Ловушка для блондинов - Елена Топильская

— А вы разве его в архив не списали? — удивился Кужеров. — За смертью-то…

— Списал, — легко кивнул начальник оперчасти. — А к вашему приезду запросил обратно. Короче, мое главное впечатление о Коростелеве — если бы он не умер, он бы обязательно сбежал.

— А что, были попытки? — спросила я.

— Нет, при мне он не пытался бежать. Но от него волна шла… Не знаю, понимаете ли вы меня, — начальник оперчасти покрутил в воздухе пальцами, — но есть такие люди, от них прямо волна опасности идет, спиной к ним лучше не поворачиваться.

Я кивнула. На своем веку я достаточно повидала субъектов, от которых пахло опасностью. И могла голову дать на отсечение, что наш беглец принадлежал к числу именно таких людей.

А Михаил Николаевич продолжал:

— На зоне он был одиночкой, ни с кем особо не сошелся, поэтому я был относительно спокоен насчет него — одному бежать труднее, обычно наш контингент, склонный к побегу, сбивается в кучки.

— А Шорохов? — спросила я.

— Что Шорохов? — удивился начальник оперчасти. — Вы в связи с Коростелевым спрашиваете? Я бы не сказал, что они дружили, даже близко не общались. Напротив, смотрели друг на друга волком. Шорохов вообще был та еще рыбина. У нас зона для осужденных за тяжкие преступления, Шорохов к моменту поступления Коростелева свой срок практически отбыл, готовился к освобождению. Но они с Коростелевым были совершенно разные. Шорохов сидел за изнасилование плюс изготовление огнестрельного оружия. Но дело даже не в этом. Редкостной он был гнидой. В отряде его не любили, чуть не опустили, но он так был народу противен, что даже мараться побрезговали.

— А Коростелев за что сидел? — подал голос Кужеров.

— Коростелев? Ну приговор потом посмотрите, а в двух словах — за убийство.

— Кого убил? — уточнил Кужеров.

— Кого? — переспросил Михаил Николаевич. — Жену и дочку маленькую.

Кужеров присвистнул. Я тоже озадачилась. Так вот с чего началась киллерская карьера нашего фигуранта!

— А мотив? — заинтересовалась я. Приговор приговором, но за строчками официального документа иногда бывает скрыто столько нюансов…

Михаил Николаевич вздохнул.

— Я и сам, когда приговор прочитал, призадумался. Но какие я к нему тут подходцы не искал — все без толку было. А я поначалу тешил надеждой себя, что докопаюсь про мотивы. В приговоре значилось, что из корыстных побуждений, чтобы дом продать, но уж так это с ним не вязалось, ну полная лажа. А когда он на зоне женился, промелькнула у меня одна мыслишка…

— А он на зоне женился? — спросили мы с Кужеровым в один голос.

— Да, девчонка такая к нему приехала ладненькая. Зацепил он ее где-то на воле, явно еще до посадки; вот и мелькнула у меня мыслишка, не в ней ли дело…

Он замолчал и задумался. Я мигнула Кужерову, и он достал из-за пазухи фотографию Ольги Коростелевой. Начальник оперчасти взял снимок в руки, повертел и положил перед собой на стол.

— Ольга Кротова, — сказал он после паузы. — Семьдесят пятого года, уроженка Приозерска. Медсестра. Если не ошибаюсь.

— Правильно, — кивнула я. — У вас хорошая память.

— Не жалуюсь, — подтвердил он. — Регистрировались они здесь. И он мне наврал, что познакомился с ней по переписке. Вроде бы меня это не должно было волновать, мало ли где он с ней познакомился, да и для дела его это уже значения не имело. Все равно ж его осудили, срок он получил серьезный, пересматривать приговор никто не стал бы. Но уж больно он напрягся, когда я с ним на эту тему беседовал.

— А как он умер, Михаил Николаевич?

А вот это, судя по всему, было больным вопросом для начальника оперчасти.

— Ну об этом могу рассказать только со слов. Я был в отпуске. Черт, до сих пор жалею, что тогда в отпуск ушел. Три года не отдыхал, что меня в том году дернуло!.. Теперь понятно, что он этого и поджидал, чтобы без меня все это провернуть.

— А вы подозревали, что это побег? Инсценированная смерть?

— А толку-то чуть? — горько спросил он. — Вернулся я из отпуска, стал дела принимать. Мальчик, который меня замещал…

— Мальчик? — переспросила я.

— Да молоденький парень, пороху не нюхал, как можно было его за меня оставлять!.. Вот он мне и говорит, мол, дело на Коростелева списываю, за смертью. Я полез в дело, вижу, заключение — смерть от отравления неизвестным ядом. Как, что? Оказывается, жена к нему приехала на длительное свидание. Эта самая Кротова. Месяца через три после регистрации брака…

— А сразу после регистрации она что, не использовала право на свидание? — удивилась я.

— Нет, — пожал плечами Михаил Николаевич, — зарегистрировалась и уехала, три часа только побыла. Это они выжидали, пока я в отпуск уйду. В общем, доложили мне, что во время длительного свидания жена заявила о смерти Коростелева.

— А вскрытие было? — встрял Кужеров. Начальник оперчасти кивнул.

— Было, а как же. Отравление неизвестным ядом. Жена сказала, что привезла ему бутылку, которую купила на вокзале. Конечно, у нас не разрешается, но вы сами понимаете… Он якобы выпил, посинел и упал. Она сама не пила. Бутылку якобы выкинула, по крайней мере, ее не исследовали.

— А где у вас помещение для свиданий? — спросила я.

Начальник оперчасти понял вопрос.

— Помещение у нас на зоне. У нас колония для тяжких, входят и выходят за пределы зоны только расконвоированные из других учреждений. Я проверял потом их всех. Все в наличии, кроме одного, техника, сбежал с поселения как раз в тот период. Данные я вам дам. Он в розыске до сих пор. Но поселенца, сами знаете, как ищут: поставили в розыск — и трава не расти. Это вам не убивец, не дезертир с автоматом. Он за автотранспортное был осужден.

— Ну что, механизм ясен, — повернулся ко мне Кужеров.

Да, механизм был ясен. Начальник оперчасти сидел с несчастным видом, видно было, что он всерьез переживает.

— Как она его залучила в помещение для свиданий? — спросил Кужеров Михаила Николаевича.

— Известно, как, — вздохнул тот. — Здесь с бабами не очень. Думаю, что Ольга с Коростелевым его чем-то напоили, потом Коростелев переоделся в его одежду. Про наших контролеров я не говорю, были тут такие, которые за сто баксов маму готовы были продать. Потихоньку избавляемся от них, так новые плодятся.

— А что Коростелев-то натворил? — робко поинтересовался он, помолчав.

— Убийство Шорохова, два побега. Возможно, еще четверых человек замочил, проверяем.

Начальник оперчасти расстроился еще больше. Начальник колонии, все это время сидевший, не проронив ни слова, извинился, сослался на неотложные дела и вышел. Возможно, ему было неприятно смотреть на унижение старого опера.

Осталось выяснить вопрос, куда делось тело. Но я уже знала ответ на этот вопрос, и слова Михаила Николаевича подтвердили мои догадки:

— Тело увезла жена, Кротова. Вывезла в Ивановскую область.

— Михаил Николаевич, а свидетельство о смерти она здесь получала? — Ответ и на этот свой вопрос я уже тоже знала заранее.

— Здесь, — подтвердил он.

— Все понятно. Спасибо за обед. — Я поднялась из-за стола, и Кужеров вслед за мной нехотя сделал то же самое. — У вас есть, где копии снять с документов?

— Найдем, — кивнул Михаил Николаевич. — Ну что сначала? Дело?

— Да, личное дело. А повар у вас откуда?

— Ресторан “Волхов”, Новгород, — ответил он с гордостью. — Сто пятая, вторая[9]. Жену с любовником в машине взорвал. Еще долго будем вкусно кушать.

— Ему отдельное спасибо.

Для проформы мы по дороге в оперчасть посмотрели помещение для свиданий, где все произошло. Ничего особенного, барак как барак. Понятно было, что без соучастников из числа работников колонии здесь не обошлось. Трудно представить, что под видом расконвоированного вышел из зоны другой человек, который к тому же в зоне был известен, и этого никто не заметил. Понятно, что вышел он еще до того, как Кротова сообщила о трупе, но все равно.

И старый опер мог бы поднять шум, но не стал этого делать, поскольку это означало непредсказуемые последствия. Коростелева, по всей вероятности, все равно бы не поймали, а начальника уволили бы, да еще и дело бы возбудили на контролеров, зону бы" потом проверками замучили.

Приговором на Коростелева я зачиталась. Осудил его областной суд, поскольку преступление им было совершено в одном из городов области. Кстати, не так далеко от Приозерска. Из приговора было видно, что жил себе, поживал Виктор Геннадьевич Коростелев с молодой женой и пятилетней дочкой в собственном доме, вернее — доме жены. И вдруг в один прекрасный день зарубил жену и, главное, дочку топором. Инсценировал разбойное нападение, связал себя, нанес самому себе телесные повреждения, но молодцы областные опера, докопались-таки. Доказательства, приведенные в приговоре, меня убедили в том, что убивал женщину и девочку именно Коростелев и никто другой. Но вот с мотивом в приговоре действительно был пробел. Никаких соучастников в ходе расследования не установили, и следствие пошло по самому привлекательному пути: раз нет другого мотива, возьмем то, что лежит на поверхности.