Горец-защитник - Ханна Хауэлл

Представить только, что Генри восседает на троне Шотландии! От этого кровь стыла в жилах. Саймон знал, что брат использует власть, чтобы утопить страну в крови. Любой, кто выразит несогласие с его планами или хотя бы косо посмотрит, будет убит и вряд ли кому будет под силу это прекратить. По правде говоря, Саймон не сомневался: если, не дай Бог, Генри выиграет желанный приз, разразится война и прольется кровь, много крови…

Не следовало приходить сюда, чтобы унять смятение, решил Саймон. Гнев переполнял его настолько, что от вида окружающих людей у него стучало в висках, а кулаки сжимались в безумном желаний выбить зубы первому попавшемуся. Словно в ответ на его желание, к Саймону направился Хэпберн.

— Кажется, поиски не увенчались успехом? — поинтересовался Хэпберн. — Но город-то небольшой. Не понимаю, как сумела эта девица так хорошо спрятаться.

— Разве что ее тут никогда не было, — с расстановкой произнес Саймон.

— Если она хочет убить короля, ей придется сюда явиться, не так ли? Нельзя убить человека, находясь от него вдалеке. Может быть, вы сослужите королю хорошую службу, если прекратите поиски предателей и займетесь его охраной. И тогда они явятся к вам сами. Тогда-то вы их и схватите.

Саймон с такой силой сжал серебряную кружку с элем, что сам удивился, как не смял ее. Хэпберн начинает вести себя откровенно нагло. Он уже не ограничивался тем, что распускал за спиной Саймона слухи о его неспособности вести расследование, но высказывал свои сомнения прямо ему в лицо. Дразнил его. Что-то уж слишком негодяй уверен в себе — это дурной знак. Саймон едва сдерживался, чтобы не пустить в ход кулаки, на что Хэпберн явно напрашивался. Человек, который слишком уверен в победе, часто делает ошибки.

— Но что, если они явятся с целой армией, Хэпберн? Нет, лучше остановить заразу, пока не подобралась слишком близко к королю. Я найду ответы. Я человек терпеливый. Умею ждать и наблюдать.

Он был слишком зол и мог выдать себя неосторожным словом. Кивнув Хэпберну, Саймон пошел прочь. Ему захотелось выйти на свежий воздух, чтобы не слышать пустых фраз, не видеть лживых улыбок придворных. Саймон прокладывал себе путь в толпе, с мрачной радостью отмечая, с какой поспешностью они перед ним расступаются. Скоро он очутился на улице. Как в тот день, когда впервые узнал, что Генри связан с заговорщиками, Саймон пустился быстрым шагом и шел, пока не выбился из сил. Тогда он развернулся и пошел домой. Но на сей раз физическая усталость не помогла ему обрести ясность мысли.

Он был слишком зол, чтобы мыслить здраво. Нужно было любым способом выплеснуть ярость и освободиться от ее железной хватки. Саймон знал — ему ничего не стоит сделать ошибку, если он не обретет душевное равновесие.

Когда он вошел, в доме царила тишина. Дети уже спали. Скорее всего Илзбет тоже легла. Ему бы побежать прямо к ней, но Саймон поборол искушение. Боялся обидеть ее, сделать больно, потому что совершенно не мог себя контролировать. Было бы счастьем забыться в ее сладостных объятиях, но он знал, что сейчас может быть очень груб.

Войдя в свой кабинет-убежище, Саймон задумался о том, как легко Генри сумел разрушить то единственное, что у него было. Тихо зарычав, он схватил причудливой формы камень, который Рейд преподнес ему накануне, и запустил им в висящее над камином зеркало. Осколки со звоном посыпались на пол и разлетелись вдребезги. От этой дикой выходки Саймону стало немного легче.

— Сэр? — позвал Макбин, появляясь на пороге кабинета и с ужасом разглядывая разбитое зеркало.

— Приятель, почему ты никогда не стучишься?

Саймон упал в кресло и обхватил голову руками.

Не обращая внимания на слова хозяина, Макбин подошел ближе:

— Вы здоровы? Может, велеть старухе приготовить отвар?

— Нет. Не нужно мне никаких отваров. — Саймон сел прямо. — Я пытаюсь успокоиться. Просто схожу с ума от злости.

Саймон видел, что Макбин встревожился. Слуга привык к сдержанности хозяина, в худшем случае он мог замкнуться в себе или немного побрюзжать, но никогда не срывал злость на окружающих.

— Я выяснил, кто возглавляет заговорщиков. Этот человек будет в городе дня через три-четыре.

— Но ведь это отличная новость! Вы же это и хотели узнать.

— Именно это и хотел узнать, но такого не ожидал!

— Кто же это? Кто-то из наших знакомых?

Саймон рассмеялся и даже поморщился — таким горьким показался ему собственный смех.

— Да, Макбин, этого человека мы действительно хорошо знаем. Это Генри.

Впервые в жизни Саймон увидел, как Макбин застыл, точно громом пораженный.

— Нет, не может быть.

— И я так сказал, когда узнал, что это он. Но, боюсь, это правда. В конце концов за годы, что я потратил на поиск правды, я научился отличать ее от лжи. Наверное, узнал и теперь, когда услышал, и все равно не поверил.

— Ваш брат замышляет убить короля? Зачем? Чего он хочет добиться таким путем?

— Он добивается трона, — ответил Саймон. — Очевидно, за эти годы мой дорогой братец приобрел нездоровые амбиции. Надоело ему убивать жен, дочерей и каких-нибудь незадачливых болванов, которых угораздит вызвать его неудовольствие. Теперь Генри решил убить короля. Но что еще удивительней — этот человек, кажется, считает, что именно ему следует сесть на освободившийся трон.

— Иисусе сладчайший, король пошлет войско в Лоханкорри. Многие наши будут убиты.

— Ступай, Макбин. Просто уходи. Если есть кто-то, кого захочешь предупредить об опасности, предупреди. Но сделай это тайно. Как можно осторожней. Плохо, если Генри узнает, что мы готовы вмешаться в его игру.

— Саймон, — начал Макбин мягко, сочувственно.

— Нет. Просто уходи. Я в такой ярости, что моя голова гудит, а желудок сводит судорогой. Сегодня я никудышный компаньон, чтобы коротать со мной вечерок. Мне нужно подумать. Хоть немного успокоить гнев, от которого я теряю рассудок. Иначе я просто не смогу работать. Если Генри победит, страдать придется всей Шотландии.

Дверь за Макбином закрылась, и Саймой поморщился. Слуга назвал его Саймоном. Макбин не позволял себе такого с тех пор, как он был безусым юнцом. Похоже, его состояние еще хуже, чем он предполагал.

— Думаю, мне следует напиться. Напиться до бесчувствия, — сказал он, бессмысленно глядя в потолок.

Но минутой позже он решил, что это плохая мысль. Спиртное, конечно, выведет его из строя на некоторое время, но подействует далеко не сразу. Саймон боялся думать, каких бед может натворить, когда хмель ударит в голову. Не исключено, он проснется утром совершенно разбитым и со стыдом вспомнит, что совершил какую-нибудь глупость или излил гнев на ни в чем не повинного человека, который случайно попался ему на пути.