Полковник Коршунов - Лев Канторович

Охотники вышли из-за камней. Возбужденные стрельбой, они смеялись. Первый убитый козел упал по одну сторону склона, а остальные — по другую сторону. Коршунов пошел за первым козлом, Алы — за остальными. Алы вскинул винтовку и бегом стал спускаться. Он скоро скрылся из виду.

Козел лежал там, где кончался снег. Взошло солнце. Коршунов на ходу снял гимнастерку и обмотал ее вокруг пояса. Когда он подошел к козлу, снег начал таять, и из-под снега потекли тонкие струйки воды. Козел лежал подвернув голову. Большие круглые глаза его смотрели в небо, и солнце отражалось в зрачках. Рога глубоко зарылись в землю. Коршунов с трудом приподнял тяжелую тушу, — в козле было не меньше восьми пудов весу. Коршунов перевернул его, и козел покатился вниз. Он прокатился несколько метров, и снова рога зарылись в землю. Коршунов подошел к нему, раскачал и толкнул дальше. Так он спускался до первых елей. Там взял за рога убитого зверя и потащил по земле.

Через час Коршунов добрался до ручья. Алы сидел на корточках у самой воды. Шкура козла была разостлана у его ног. На серых камнях ярко краснело свежее мясо. Руки Алы были в крови, и кровь стекала по лезвию ножа в ручей.

Коршунов подтащил своего козла к самой воде, стал на колени и напился. Вода была холодная. Коршунов вымыл лицо и руки и окунул голову в воду. Алы засмеялся.

— Устал, командир?

— Ну его к черту. Тяжелый, дьявол. Давай, Алы, разведем костер, мясо будем варить и немножко отдохнем.

— Ладно, командир.

— Лошади пусть тоже отдохнут.

— Ладно.

Алы вымыл руки и нож.

— Где же еще два козла, Алы?

— Я оставил их на горе. Зачем нам столько? Все равно съесть не сможем и увезти не сможем.

— Нет, Алы. Ты их притащи сюда.

— Зачем, командир?

— Принеси, принеси. Не ленись. Я пока костер разожгу. Иди.

— Какой ты жадный, командир!

— Иди, иди, Алы.

Алы пошел. Он запел песню. Песня была протяжная. Коршунов долго слышал, как пел Алы.

Коршунов развел огонь. Сначала он зажег кучку тонких веточек, потом подбросил толстые ветки ели, огонь охватил их, и Коршунов навалил большую кучу ветвей. Огонь трещал, пробиваясь вверх, дым запах смолой. Коршунов расседлал лошадей, стреножил их и пустил пастись.

Когда вернулся Алы, Коршунов без рубашки сидел возле костра и помешивал ложкой мясо в котелке. Котелок висел над огнем на треноге из толстых ветвей.

Алы подсел к огню.

— Слушай, Алы, — сказал Коршунов, — поговорим, пока варится мясо.

— Хорошо, командир. Поговорим.

— Скажи, Алы, если бы я предложил тебе пойти воевать с басмачами, что бы ты мне ответил?

— Басмач — это бай, правда, командир?

— Да.

— Басмач — это еще и тот, кто идет за баями, правда?

— Да.

— Бай сделал плохой всю мою жизнь. Бай был врагом Алы всю жизнь. Алы ненавидит бая.

— Так что же ответил бы мне Алы?

— Зачем зря говорить, командир? Вчера Алы сам был басмачом. Разве сегодня ты поверишь Алы?

— Ну, а если поверю?

— Если поверишь?

— Да.

— Если ты мне поверишь, командир? Если ты мне поверишь, тогда скажи мне: пойди, Алы, один на большую банду, пойди, Алы, один на сто басмачей, пойди, Алы, в огонь, — вот так скажи мне! И я пойду и не побоюсь, и, если надо, умру, но исполню.

Коршунов молчал.

— Только ты не поверишь мне, командир!..

— Давай есть, Алы. Мясо готово.

— Ну, давай.

— На ложку.

— Мне не надо ложки.

— Ложкой же удобнее, чудак.

— Нет. Рукой удобнее. Ложкой я не умею.

Они съели мясо и легли возле костра. Костер догорал. Языки пламени перебегали по черным головешкам.

— Ну так вот, Алы, я тебе верю.

— Что ты сказал?..

— Я верю тебе, Алы, и ты должен оправдать мое доверие.

— Если это правда…

— Это правда. Слушай. То, что я расскажу тебе, не знает никто. Тебе я верю и тебе расскажу.

— Говори, командир. Говори, что я должен делать?

— Слушай. Ты знаешь ущелье Трех овец?

— Знаю, конечно.

— У входа в ущелье Трех овец сидит Ризабек Касым со своей бандой.

— Ризабек Касым — бешеный волк!

— Погоди, Алы, погоди. По ущелью Трех овец можно уйти за границу. Ризабеку ничего не страшно, пока есть у него за спиной эта дорога. Ризабек ничего не боится, пока есть у него путь к бегству.

— Ризабек — глупый, трусливый шакал!

— Неверно, Алы. Ризабек и умный, и хитрый, и храбрый, когда надо. Слушай дальше, Алы.

— Говори, командир, говори.

— Мне нужно пройти к ущелью Трех овец через горы так, чтобы выйти в ущелье между границей и Ризабеком, и так, чтобы Ризабек ничего не знал. Можно это сделать?

— Но ведь через горы нет дороги, командир!

— Я знаю. Все-таки нужно пройти. Можно это сделать?

— Очень, очень трудно, командир.

— Алы, пойми: мне нужно пройти к ущелью. Мне нужно провести к ущелью отряд. Я знаю, что трудно, но я получил приказ, и я пойду, и мои пограничники пойдут со мной. Понимаешь, Алы?

— Понимаю.

— Так вот, теперь я спрашиваю, Алы: хочешь ты воевать с басмачами?

— Я уже сказал, командир, и я никогда не врал. Приказывай. Если тебе нужна жизнь Алы — возьми ее.

— Хорошо. Ты пойдешь проводником с моим отрядом.

— Командир! Очень трудно…

— Хорошо. Тогда ты вернешься домой. Я пойду без проводника. Я не думал, что ты трус.

Алы вскочил.

— Никогда Алы не был трусом! Зачем ты так сказал?

Коршунов молчал.

— Я проведу тебя к ущелью. Через три недели ты будешь в ущелье и скажешь: Алы молодец.

— Нет, Алы. Моему отряду нужно быть в ущелье через десять дней.

— В десять дней нельзя сделать этот путь, командир!

— Нельзя?

Алы сел и ударил веткой по углям. Костер вспыхнул. Искры взвились вместе с дымом.

— Нельзя, Алы?

— Хорошо. Я дойду в десять дней, но пусть пограничники не отстают от Алы.

— Алы, когда ты был джигитом у Аильчинова, вы пошли в горы на сутки раньше пограничников, и пограничники догнали вас. Помнишь?

— Ты шайтан, командир. Ты, наверное, если захочешь, можешь гору сдвинуть.

— Нет, не могу.

Они долго молчали. Коршунов лежал так неподвижно, что Алы показалось, будто он спит. Неожиданно Коршунов поднял голову.

— Сколько тебе лет, Алы?

— Двадцать пять.

— Я думал — больше.

— Это потому, что у меня один глаз.

Костер совсем потух.

— Ты не спишь, командир? — тихо спросил Алы.

— Нет.

— Когда выступает твой отряд?

— Скоро.

— Когда скоро?

— Сегодня.

Алы с удивлением посмотрел на Коршунова.

— Я не понял, что ты сказал, командир.

Коршунов молчал. Он лежал все так же, голову подперев рукой и вытянув ноги. Глаза его были закрыты. Прошло часа два. За это время не было произнесено ни слова. Вдруг Алы приподнялся и прислушался.

— Кто-то едет, командир.

Коршунов не шевелился.

— Командир, кто-то едет. Слышишь?

Алы взял винтовку. Коршунов лежал по-прежнему. За поворотом ущелья был слышен приглушенный шумом ручья стук копыт. Алы зарядил винтовку.

— Оставь винтовку, Алы, — сказал Коршунов и встал.

Из-за поворота выехали комвзвода Иванов и рядом с ним старый киргиз. Иванов подъехал к Коршунову и взял под козырек.

— Товарищ командир, согласно приказанию за мной следует отряд в количестве тридцати…

Коршунов бросился мимо Иванова и схватил винтовку старого киргиза как раз вовремя. Еще секунда — и старик выстрелил бы.

— Что это значит, Абдумаман? — сказал Коршунов. — Отдай винтовку и слезай с коня. Что это такое?

Старик соскочил с седла.

— Коршун, верни мне мултук, — хрипло заговорил он. Голос его срывался. — Отдай мне мултук и не мешай мне. Очень прошу тебя.

— Как тебе не стыдно, Абдумаман? Что это значит, спрашиваю?

— Ты разве не знаешь, кто этот человек, командир?

— Знаю. Это Алы. Он мой друг. Он второй проводник, такой же, как ты.

— Он басмач!

— Он был басмачом, Абдумаман. Был. Понимаешь? Теперь он мой друг.

Старик вдруг сел на землю.

— Я не пойду дальше, — сказал он. — Я не поведу тебя дальше, если твои друзья — байские собаки.

Алы, до сих пор неподвижно стоявший с винтовкой наперевес, при последних словах старика шагнул вперед и замахнулся прикладом.

— Назад, Алы, — сказал Коршунов, и Алы попятился и опустил винтовку.

Коршунов снова обратился к старику:

— Хорошо, Абдумаман. Я сам хотел вернуть тебя. Мне не нужно в отряде людей, для которых ничего не значит приказ командира. Отряд поведет Алы.

Старик вскочил на ноги.

— Что ты делаешь, Коршун? — крикнул он, хватая Коршунова за руку. — Он обманет тебя! Нельзя верить басмачу.