Чтица Слов - Татьяна Зингер

У крепостной стены первый храмовник Терк бормотал что-то придавленному обломком мужчине, и на миг пахнуло выжженной травой, плесенью, несвежим молоком. Всё как в ту ночь, когда Иттан выслеживал мага-самоучку. Так вот кто тот необученный колдун, который успешно скрывался в стенах гарнизона. Он же называл колдовство богонеугодной ересью и обещал лютую кару всякому, пользующемуся чарами. Смешно. Иттан почти шагнул к храмовнику, чтобы предложить ему местечко при академии, но решил не лезть на рожон. Не сейчас. Храмовник обернулся, почувствовав на себе взгляд, и Иттан понимающе ухмыльнулся. Повел пальцами, точно выплетая заклинание.

На лице первого храмовника заиграли желваки, но не более того.

— Пусть ваш путь освещают боги, — проскрежетал сквозь зубы, а Иттан в благодарность кивнул.

Арно, Локк и молчун, уже подготовленные, без пререканий собрались у ворот (хотя к чему ворота, когда пройти можно сквозь стену?) Тая чесала в макушке.

Под танец падающих снежинок, тающих на коже, поисковики двинулись к завесе.

Лес был по-особенному тих, как в предвкушении бури. Потому эхо шагов дробилось на удары сердца, и Иттан, сам того не желая, нервничал. Перебирал в пальцах завязки сумки, поглаживал рукоять меча. Прислушивался и постоянно озирался.

Тревога расползалась маслянистым пятном по животу.

Но по дороге им не встретилось ни единой живой души.

— Не к добру, — выразил общее состояние Локк.

Арно поежился. Тая шагнула вперед, загораживая собой Иттана, и тот, несмотря на напряжение, усмехнулся. Защитница!

— Не переживай, — он украдкой коснулся кончиков её пальцев. — Всё хорошо.

— Да, — прошелестела она, ежась.

— Ну что нюни распустила? — с напускной язвительностью влез Арно. — Ничего с нами не случится, соберем соль — и обратно.

— Ох уж эти женщины, — поддержал Локк. — Моя, помню, все уши прожужжала, что в погребе кто-то возится. Житья не дала. Я всех богов припомнил, пока лез туда. А там — крыса, и всего-то. Я вытащил ту за хвост, тащу жене. Извивается, зараза, за палец укусила. А женушка визжать стала. Ну не дура ли? С другой стороны, уехал от неё на год — и скучаю. Как она там, без меня?

Под его монотонный бубнеж дошли до берега реки.

Завеса ожила. В её мерцающей темноте растекалось нечто густое и вязкое, обволакивающее, горчащее на языке. И вновь боль. Зов. Её плач, рокочущий в застывающей воде.

— Воняет чем-то… — буркнул Арно, зажимая нос.

В следующий миг его глаза расширились. По губам потекла кровавая капля. Удар сердца, и вертлявый парень упал лицом в соль, перемешанную со снегом. Из его спины, ровнехонько под лопаткой, торчал метательный кинжал. Вошел глубоко, по рукоять.

Тая завизжала так оглушительно, что с поисковиков разом слетело ошеломление. Выхватив оружие, они встали в хлипкое подобие круга, правда, вместо себя в центр Иттан впихнул девушку.

— Иттан! — взмолилась она. — Уходи!

— Молчи!

Притаившихся тварей было чуть больше десятка, зато каких: в кольчугах, с топорами и стрелами, на морды надеты шлемы с забралами. До сегодняшнего дня они пользовались ржавым оружием, незнамо где взятом, не утруждали себя одеждой. Но не теперь. Твари были готовы к битве.

В отличие от поисковиков.

Удары сыпались градом. Свистели стрелы. Тварям не хватало организованности, но они брали скоростью. Выпад за выпадом. Без передышки. Пришлось рассредоточиться. Молчун, по пояс забравшись в воду, свистнул в два пальца.

— Идите сюда, гады! — поманил он указательным пальцем.

Локка теснили к лесу. Коротышка отмахивался мечом, но один удар пришелся вскользь по груди. Второй зацепил бедро.

Иттан оберегал Таю и потому был особо уязвив. Притянул застывшую — хотя бы не мешалась — девушку, которую чуть не задела стрела.

Поворот. Скачок. Прыжок. Топор скрестился с лезвием меча, высекая искры.

Завеса тянула к себе.

Спрячься во мне, приди, стань моим. Бейся ради меня. Уничтожай.

И твари — Иттан догадывался нутром — тоже слышали этот зов.

Тьма в ней ширилась, протянула туманные пальцы.

Локк вскрикнул от боли.

Будь со мной, и я отпущу их — убеждала завеса сладострастно.

— Заткнись! — выкрикнул Иттан в пустоту.

В ту же секунду получил под дых эфесом. Не острием, но тоже мало приятного. Согнулся пополам. Задохнулся болью.

Он не понял, откуда взялся визг и что за тень мелькнула справа. Она кинулась на тварь, вцепилась всеми конечностями в неё, завизжала дурниной.

Тая!

Ещё чуть-чуть, и её разорвут на части.

Нет, не разорвут — утащат.

Тварь, перекинув брыкающуюся девчонку через плечо как мешок — коса, точно маятник, качалась из стороны в сторону, — направилась к завесе. Тая верещала и отбивалась. Кулачки сучили по кольчужной коже.

До завесы пять метров, три, два. Несколько шагов.

Если она окажется там, то не сможет найти выход. Или лишится рассудка. Навсегда свихнется, а вместе с ней свихнется и Иттан, потерявший смысл существования. Сердце на миг остановилось. Только на миг, потому что потом забилось быстрее, чаще.

Иттан прорывался, круша налево и направо. Меч резал, рубил, бил без разбора. Вонючая кровь заляпала драгоценную соль, лицо, волосы. Перед глазами всё алело.

В последний миг Иттан схватился за холодную ручку, выдернул девушку из бездны завесы.

И рухнул внутрь той, подпихнутый чьей-то когтистой лапой.

24

Тая.

Никогда ещё Тая не была столь мала и незначительна как в тот бесконечный час, когда сидела, притянув колени к груди, всматриваясь в подергивающуюся бездну завесы. Кругом воняло трупной сладостью от вспоротых внутренностей подводников. Берег был пуст. Локк умер, прижимая свой меч словно ребенка. А молчун выжил; играючи убил оставшихся тварей и, посоветовав Тае не задерживаться, ушел. Нет, не так. Вначале набрал в личный мешочек драгоценной соли, а уже потом ушел.

Но Тая не сдвинулась с места. Песчинка в море смерти и одиночества. Ни на что негодная. Бесполезная. Незначительная. Шагнуть вслед за Иттаном — значит раствориться в черноте. Остаться тут — и быть уничтоженной подводниками. Уйти — признать потерю.

Почему он кинулся за ней? Ну зачем?.. Чтобы Тая существовала с непосильным грузом воспоминаний? Она вздрагивала, когда в кронах заплетался ветер, и краснеющие листья облетали с деревьев. Зажимала уши руками. Боялась.

Ненавидела себя — за то, что не смогла уберечь Иттана от беды.

Ненавидела его — за то, каким необходимым он стал. Как воздух. Даже нужнее.

А секунды пересыпались в минуты, и вскоре холодное солнце высветило берег реки рыжим. Молочная пелена покрывала воду. Тая комкала в руке сырой песок.