В поисках Библии: Тайны древних манускриптов - Дойель Лео

Смерть Акхата вызывает катастрофическую засуху. Сестра Акхата правильно истолковывает печальный знак и уведомляет своего отца, который отправляется на поиски тела сына, чтобы похоронить его. Он связывает грифов с убийством и просит помощи у Баала. Хищные твари умерщвляются одна за другой, для того чтобы Даниил мог осмотреть их внутренности, но ни в одной нет следов Акхата, и Баал милостиво возвращает птиц к жизни. Наконец подстрелена мать грифов, и — увы! — именно она сожрала плоть и кости Акхата. Даниил берет останки сына и хоронит их. Затем он возвращается во дворец, где проводит семь лет в трауре и плаче.

Пугхат, дочь Даниила, тем временем обнаружила убийцу своего брата, который, будучи под хмельком, похвалялся своим отвратительным преступлением. На этом текст обрывается, но мы можем быть уверены, что убийца получает справедливое возмездие и боги возвращают Акхата его отцу — по крайней мере на время, как Прозерпина была возвращена ее матери Деметре.

Клинописные таблички содержат другие ханаанские мифы и легенды. Одно космогоническое описание рождения богов имеет форму своего рода либретто, дополненного сценическими указаниями. Другое повествование — о влюбленном боге луны Йарихе, вожделеющем к богине Никкаль, — начинается, подобно "Энеиде" и другим западным эпосам, словами: "Я воспеваю Никкаль".

Ханаанская литература на глиняных табличках из холма Рас-Шамра расширила горизонты наших знаний о древнем Ближнем Востоке. В том, что она раскрыла перед нами ханаанские корни Ветхого Завета, состоит лишь один из ее многих выдающихся вкладов. Эти тексты не только ценны для науки как прототипы, но прекрасны и сами по себе как литературные произведения.

Несколько теологов, изучив угаритскую мифологию, признались, что шокированы неистовством и порочностью ханаанской религии. Они сочли ее грубой формой политеизма, "мерзостью язычества", искоренение которой древними евреями в Палестине было благочестивым и богоугодным делом, хотя, к несчастью, и не доведенным до конца. Этот взгляд, кроме того, что он сомнителен морально, игнорирует тот факт, что иудаизм и во время заимствования от этой более примитивной религии, и во время борьбы против нее находился под ее влиянием. Многие прерогативы Яхве были первоначально прерогативами Баала или Эла; Даниил Праведный был ханаанеянином, а не древним евреем. Точно так же дух, если не функции, пророка вполне могли быть знакомы ханаанеянам. Поэтому мы должны относиться к ним с гораздо большим уважением, так как, несмотря на свою незрелость, ханаанское учение является законным предшественником иудейско-христианской традиции. То, что древний народ, изобретший алфавит, теперь может говорить с нами через посредство своей литературы, является достойным основанием для радости.

Тишендорф в поисках подлинного нового завета

И увидел он, что терновый куст горит огнем, но куст не сгорает.

Исход 3,2

В начале 1930-х годов распространились слухи о том, что советское правительство собирается распродать ценные древности и шедевры искусства. Советская Россия нуждалась в твердой валюте, чтобы покупать на Западе машины и технику. Несколько американских дельцов и коллекционеров начали переговоры с советской торговой организацией — Амторгом. Знаменитый Абрахам С. Вольф Розенбах, король букинистов, почувствовал, что он стоит на пороге самой выгодной в своей жизни сделки. Он мечтал приобрести рукопись, которую даже этот желчный космополит расценивал как "важнейшую, самую сенсационную и дорогую из всех известных миру книг". Привыкший оперировать в своих сделках шестизначными числами, он все же сказал большевикам, что запрошенная ими цена чересчур высока. Но дверь для переговоров оставалась открытой, и Розенбах надеялся, что сможет добиться компромиссного решения. Тем временем колоритный сенатор от штата Техас Гарри Л. Дарвин тоже начал переговоры с русскими. Он хотел приобрести древнюю рукопись для церкви, к которой сам принадлежал, — методистской епископальной церкви Юга.

И тут грянул гром. Через два дня после Рождества 1933 г. Британский музей объявил о том, что приобрел у Советского Союза Синайский кодекс за самую высокую сумму, когда-либо уплаченную за рукопись, — 100 000 фунтов стерлингов, более чем полмиллиона долларов по тогдашнему обменному курсу (но более чем вполовину меньше той суммы, которая была запрошена у Розенбаха, как заявил этот ошеломленный джентльмен корреспонденту "Нью-Йорк Геральд Трибюн").

Так завершилась длительная и тайная торговая операция, считающаяся по сей день величайшей книжной покупкой на протяжении всей мировой истории. Несмотря на разочарование Америки, христиане во всем мире могли теперь утешиться тем, что библейская святыня была вызволена из атеистического государства. Для попечителей Британского музея это приобретение казалось, вероятно, делом богоугодным и одновременно благодетельным для науки. Призыв к сбору средств на покрытие расходов, связанных с этой покупкой, был встречен с таким энтузиазмом, что вскоре затраченная сумма была перекрыта с лихвой, и правительство Макдональда, обязавшееся внести в кассу музея сумму, равную собранной — "один фунт за каждый собранный фунт", — смогло сохранить для казны довольно приличную сумму.

Интерес к древнему кодексу был подогрет потоком статей, появившихся в ежедневных газетах, а также пылких и не всегда достоверных отчетов в воскресных приложениях. Как только манускрипт был выставлен на всеобщее обозрение в музее, мимо застекленной витрины потянулся бесконечный поток людей, желающих взглянуть на него. По словам сэра Фредерика Кеньона, игравшего главную роль в приобретении рукописи, реакция людей "доказала еще раз приверженность англоязычных наций к Библии". С точки зрения такого утонченного литератора, как Олдос Хаксли, этот поток свидетельствовал о свойственном человечеству фетишизме: "Если вы рассматриваете идолопоклонство как благо, тогда вы от всей души должны приветствовать приобретение кодекса. Я склонен рассматривать идолопоклонство как явное зло".

Лейбористская "Дейли Геральд" зашла так далеко, что назвала весь этот бум "самой вульгарной показухой самых вульгарных богачей". Независимый американский "Нейшн" в несколько более ироническом духе нашел, что, вообще говоря, все должны быть удовлетворены: "Кремль… обменявший реликвию "опиума народа" на пятьсот десять тысяч добрых христианских монет — приличную сумму, которая поможет индустриализации России… Рамсей Макдональд, доказавший своим друзьям-консерваторам, что даже лейбористский премьер-министр отнюдь не варвар, и, наконец, коммунисты, для которых козырем явится фигура лейбористского премьера, одной рукой покупающего Библию IV в., а другой урезающего пособия XX".

Однако, если отвлечься от политических страстей, мало кто мог отрицать, что речь идет об одном из великолепнейших образцов каллиграфического искусства IV в. При тогдашних обстоятельствах Британский музей был, несомненно, более подходящим местом хранения, чем ленинградская библиотека. По возрасту и достоверности только хранящийся в Риме Ватиканский кодекс как библейский текст мог сравниться с Синайским. По сути дела, Синайский кодекс был и остается самым полным и самым древним текстом Нового Завета.

Уникальная, малоизвестная романтическая история его открытия до сих пор является одним из самых увлекательных эпизодов в летописи поисков человеком письменных памятников своего прошлого. В Лобеготте Фридрихе Константине фон Тишендорфе, искателе древних истин, романтика обрела поборника, столь же настойчиво идущего к своей цели, как и его соотечественник и несколько более молодой современник Генрих Шлиман. Его карьера, так же как и карьера Шлимана, была весьма яркой и феноменально успешной. Исследования тоже привели его на Восток. В ходе своих приключений он, так же как и Шлиман, на опыте убедился в культурной деградации, административной коррупции, интриганстве и мошенничестве, характерных для Ближнего Востока в период оттоманского правления.