая, когда она заговорит. Слишком терпеливо. Бедняжки, они понимали — что-то случилось. Ей оставалось только по возможности смягчить удар, постараться, чтобы он был как можно менее болезненным. И хотя ее сердце пылало от ярости, она не могла превращать мальчишек в ракеты «Экзосет» и использовать как оружие в войне против отца. Ох, не следовало вчера соглашаться, чтобы Майкл тоже с ними разговаривал. Она начала заново.

— Мы с папой не особенно ладили в последнее время, и… — Господи, что ей сказать? Он ушел? Он больше с нами не живет? Это звучало ужасно, как приговор. Если бы только они были чуть постарше, хотя бы на пару лет, они бы смогли понять. Но в десять — как можно надеяться на понимание? — Папа переехал от нас, ему было плохо…

— Почему плохо? — с беспокойством спросил Филипп. — Это из-за меня? Потому что я приставал к нему с роликами?

— Нет-нет, милый, это не имеет отношения к вам. Папа любит вас, просто… ему нужно побыть одному какое-то время. Он хочет, чтобы вы были сильными и понимали, что он вас очень любит.

— Тогда почему он ушел? — Пол смотрел на нее с таким замешательством во взгляде, что она разрывалась между желанием разрыдаться и обнять его.

— Мы с папой не всегда ладим, — медленно произнесла она. — Иногда взрослые ссорятся, и им нужно некоторое время побыть врозь, папа этого и хочет. Побыть самому по себе. Это, конечно, не означает, что вы его больше не увидите, — добавила она, как ей показалось, обнадеживающе.

— Но почему, мам?

На этот раз «почему?» произнес Пол. Филипп просто стоял, опустив голову, густые темные волосы падали на лоб. Эшлин хотела ласково убрать их в сторону, но он отшатнулся.

— Я вот что скажу. Давайте пообедаем в «Макдональдс». Как вам такая мысль?

— Хорошо, — Пол выглядел так, словно готов был расплакаться.