Толстый – повелитель огня - Мария Некрасова

Лабашов ударил по тормозам в паре метров от ворот пекарни:

– Пока, Саня! Звони! Ты ведь знаешь, что делать?

Чувствуя, что он врет, Сашка кивнул и вышел.

Машина газанула прочь, Тонкий видел, как Лабашов на ходу закрывает пассажирскую дверь. Саня толкнул калитку, сел на бревно во дворе и медленно, вдумчиво намазал верного крыса.

Лабашов опять нашел, о чем спросить! Грамотный вопрос, по существу: «Знаешь, что делать?» Правильный такой вопросец!

Многие доказательства по делу Неизвестного студента собраны: и фотка, и хлястик, и беседа с Ваней, в общем, Тонкий не сомневался в своей правоте.

Но он понятия не имел, что делать с этой правотой! Что делать, куда бежать, кого хватать и на чью голову вываливать все свои улики и догадки? Граждане, не подскажете, куда бежать, а?

Преступлениями военных вроде бы занимается военный трибунал. Хотя Васнецов на момент поджога был в увольнении, от этого он быть военным не перестал. Получается, что гражданская милиция – ему не указ?

Честно говоря, Тонкий не был уверен, что майор, занимающийся этим поджогом, вообще допрашивал Васнецова! Хотя в местной милиции уже успели побывать все, даже Ленька, который весь пожар прокатался по городу и вообще – не при делах.

Кражей занимается Роман Петрович. Тонкий передал ему фотку наводчика и не сомневался, что на днях бабушке снова позвонят из милиции. Вот только причастность Васнецова к этой краже, скорее всего, останется недоказанной, и Тонкий ничего не сможет с этим поделать…

Распахнулась дверь пекарни, на свет показался жизнерадостный Витек. Заметил Сашку и помахал ему:

– Здорово! Почему в дом не идешь?

Витек – парень умный, он все поймет. И взрослый – ему скорее поверят. А еще он в армии служил и наверняка понимает больше Сашки насчет преступлений военных и гражданских лиц… И вообще, это его пекарня, по-любому, надо ему все рассказать.

– Иду! – рявкнул Тонкий.

Он сунул за пазуху пачкавшегося намазанного крыса и рванул в пекарню – вываливать свои догадки на Витькину голову.

Умный парень Витек долго не мог понять, что ему такое втирают, зачем пытаются отвлечь от архиважной работы на кухне, кто такие «пранкеры» и в чем провинился бедолага Васнецов, кроме, пожалуй, кражи его личного хлястика.

В рукавицах и фартуке, чумазый, как шахтер, он задвинул противень в духовку и потребовал:

– Так! Еще раз! Он пришел, пряча хлястик внутри свернутой шинели, и попросил нитки. Погоди, нитки-иголки у него должны быть свои, по уставу…

– Сказал, что потерял, – напомнил Сашка.

– Допустим… Узнав, что меня нет, он пришил его у тебя на глазах. Через сорок минут заметили пожар… При чем тут это?

– При том, – терпеливо объяснял Тонкий, – что хлястик лежал на складе. Значит, Васнецов либо сам сорвал замки и все поджег, либо столкнулся нос к носу с поджигателем, взял хлястик и пошел себе, а нам ничего не сказал.

– Сказал бы, – согласился Витек, скидывая рукавицы. – Но мог он сорвать замки и не поджечь.

Такая сложная комбинация Тонкому на ум не приходила. Но ему было что возразить:

– Я слышал их разговор с домушником. И наводчика Лабашов узнал…

– Кто такой Лабашов?

Пришлось и это объяснять. Когда Тонкий объяснил, у Витька возник следующий вопрос:

– При чем тут кража, когда мы говорим о поджоге?

Кража, поджог и пранкер связаны только одним – Васнецовым, так что Сашке пришлось объяснять все заново, доказывая вину солдата по каждому пункту.

Когда Витек, наконец, получил всю информацию и понял, что Сашка не шутит, он заметался по кухне не хуже самого Тонкого!

– Вот блин! Вот удружил! Ну за что?!

– По-моему, у него какие-то счеты с преподавателями, – поделился своей догадкой Сашка. – Я так понял, служить ему не очень-то нравится.

– Его отчислили в том году с первого курса, – холодно ответил Витек. – Мать больше всех ругалась. Я только теперь начал вспоминать эту фамилию: Анатолий Васнецов, она говорила… Я-то с ним познакомился, когда он уже служил! До этого лишь имя слышал. Мать же о нем рассказывала…

– Что?

– «Талантливый парень, но дурак, – процитировал Витек. – Учить такого – только мучить».

– То, что он дурак, – заметно, – проворчал Тонкий. – Скажи, а не по ее ли инициативе его выгнали?

– Думаю, не только. Я так понял, что парень ни по одному предмету не успевал. Как он поступил-то еще, непонятно…

Тонкий от души позавидовал Витьку: мать обсуждает с ним свои служебные дела. Если бы бабушка год назад пожаловалась на нерадивого студента Васнецова, Тонкий бы вспомнил о нем гораздо раньше. Хотя, может, и нет.

Витек метался по кухне, раскидывая полотенца. Некстати запищал таймер. Витек саданул по кнопке, таймер отскочил и закатился под стол.

– Подбери!

Тонкий послушно полез. Витек надел рукавицы, вытащил горячий противень, громко ухнул его на стол и выдал:

– Все равно майору звонить надо. Кто ж нас к военным-то пустит?! А ему проще наверняка… – Он оставил противень и побежал в дом. – Присмотришь за второй духовкой, ладно?

Тонкий не успел ничего сказать, как снова запищал таймер. Он натянул рукавицы, вытащил противень…

А через две минуты Витек вернулся уже без фартука и даже умытый.

– Собирайся, едем!

Тонкий не заставил себя ждать, только занес домой верного крыса и посадил его в переноску, чтобы он не бегал по комнатам, пачкая все вокруг. Да и хватит с него приключений!

Когда он вышел, Витек уже вывел грузовик за ворота и держал нараспашку пассажирскую дверь:

– Ну где ты ходишь?! Едем, нет?!

…И началась следственная лихорадка. Много раз в течение нескольких дней Тонкий только рассказывал, рассказывал и рассказывал. Майору, подполковнику, опять майору. О шинели, хлястике и пожаре – в первую очередь, потом о Лабашове, краже и пранкерах.

Впрочем, последнее выслушивали неохотно, хотя и внимательно. Напоследок спросили координаты Лабашова, Майи Дмитриевны, его, Тонкого, с бабушкой. Сашка прекрасно понимал: единственное, что интересует следствие, – это поджог.

Пранкеры и кража, скорее всего, останутся на совести Васнецова. Водить знакомство с домушниками – не преступление, особенно если служишь с ними в армии и никуда не можешь деться от такого знакомства. Разговаривать с ними – не преступление тоже, а факт преступного сговора нужно еще доказать. Если сами домушники не заложат Васнецова…

Пранкер – вообще ерунда, самому-то Ване ничего не будет, кроме, может быть, воспитательной беседы в милиции.

Бабушка звонила за эти дни раз десять, говорила, что Лабашов молодец, благодаря ему поймали наводчика (того самого, гостя Васнецова на КПП), и что скоро будет суд. О Васнецове она тоже узнала (скорее всего от Сереги) и все ругалась, все не верила, что это он… Тонкий с трудом уболтал ее не исключать попавшегося под горячую руку Ваню. Этот балбес ухитрился не сдать вовремя реферат, чем привлек к себе лишнее внимание и без того рассерженной бабушки.

Тетя Лена тоже звонила, Сашке лично, на «трубу». И тоже не могла поверить, что Васнецов способен на такое.

А потом все прекратилось – так же внезапно, как и началось. Просто однажды Сашку не вызвали в милицию. Телефон свой майор, вообще-то, оставил, но Сашка, понятно, не стал звонить без необходимости. Витек на вопросы Тонкого не отвечал (Сашка подозревал, что он и сам ничего не знает). Бабушка и тетя Лена, правда, звонили (а тетя Лена даже приезжала несколько раз), но ни одна из них не сообщила ничего нового. Тонкий понял, что дело, скорее всего, передали военным.

Глава XXVI

Домой!

– Уезжаете, молодой человек? – Валерий Палыч стоял у калитки, элегантно крутя на пальце связку ключей. Свободной рукой он поправлял на шее несуществующий галстук, в общем, всем своим видом выражал почтение Тонкому.

Сашка смущенно кивнул. Он еще помнил, как подозревал старика в поджоге, и это не прибавляло ему уверенности в себе.

– Я знал, что вы талантливый, вот! – Он победоносно кивнул Витьку: – Учитесь!

– Я извинился, – буркнул Витек, навьючивая на Тонкого второй рюкзак с яблоками.

Рюкзаки были тяжеленные, да и яблоки дома никто есть не станет, кроме, может быть, Ленки. Но обижать гостеприимного Витька Сашке не хотелось.

– Ладно! – Валерий Палыч снисходительно потрепал Витька по щеке. (Витек поморщился, но стерпел.) – Я не сержусь.

– Правда? – переспросил Витек.

– Правда. Только вы, это… – Сосед сделал театральную паузу, откашлялся и торжественно произнес: – Грузовичок-то уберите! Не по душе мне, старику, просыпаться в шесть утра!

Витек тихонько застонал, бросил Валерию Палычу торопливое:

– Нам пора, электричка скоро. – И пошел, не оборачиваясь, в сторону платформы, увлекая за собой Сашку.

Ленька остался в пекарне, работать за двоих, и Тонкий не сомневался, что сейчас Валерий Палыч пойдет донимать его с этим грузовиком. Ничего, Леньке не привыкать.