Новиков - Александр Западов

В июле 1774 года Новиков издал первый лист журнала «Кошелек» и поднес его императрице.

На востоке России полыхала крестьянская война, против Пугачева действовали уже крупные военные силы, и было известно, что генерал Суворов, прославивший свое имя в турецкой кампании, победитель при Рымнике, будет послан ловить самозванца Петра III. Екатерина брала из своей генеральской колоды самую крупную карту: Пугачев был ей страшен.

«Отечеству моему сие сочинение усердно посвящается», — писал Новиков на первой странице «Кошелька», намереваясь прославлять «древние российские добродетели» и осуждать дворянскую галломанию.

Название журнала, кроме обычного значения слова «кошелек», имело в XVIII веке и второй смысл — так назывался кожаный или тафтяной мешочек, куда укладывалась коса мужского парика. Новиков обещал разъяснить читателям происхождение имени журнала в статье «Превращение русского кошелька во французский», но в вышедших номерах этого не сделал.

Первые листы «Кошелька» содержат беседу заезжего француза с русским, а затем с немцем, горячо защищающим российские добродетели.

В шестом-восьмом листах Новиков печатает комедию в одном действии «Народное игрище», присланную будто бы от «неизвестной особы». Во вступительной заметке, где сообщено это сведение, Новиков пишет о пользе сочинения комедий для народа. Пусть в них не будут сохранены театральные правила, это неважно, «лишь бы замыкалось в оных нравоучение и почаще представлялись бы примеры, к подражанию народному годные: то есть добрый слуга, честный купец, трудолюбивый хлебопашец. Сие было бы весьма не худо».

«Особа», написавшая эту пьеску, действительно пока остается неизвестной, однако вряд ли можно ошибиться, предположив, что напечатать ее в «Кошельке» побудили Новикова не только внешние обстоятельства — например, требование каких-нибудь влиятельных лиц, — но и собственные его взгляды. В пьесе, право, нет ничего, что противоречило бы воззрениям самого Новикова, более того, многое совпадает с ними.

Деревня Толстосума представлена раем для крестьян, а он их благодетелем. «Отец, а не господин», — говорит о нем Андрей, дядька молодого Толстосума. Этот барин плачет, когда ему приходится наказывать за проступок дворового человека. Деревня любит его, и есть за что — «наши крестьяне как будто не крестьяне: все грамотеи; а в ином селе и поп грамоте-то не смыслит». Толстосум пригласил студента, чтобы учить крестьянских детей. Мужики живут зажиточно. «Ежели у доброго помещика крестьянин беден, так он на себя должен пенять: либо он ленивец, либо пьяница».

Толстосум — пример для всех дворян, но пример еще исключительный: во всем околотке «нет ему подобного», и сына своего научил он «иметь сожаление» к дворовым и крестьянам. В журнале «Кошелек» описывался идеальный помещик, «отец» и «милостивец», каким Новиков желал видеть каждого вотчинника и чьей программе он сам следовал в управлении своим Авдотьином.

Крестьяне, процветающие под опекой отцов-помещиков, и сельская идиллия на сцене были досадной выдумкой. Живые мужики убивали бар, а не прикладывались к их плечикам, и Новиков знал это не хуже любого русского дворянина.

Но что он мог сказать читателю в дни крестьянского восстания, взбудораженный событиями, исход которых был еще не совсем ясен? Новиков осуждал дворян-крепостников, однако по сущности своего мировоззрения, по душевному настрою и характеру он не одобрял и крестьян, с оружием поднявшихся против господ. Братоубийственные распри порицало евангелие — авторитетная для Новикова книга. Похвалы российским добродетелям нельзя было вложить в уста представителей народа. Новиков не пожелал передавать их какому-нибудь дворянину, одной своей принадлежностью к этому сословию уже перед народом виноватому. Вероятно, поэтому он выбрал для споров с французом фигуру, постороннюю борьбе русских сословий, — разумного немца.

На девятом листе Новиков закончил издание «Кошелька». Остановил он и работу над книгами. В 1773 году Новиков выпустил семнадцать книг, из них десять иждивением «Общества, старающегося о напечатании книг», и семь — самостоятельно. В следующем году выходили ранее подготовленные книги, было их девять, считая и «Кошелек». Новых изданий Новиков не готовил, но одну книгу он составил и напечатал ее в 1775 году.

Называлась она «Живописец», и с виду это было третье издание хорошо знакомого читателям журнала. На самом же деле Новиков создал книгу, во многом отличную от прежних листов его сатирического издания.

В «Живописце» 1775 года Новиков объединил избранные статьи из этого журнала с лучшими материалами «Трутня». Как было сказано в обращении к читателю, выпуск в свет нового издания журнала Новиков не относит на счет собственного таланта, вызвавшего общее одобрение. «Лучше соглашаюсь верить тому, — пишет он, — что сие сочинение попало на вкус мещан наших: ибо у нас те только книги третьими, четвертыми и пятыми изданиями выходят, которые сим простосердечным людям, по незнанию их чужестранных языков нравятся, люди же, разумы свои знанием французского языка просветившие, полагая книги в число головных украшений, довольствуются всеми головными уборами, привозимыми из Франции: как-то пудрою, помадою, книгами и проч.».

Новиков знает своего читателя. Это не крестьяне — им не до книг, да не умеют они и грамоте, не дворяне, чьи головы забиты французскими модами, а люди третьего сословия — мещане, разного чина городские жители, платящие подати, «среднего рода люди», правами которых он занимался, служа в Комиссии. Новиков помнил, с какой охотою отдавали разночинцы детей в гимназию при Московском университете. Обучившись наукам, они сделались исправными читателями и сообщают знания своим собратьям. Читают они серьезные книги, которые, говорит с насмешкою Новиков, от просвещенных людей никакого уважения не заслушивают: «Троянская история», «Синопсис», «Юности честное зерцало», «Совершенное воспитание детей», «Азовская история» и другие — сочинения педагогического характера и труды по истории.

Замечания Новикова показывают, что он отлично представлял себе читательскую аудиторию. Выбор был правильным: именно эти группы читателей поддержали затем его издательское предприятие, развернутое через несколько лет в Москве.

Для таких читателей Новиков подготовил третье издание «Живописца», к разумным мещанам идут и другие его книги.

Новиков объяснил, как строился переработанный им «Живописец»: «Я в журнале моем многое переменил, иное исправил, другое выключил и многое прибавил из прежде выданных моих сочинений под другими заглавиями». Первую часть «Живописца» он закончил теперь перепиской барина с крестьянами, раньше напечатанной в «Трутне», а вторую — «Отрывком путешествия в*** И*** Т***», соединив в одну статью то, что появилось в пятом и четырнадцатом листах «Живописца». Выступления по крестьянскому вопросу увенчивали каждую часть новой книги, и самое острое из них — «Отрывок» кончал ее на высокой ноте сострадания к ближнему и гнева против жестоких господ.