Ничей ее монстр (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena"

— Здравствуй, девочка без имени.

А я смотрю на его глаза и меня уносит… уносит в эти льды, в этот безумный холод от которого покалывает кончики пальцев. Задохнулась, ощутив насколько он близок ко мне и в тоже время насколько далек. И я не могу оторваться… я ступая босыми ногами по его льду и он такой хрупкий, такой потрескавшийся и скользкий, что я точно знаю — мне обратно не выбраться. Он треснет и я, изрезавшись до крови, утону. Но пути обратно уже нет и цепкие пальцы удерживают меня за плечо, постепенно разжимаясь, чтобы заскользить вверх к ключице, поднимаясь к волосам, к скуле. И я ощущаю, как электрические разряды скользят и вспыхивают вдоль позвоночника. Очертил воротник блузки, прочертил линию вены возле уха. Чуть прищурился, склоняя голову.

— Какая интересная реакция… Мурашки. Холодно? Страшно? Противно? Нравится?

Нет, он не говорит со мной. Он говорит сам с собой. Наклонился вперед лицом туда, где только что трогали пальцы. Потянул запах, и я вся напряглась и замерла. И в ту же секунду ощутила, как напрягся и замер он, принюхиваясь к коже, скользя щекой по моей шее к лицу.

Коснулся губами кожи, и я дернулась как от удара хлыста, закатывая глаза. Мне не просто нравится… меня трясет от волнения и от жгучей радости, от невыносимого трепета во всем теле. Захлестывая кипящей волной голода по его губам и поцелуям. С губ срывается тихий выдох, когда его рот поцелуями скользит по моей шее вниз к плечу. Тут же оторвался от меня, и я вижу, как стиснул челюсти, как его взгляд становится все холоднее и холоднее и этот холод жжет посильнее огня.

Смотрю на его рот и задыхаюсь от сумасшедшего желания впиться в него своими пересохшими губами. И память рисует как эти губы скользили по моей коже, как взгляд, горящий голодом и похотью, следил за моей реакцией. Так и сейчас я завороженно следила за каждой чертой его лица. Погружаясь в собственный мрак, в собственное безумие. Взял мою руку и поднес к своему лицу. И мне кажется он какой-то странный сегодня. То ли слишком спокоен, то ли слишком возбужден. Все его движения вкрадчивые и в то же время отрывистые. Привлек резко к себе, разрывая ворот блузки, опуская лицо к моей груди, впиваясь губами в кожу, скользя по ней широко открытым ртом, и я сама не поняла, как схватила его за волосы прижимая к себе еще сильнее…

И в эту же секунду я трезвею от адской боли, дергаясь всем телом и понимая, что его зубы водрались в мою плоть ближе к соску. Попыталась вырваться, но его сильные руки скрутили меня, сдавили с такой дикой яростью, что мне показалось я слышу треск собственных костей. Какие-то доли секунды и он сбивает меня с ног на пол. Еще не понимаю, что происходит, но Барский давит меня всем телом в шершавый, царапающий тело ковер. Скручивает мне руки за спиной, так больно, что у меня на глаза наворачиваются слезы.

Еще молчу… еще не издаю и звука.

А он наклоняется ко мне скалясь хищно, дико.

— Что такое, Таня? Хочется заорать от боли, а ты молчишь? Сколько тебе платили за это молчание? Кто платил? Только я или еще кто-то?

От неожиданности сердце не просто забилось быстрее, оно замерло, а потом заколотилось от страха с такой силой что я думала сейчас задохнусь. Молчать. Это просто проверка… это просто подозрение. Если я не издам ни звука он решит, что ошибся.

Стянул с меня трусики, содрал юбку, отшвырнул в сторону и навис надо мной снова.

— Молчишь? Хочешь поиграть? А, сучка?

Сдавливает грудь обеими руками, сжимая соски пальцами, за самые кончики. А у меня вопреки сковывающему тело страху так же ярко вспыхивают перед глазами всполохи едкого возбуждения. И кровь несется по венам с дикой скоростью.

Его самого отвлекают собственные ласки такие грубые и в то же время заставляющие меня кусать губы, когда большие шершавые пальцы натирают соски. Сдавил сильно, заставив изогнуться.

— Закричи… давай! Закричи! Я сказал!

Прокусила губу до крови, но не издала не звука, глядя на искаженные черты его лица, на дикий и страшный взгляд. Как он похож на его глаза раньше… когда я была собой, а он меня видел. Но именно в эти секунды мне казалось, что видит. Насквозь видит, через кожу, через лед неузнавания. Видит и от этого сходит с ума. Не поняла, как осмелилась, впилась в его рубашку и притянула к себе, впилась губами в его губы. Жадно вдохнула его выдох. Так жадно, что стало печь все тело. Переплела язык с его языком и тихо всхлипнула. Сама испугалась собственной наглости, риска от которого задрожало все тело. И все дьяволы внутри завопили от восторга, вырываясь наружу. Я так истосковалась по нему, я так болезненно соскучилась, что мне уже не страшно. Схватил за горло и опрокинул обратно на ковер, ударяя головой о пол.

— Никогда! — зашипел мне в лицо, — Никогда так не делай!

Сдавил мои скулы, отыскивая взглядом то, чего не видит. А я схватила его руку за запястье, подалась вперед, преодолевая его силу, ломая ее и снова впилась в его губы, и он дернулся всем телом, как от удара, обхватил мое лицо, впился в мои волосы обеими руками и рванул к себе, вгрызся в мой рот с такой адской жадностью, что меня прострелило от этого сумасшествия. И плевать, что будет потом. Я уже обожглась о его лед, я уже примерзаю к нему намертво и оторвет он меня только с мясом. Выгнулась под ним, отвечая на поцелуи, кусая в ответ, ощущая во рту привкус его крови, прижимаясь к нему всем телом.

Пробуждая зверя ото сна. Того алчного зверя, который когда-то терзал меня с такой алчностью. И тело болит от ожидания вторжения, от ожидания того как его член ворвется в меня. Глубоко и безжалостно. И я тут же окончательно свихнусь.

Мне кажется, что кожа под его пальцами воспалилась, что она покрыта мелкими порезами и от того саднит и болит от каждой ласки. Я трусь сосками о его ладони, подаваясь вперед, не давая ему оторваться от моего рта.

Между ног горит, пульсирует, жжет. И мне хочется кричать, чтоб прикоснулся. Но я молчу, соплю, всхлипываю и молчу, а он рычит, целует мои губы, кусает их и рычит. Оторвался от моего рта, удерживая за волосы.

— Хищник слеп, но он не утратил обоняние. Закричиии… давай, дрянь. Скажи хоть слово.

Вместо этого схватила его за руку и нагло потянула к низу живота, ледяные глаза вспыхнули, потемнели и превратились в адское пекло.

— Давай… мы уже это обсуждали. Давай, Таня, скажи мне, чтоб я тебя трахнул. Ты ведь этого хочешь? Хочешь, чтоб я вошел в тебя. Ты ведь за этим таскалась ко мне?

И я вижу, что он не уверен в своих словах. Он действительно внюхивается в меня и вслушивается, как слепое голодное животное. Опрокинул назад и зарылся лицом между моих грудей, осыпая поцелуями-укусами, всасывая острые, напряженные и болезненные соски. Вниз по ребрам, по животу, стискивая мои бедра, раздвигая ноги. И я уже задыхаюсь, сдерживаюсь, чтоб не кричать не стонать.

Внизу все налилось и пульсирует в жажде любых прикосновений, в жажде его рта, его пальцев. Прикрыла глаза, трепеща всем телом. Ощутила, как сильные пальцы раскрыли плоть и впилась зубами в губы, запрокинув голову. Натянутая как струна. Стенки лона слегка сокращаются. И все тело готово к невыносимо острому и мощному взрыву. Но я не двигаюсь, шумно дыша. Затаившись.

— Мокрая. За это теперь тоже платят? Чтоб текла? Или совмещаешь приятное с полезным?

Толкнулся пальцами внутрь и застонал сам.

Мои глаза закатились, и я сжимаю руки в кулаки, задыхаясь, понимая, что еще одно движение его руки, и я кончу. Но н остановился, нависая надо мной, как скала.

— Похотливая дрянь хочет, чтоб ее трахнули. Я это чувствую. Очень хочет.

Подушки пальцев выскользнули наружу, размазывая мои соки по раскаленной плоти, по острому от напряженного адского возбуждения клитору. Но он намеренно не трогает его, он трогает рядом, пощипывая нижние губы, потирая сам вход.

— Давай. Проси. Я же знаю, что это ты. Выдай себя, сучка. Одно слово и тебя отымею как последнюю шлюху. Как ты этого и заслуживаешь за свои игры!

Хрипит, не говорит. Его голос дрожит от возбуждения и ярости, а я в ужасе боюсь действительно закричать.