Костотряс - Чери Прист

Как вкрадчивый шепот.

Брайар попыталась определить его источник, раз уж ей точно не почудилось. Кажется, тот располагался левее и ниже, невдалеке от стены — посреди торговых рядов, где вот уже шестнадцать лет никто ничего не продавал и не покупал.

Шептание перетекло в глухой ропот… и оборвалось.

Она тоже замерла, точнее, замерла бы, если бы уже этого не сделала. Ей хотелось обратиться в статую, стать невидимой и неслышимой, но укрытий поблизости не было, по крайней мере в поле видимости. У нее за спиной выстроились фасады старых лавочек. Все двери наглухо заколочены досками, с окнами — то же самое. Отходя мало-помалу от рынка, Брайар уперлась вдруг плечом в угол какого-то каменного здания.

Шум прекратился.

Эта новая разновидность тишины пугала сильнее, чем старая, за которой стояло обычное отсутствие звуков. Теперь все стало куда сквернее, потому что затянутые туманом, замусоренные улицы не просто молчали. Они затаили дыхание — и слушали.

Брайар сняла с винтовки левую руку и принялась шарить позади себя, пока не нащупала кладку. Прильнув к стене, она на ощупь прокралась к дальнему концу здания. На полноценное укрытие это не тянуло, но так ее хотя бы нельзя было заметить со стороны рынка.

Маска начинала неприятно жать. Запотевшая линза то и дело заставляла отвлекаться, а запах резины и горелого хлеба набивался в глотку.

Ей нестерпимо захотелось чихнуть. Чтобы прогнать желание, пришлось до боли прикусить язык.

За углом по городскому безмолвию мазнул шелестящий хрип.

Смолк, потом зазвучал снова, теперь громче. А затем к нему присоединился второй осипший голос, и третий, и вскоре их было не сосчитать.

Брайар захотелось крепко-крепко зажмуриться и спрятаться куда-нибудь от этих звуков, но времени не было даже на то, чтобы заглянуть за угол и посмотреть, кто там поднимает какофонию, ибо та стремительно нарастала. Оставалось лишь спасаться бегством.

В середине улицы завалов почти не было, так что этой дорогой она и припустила, лавируя между перевернутыми повозками и перескакивая через обломки стен, порушенных землетрясениями.

О тишине можно было больше не беспокоиться.

Ботинки топали по мостовой, винтовка болталась взад-вперед и била по бедру — Брайар неслась под гору, хотя надо ей было совсем в другую сторону. В гору она взбежать не смогла бы: для таких подвигов ей элементарно не хватило бы воздуха. Значит, вниз. Хоть и под горку, но — блеснула утешительная мысль — курс не самый ошибочный. Сейчас она двигалась вдоль стены и, соответственно, залива. Коммершл-авеню и уходит вниз, но все-таки прижимается к подножию холма, так что с нее можно свернуть в любом месте.

Она рискнула оглянуться, потом еще разок — и других попыток уже не делала, ибо стало ясно, как же жестоко, жестоко она заблуждалась… а бегали они быстро.

Два взгляда, брошенные мельком, сказали ей все, что нужно было знать: уноси-ка отсюда ноги и, ради всего святого, не останавливайся.

Не то чтобы ей наступали на пятки — в эту минуту они как раз вынырнули из-за угла, по-дурацки ковыляя и подпрыгивая, но при том развивали ужасающую скорость. Скорее голые, чем одетые, кожа скорее серая, чем нормального цвета. Трухляки катились шумной волной, наваливаясь друг на друга, перехлестывая через обломки, обтекая все преграды на своем пути.

Не ведающие страха и боли, их измочаленные тела налетали на препятствия и отскакивали от них, но тут же возвращались в строй, чтобы рысить себе дальше вперед. Они проносились по отсыревшим доскам, оставляя за собой одни щепки, и растаптывали трупы животных. Если кто-то из трухляков спотыкался и падал, остальные без всякой жалости шлепали прямо по нему.

Брайар прекрасно помнила тех печальных доходяг, что первыми вдохнули смертельного газа. Большинство жертв почили в считаные часы, но у некоторых болезнь затягивалась и оборачивалась стонами, удушьем и голодом. Отныне им хотелось одного — пожирать. И не что-нибудь, а свежую, напитанную кровью плоть. Животные им годились, но предпочтение отдавалось людям, если у трухляков вообще имеются предпочтения.

И в данную минуту их предпочтения распространялись только на Брайар.

Оглянувшись в первый раз, она увидела четверых. Во второй раз, мгновением позже, — восьмерых. Бог знает, сколько их было у нее на хвосте, когда она достигла следующего перекрестка.

Брайар споткнулась о бордюр и дальше помчалась по тротуару.

Мимоходом ей бросились в глаза размашистые буквы, выложенные прямо на мостовой, но на бегу не разобрала, что там написано. А вообще, без разницы. Поперечная улица повела бы ее к вершине холма, а подъемы ей сейчас не по силам.

Она и без того задыхалась, хотя бежала совсем недолго, да к тому же под гору. От непомерной нагрузки горло горело, и Брайар не представляла, сколько еще выдержит. Ее скромная фора перед мертвяками стремительно таяла, а она все неслась и неслась сквозь коварный туман.

Сбоку мелькнула узкая железная жердина, почти сразу же — еще одна.

Навесная пожарная лестница. Во всяком случае, к такому выводу пришла Брайар, когда хвататься за нее и лезть наверх было уже поздно.

Возможно, оно и к лучшему, подумалось ей. Карабкаясь непонятно куда, она запросто могла исчерпать остаток сил. Но если все-таки это был шанс спастись? Умеют ли трухляки лазить по лестницам?..

Жуткие хрипы, в которых звучал звериный голод, раздавались все ближе. Ее постепенно нагоняли. И дело было не только в проворстве трухляков. Теряла скорость она сама, и прибавить ходу не получится при всем желании. Как ни старайся, воздуха ей не хватит, так что на большее нечего и рассчитывать.

Мгла заполонила все вокруг, но местами лежала менее плотно. На одну счастливую секунду в поле зрения Брайар возникло еще одно здание с лестницей.

Она легко могла его прозевать, но каким-то чудом разглядела сквозь запотевшую левую линзу.

У Брайар не было времени, чтобы взвешивать все за и против; она попросту вцепилась в лестницу и рывком затормозила. Потом ухватилась покрепче и что есть силы подтянулась.

Ноги беспомощно шарили по стене и по нижним перекладинам, но в конце концов нашли опору, и ей удалось забраться чуть повыше.

Тут подоспел первый трухляк. Попытался схватить ее за ботинок, промахнулся и сцапал край старого пальто, рванул на себя.

Из-за перчаток пальцы Брайар едва не соскользнули со ржавой перекладины. Чтобы удержаться, пришлось до боли их сжать. Просунув руки за лестницу, зацепившись и высвободив ноги, она принялась лягаться. Так эту тварь не обезвредить, но можно было хотя бы переломать ей пальцы или отогнать — что угодно, лишь бы отпустила.