Шаги в глубину - Сергей Цикавый

Я неторопливо встала, закинула полотенце на плечо и поплелась к раздевалке. Белое стрельчатое здание подплывало в мареве дрожащего воздуха. Вне зонтика на мир опускалась открытая духовка, она прогревала все и вся, и, черт, как же мне сейчас не хотелось драться. Бисеринки пота щекотно покалывали по всему телу. Я с кислым оптимизмом уповала на душ.

«Если кэп еще не начал игру, то помыться дадут. Ты не торопись, заика, хорошо?»

В раздевалке было прохладнее, и я метнулась к открытому душу. Надеюсь, моя скорость выглядела как «надоела жара», потому что удовлетворенно стонать я даже для виду не хочу. Мария возилась с нашими полотенцами.

— А я…

— Обойдешься. Надевай скафандр, — буркнула я из-под струй, кажущихся ледяными. — У тебя там хотя бы гель.

Мария спорить, по счастью, не стала и оперативно распрямила остов своей медицинской сбруи, защелкивая на себе всякие браслеты, зажимы, суставные кольца. Я неспешно выбралась из-под душа и занялась переодеванием. Снять купальник — натянуть белье. Штаны. Высокие ботинки — небо, благослови изобретателей автошнуровки.

В голове бился таймер, и когда я потянулась за блузо-курткой, там еще оставались циферки.

А вот у охраны — нет.

— Не двигаться.

Одна кошка запрыгнула в окно, другая проскочила в дверь.

Длинноствольные «талдамы» — скверная штука как для пистолета. А что еще хуже — не обращая почти никакого внимания на Марию, чертовы гладкошерстные встали слева и справа от меня.

— Снимите скафандр, м’сэра, — распорядился тот, что слева, глядя на Марию. — Пока вашему компаньону не стало худо.

«А вы все-таки изучаете людей».

Баронианцы слишком индивидуалистичны, чтобы отреагировать на угрозы ближнему или ближним — в любом количестве и любой степени ценности. Именно по этой причине у них нет терроризма.

У охраны сейчас территориальное преимущество, огневое преимущество, психологическое преимущество. Но из всех мест, где нас могли перехватить, я больше всего надеялась на раздевалку — просто потому, что здесь они вынуждены стоять очень близко ко мне.

«“Талдам-65”, ударный пистолет. Триста двенадцать миллиметров длины, ракетный патрон “марк шесть”. Снаряженный вес — два четыреста двадцать. Центр тяжести…»

Я взмахнула руками, ударяя по вытянутым ко мне стволам.

Двойной выстрел в стены — кошаки успели синхронно вжать спуск, прежде чем касательные шлепки лишили их оружия. Пистолеты развернуло в воздухе, а я уже знала, что все удалось, знала, где должны быть мои ладони, как согнуть пальцы, где кнопки шокового режима… Говорят, что в стрессовой ситуации человек не умеет четко и осмысленно размышлять. Не умеет? Вот вам.

Мария в безопасности. Мы четко договорились: она сначала оперативно падает на пол, а потом принимает прочие решения.

И я проверила, так ли это.

Триггер шокового режима распаян — за его счет увеличили магазин.

«Зря вы так. Зря вы так со мной».

И я успела спустить курки обоих стволов, прежде чем охрана хотя бы двинулась в стороны.

В раздевалке стояла пыль взорванной первыми выстрелами штукатурки, с пола вскакивала Мария, а я, низко пригнувшись, пошла к двери. Секьюрити можно не проверять: хоть они и баронианцы, но мозги у них там же, где и у нас.

— Мария, готово?

Я проверила дверь и оглянулась. Карпцова торопливо совмещала какие-то капсулы, помогая себе обоими заплечными манипуляторами. Губы докторши шевелились. Собрать из невинных компонентов боевой стимулятор — это вам не просто так.

Вот если бы у нас еще время было…

Из-за поворота аллеи выдвинулась тяжелая фигура — шипастый профиль, высоко вынесенные плечи, в которых почти терялся многогранник шлема. Турболазер в одной руке и виброклинок — в другой. И, похоже, я высунулась слишком далеко, потому что от закованного в экзоскелет кота ко мне понеслась линза спрессованного воздуха.

Я откатилась и, приземлившись, обнаружила, что дверного проема больше нет, парит сверкающая крошка, слепит свет полуденной Зарры, и в ушах звенит, и глупо умирать вот так — с двумя пистолетами и лифчиком напоказ.

— Мария!.. — крикнула я сквозь звон.

Вместо ответа мне в плечо вошла игла.

Морозная волна еще только начала продираться по телу, а мне уже пора на выход, к повторению моего давешнего подвига — к боевому энергетику в лучшей баронианской броне.

— Держи.

Я отправила докторше один пистолет, второй перехватила поудобнее.

«Ну, Дональд, я надеюсь, ты там выжил. И, если что, выживи, пожалуйста, еще минут так примерно десять».

* * *

— Алекса…

Я выныривала будто бы из нефти — черной, вязкой и густой, она набивалась в рот, и дыхание стремительно заканчивалось, аж вылезали глаза — от нехватки воздуха, от непроглядной черноты, от страха быть слепой, просто от страха.

Греби-греби-греби-греби-гре…

— Алекса?!

Сверху было полуденное небо, и я сейчас же ослепла.

— Алекса, ну очнись ты, а?!

Открыть глаза получилось не сразу, но зато я увидела Марию. Согнувшись за полуразбитой клумбой, она одной рукой трясла меня, а в другой держала дымящийся «талдам».

Из-за клумбы лениво постреливали, и означало это одно: нас прижали, а тем временем кто-то заходит с фланга. Я собралась, по возможности отключила нервы: шокированные маяки укоризненно молчали. Но рядом валялось покореженное тело в останках экзоскелета, а у меня на месте все конечности, видят оба глаза, и даже нет особых ожогов.

Жить буду, и особенно долго проживу, если обнаружу, откуда к нам сейчас подберутся.

Базальтовые парапеты, покосившаяся раздевалка неподалеку, истерзанный ударными патронами кустарник. Я прищурилась: листик, веточка, просвет. Листик, листик — прорва листиков, и колышет их лишь ветром, срывает только выстрелами.

Просвет.

Еще просвет.

И ствол, неслышно раздвинувший кусты.

Я дернулась за виброклинком и поймала первый выстрел на него. А до того, как прозвучал второй, мерцающее лезвие уже торчало из груди стрелка. «Спасибо, что удачно вооружился, кот», — подумала я, взглянув на труп в экзоскелете.

— Так. Прижми того стрелка на пару секунд.

— Патронов мало, — ответила Мария.

— Сзади тебя турболазер. Его держат обеими руками, если что.

Мария поползла за оружием, а я приготовилась к прыжку. Вечно так: отлупила замечательно крутого врага — второго настолько крутого за всю карьеру, — и снова куда-то прыгать.

— Накинь.

Подтащив к себе излучатель, Мария швырнула мне скомканную куртку. Я развернула еще недавно неплохую вещь — красную, всю такую блестящую и чешуйчатую. Я вся выпачкалась в колючей крошке, земле и рабочей жидкости экзоскелета, взмокла вдобавок, но зато после «боевой сыворотки» напрочь отрезало ощущение палящего жара.

— «Накинь?» — уточнила я. — Или все же «прикройся»?

— А есть разница?

— Нет. Спасибо, Мария.

* * *

В кабинет лорда Яуллиса мы вломились красиво: Карпцова с турболазером наперевес, я с очередным трофейным «талдамом». После жара снаружи, после щепок и треска в коридорах, после оставшейся позади охраны и двух капсул стимулятора дверь я просто снесла.

С балкона тянуло гарью, и чад смешивался с приторно-сладким ароматом дорогого табака. Здесь было много места — огромный стол посреди такого кабинета казался крохотным, а сидящие друг напротив друга Дональд и Яуллис — просто заигравшимися детсадовцами. А потом кот положил свой мундштук кальяна, встал, и дурацкая иллюзия пропала. Баронианец был поистине здоровенным: он с трудом помещался в поле зрения, и так зауженное боевой химией докторши.

Четвертый пол.

Так иногда бывает — раз на миллиард родов в их трехполом обществе появляется вот такой выродок. Не способный к размножению — ни «папа», ни «мама», ни «наседка». Ослепительно, солнечно рыжий — мне на зависть, с огромными зелеными глазами, в которых от самого рождения плещется космическое спокойствие. Мягкий баритон, обманчивая ленца. Гениями, говорят, не рождаются — так вот баронианцы не в курсе, что это за поговорка такая. Слово «мингхарди» ни на один человеческий язык точно не переводится, но ближе всего — именно «гений». Их от рождения записывают в правительство, их холят и лелеют, а болезненные и хилые кошаки до обидного легко мрут от своих баронианских соплей и своих же баронианских поносов.

А вырастают, как назло, огромными и внушительными, и шерсть свою вот в такие косы заплетают. И живут долгие века.

— Совсем неплохо, — светски сообщил Яуллис, глядя мне в глаза. — И по эффекту, и по темпу. Где такому учат?

Я моргнула, сообразила, что вопрос прозвучал по-ихнему, и принялась строить все эти хриплые придыхания: