Будни наемника - Евгений Васильевич Шалашов

каву, благо, что при себе имелось немного молотых зерен. Запить холодную еду самым лучшим напитком в мире — это ли не счастье для уставшего человека? Тангары принюхивались, поворачивая носы к ароматам, но поделиться не попросили, а сам я не предлагал.

То, что не засну ночью, не боялся. Одна кружка, пусть и не маленькая, не в счет. Засну как миленький, тем более, что часовые выглядят вполне надежными и беспокоиться за сохранность собственного горла не придется.

Утром вышли так рано, как только смогли. Возчики, похоже, вообще не спали, потому что, когда я проснулся, лошади были уже запряжены. Верно, начальник охраны пытается нагнать время, потерянное из-за вчерашней задержки. Так всегда — потеряешь в пути один час, а он оборачивается тремя. Гномы опять не стали разводить костров, завтракая на ходу. Я бы лучше соорудил себе утреннюю кружечку ароматной кавы, не спеша выпил бы обжигающего напитка, а уже потом отправился в дорогу. Но разжигать костер времени не было, пришлось последовать примеру тангаров, хотя жевать, не вполне проснувшись, не велико удовольствие, а давиться вяленым мясом и сухарем, при этом передвигая ноги, совсем никуда не годится.

Так мы шли, в утренней тишине, прерываемой криками птиц, под слабый скрип тележных осей и легкий свист ветра. Будь здесь пейзанские телеги, с деревянными осями, скрип был бы гораздо громче и противнее, как ты не смазывай. Идиллия. Но я почему-то терпеть не могу, если все кажется хорошо и благополучно.

Мы шли, но через милю я потерял свой темп, выработанный вчера — показалось даже, что гномы слегка убавили шаг, пришлось опять приноравливаться. Спустя две мили привиделось, что и лошади стали передвигаться чуть медленнее, а тангары снова уменьшили шаг — не больше, чем на пару дюймов, но скорость передвижения замедлилось. И куда смотрит старший охраны, наш главный начальник? Он же совсем недавно спешил? Ну и ну.

Нет, я определенно становлюсь чересчур мнительным. И мне все здесь не нравится, все раздражает, и на все злюсь. Мало того, что не нравится сама экспедиция, высокомерные гномы, так бездарно отнесшиеся к организации перевозки, их нежелание поделиться своими проблемами. Понятное дело, что не нравятся возчики, от которых я каждую минуту жду превращения в волков, так теперь злюсь на весь окружающий мир. Попытался прислушаться к самому себе, определить — почему же я все-таки злюсь, чем недоволен? Да, избаловался за последние годы, сегодня спать пришлось почти на голой земле, ночью не выспался, а с утра остался без кавы. Согласен, причина для недовольства довольно-таки веская. Правда, ей бы пора развеяться. Все-таки, прошел пару миль, размялся и окончательно проснулся. По прежнему опыту знаю, что должен бы уже прийти в себя, войти в некое равновесие, но, как ни странно, злость, внутреннее беспокойство и недовольство не проходили.

Не нравится, что помимо птичьего крика, тележных скрипов, да слабого шума ветра, обоз сопровождает тишина: лошади не ржут, возчики не кричат на коней, не ругаются, не щелкают кнутами (хотя терпеть не могу, если животных бьют понапрасну), а охранники не разговаривают между собой. Гномы, не в пример молчаливее людей, но вчера они иной раз обменивались какими-то фразами, непонятными и, скорее всего ничего не значащими, но вели себя так, как ведут себя обычные солдаты в дороге, а сегодня молчат, словно воды в рот набрали. Вон, меня уже даже свист ветра раздражает. Да, отчего бы ему раздражать? Ветер свистит, но не видно ни колыхания уцелевшей с прошлого года травы на обочине, ни шороха полотна, которым укрыты возы.

Ветер вообще непонятный. Да и ветер ли это? Кажется, слышу пересвист и одновременно ничего не слышу. Как такое возможно? Может, это у меня в ушах свистит? Простудился, или еще что? Нет, не понимаю.

И гномы-охранники начали вести себя еще более странно. Вчера, целый день, четыре пары тангаров двигались четко и слаженно — убери телегу между ними, покажется, что охранники идут плечом к плечу, словно бы, держа строй, а сегодня наметился разнобой. Нет, скорее всего, мне это просто мерещится.

Не удержавшись, покинул свое место в хвосте каравана, пошел вперед, просматривая расстояние между парами тангаров. Нет, не мерещится. Все четыре пары уже рассыпались и гномы передвигались кое-как, «потеряв строй». Так они уже и ноги не поднимают, не сгибают колени, а шаркают подошвами по земле, словно доживающие свой век старики. Вгляделся в лица и, тут испугался по-настоящему. Вчера физиономии тангаров были хмурыми, но сосредоточенными, живыми, а сегодня они не выражали ничего. Лица одутловатые, глаза широко распахнуты, не моргают, словно уставившись в непонятную точку, изо рта некоторых охранников тонкой ниткой течет слюна, а руки безвольно болтались вдоль туловищ. Так выглядят люди, в пылу сражения получившие удар моргенштерном по шлему — жизнь еще теплится в них, а вот рассудок уже нет.

Вон, у того здоровяка, что таскал на плече тяжеленую палицу, оружие упало и волочится по земле, удерживаясь в руке только за счет темляка. Интересно, если кожа порвется, заметит ли хозяин потерю?

Ради опыта я толкнул одного из гномов в плечо. Тот, вроде, и не заметил тычка, а мне показалось, что толкнул не живую плоть, а камень.

Обоз вдруг встал, а гномы, словно повинуясь неслышной команде, начали приближаться ко мне. И сюда же направлялся ухмыляющийся вожак.

Я вытащил меч, прислонился спиной к телеге.

— Догадался? — поинтересовался вожак, подойдя ближе, но соблюдая дистанцию, чтобы не попасть под клинка удар.

— Нет, — не стал я врать. Не знаю, как оборотням всего за полдня удалось превратить гномов в безвольных существ?

— Я расскажу, а потом еще и покажу, — пообещал вожак, а потом властно скомандовал. — Возьмите его. Быстрее!

Не знаю, как ковылявшие со скоростью хромых стариков гномы сумели развить такую прыть. Я не успел и взмахнуть мечом, как тот оказался выбит, а каждая из моих рук стиснута в крепком захвате, потом мои конечности принялись выкручивать с такой силой, что едва не вырвали из плеч. Я даже не думал о сопротивлении, потому что истратил все силы на то, чтобы не застонать от боли.

— Свяжите его, — бросил оборотень и мои руки оказались стянуты за спиной моим же собственным ремнем, содранным с перевязи. — Посадите его на телегу, пусть смотрит.

Меня усадили на повозку, заботливо подложив под спину пару мешков с серебром, чтобы не упал.

— Ну, вы чего смотрите? Ложитесь и покажите нам горло, — ласково обратился главный оборотень к тангарам, а те, словно только того и ждали, послушно принялись