Капкан для медвежатника - Евгений Сухов

–  Многая лета, мно-о-огая-а ле-е-ета-а-а... Водки давай, – ничуть не задохнувшись, быстро произнес Лавров, а под сводами трактира еще раскатывался его бас, отражаясь от закопченных стен и вызывая дребезжание в треснутых оконных стеклах.

–  Знатный голосище.

Чинуша пододвинул к нему стопку водки. Тот схватил ее огромной ручищей и одним махом опрокинул в рот:

–  Благодарствуйте.

Когда он отошел, Чинуша сказал:

–  Коля Лавров, сын протоиерея и сам бывший семинарист. Спился с круга и вот – здесь.

–  А вы, прошу прощения, как оказались... здесь? – спросила Кити, чтобы поддержать разговор.

–  Oh, c`est toute une histoire[3], – ответил Чинуша, и на мгновение взгляд его сделался печальным. – Хотите послушать?

–  Да. – Вронская для убедительности кивнула головой.

–  Что ж, извольте.

Какое-то время Чинуша сидел молча, уставившись невидящим взглядом в грязную столешницу. Затем поднял глаза и посмотрел на Кити.

–  Извольте, – повторил он. И начал: – Я познакомился с ней в Казани на рождественском балу у губернатора. Нас представил друг другу мой товарищ, с которым мы вместе служили в губернской канцелярии. Да, – вдруг спохватился Чинуша, – позвольте представиться: бывший коллежский регистратор канцелярии его превосходительства казанского гражданского губернатора действительного статского советника, камергера Двора Его Императорского Величества Петра Алексеевича Полторацкого, Валериан Амвросиевич Шацкий. – Чинуша даже привстал и коснулся подбородком груди.

–  Екатерина Васильевна Вронская, – произнесла Кити и неловко протянула ручку для поцелуя, что и запечатлел на ней своими мокрыми губами Чинуша.

–  Весьма, весьма приятно, – произнес он и долил остатки водки в чайный стакан.– Так вы не будете? – поинтересовался он снова для проформы.

–  Нет, благодарю вас, – ответила Кити.

–  А я – буду, – резюмировал бывший коллежский регистратор и опрокинул содержимое стакана в рот. – Потребность, знаете ли... Сухота в горле.

–  Разумеется, – отвечала Вронская, стараясь скрыть иронию.

–  Так вот, – продолжил Шацкий, похрустев огурцом, – меня познакомил с ней мой товарищ. Ее звали Елена Викторовна Скворцова. Мадам Скворцова... – Чинуша пьяно вздохнул, и взор его увлажнился. Очевидно, воспоминания эти были не из приятных. – Она была замужем за отставным полицейским ротмистром, который, выйдя в отставку по выслуге лет, получал небольшой пенсион и крепко закладывал за воротник. В свет он почти не выезжал, потому мадам Скворцову повсюду сопровождала ее близкая подруга. Нет, – почти воскликнул он, ловя затуманенным взором взгляд Кити, – чувство пришло не сразу. Поначалу Елена Викторовна просто понравилась мне: почти голубиная внешность, совершенно ангельский голос, приятная образованность и весьма достаточный для женщины ум...

Чинуша оглянулся и громко крикнул:

–  Человек!

Как из-под земли вырос половой.

–  Еще водки! – приказал бывший коллежский регистратор.

–  А кто будет платить? – грубо поинтересовался половой.

–  Она, – кивнул в сторону Вронской Чинуша.

Половой тоже посмотрел на Кити, кивнул и дематериализовался в клубах пара.

Екатерина Васильевна поежилась: если Чинуша сейчас напьется, то она останется совершенно одна в этом притоне. И ситуация может осложниться до скверности.

–  А может, не надо? – спросила она, когда половой принес новый графинчик водки.

–  Надо! – безапелляционно сказал Чинуша.

–  Ну, тогда налейте и мне, – решительно заявила Вронская. Что ж, если надо – она выпьет. Лишь бы этому Чинуше-регистратору досталось меньше и он оставался бы в относительно нормальном состоянии до прихода этого... Миши.

Бывший коллежский регистратор удовлетворенно крякнул и налил Кити почти половину чайного стакана. Себе он налил немного больше.

–  За вас, – провозгласил он тост и, не дожидаясь согласия, выпил. Кити отхлебнула меньше трети и отставила стакан. Водка опалила горло, и дабы унять неприятное ощущение, Вронская отломила кусочек черного хлеба и бросила в рот.

–  Так вот, любовь пришла не сразу, нет, – продолжил свой рассказ Шацкий. – Кроме того, какое-то время мы не виделись, но я замечал, что мои мысли все чаще и чаще начинают крутиться вокруг нее. А однажды весной мы встретились на одном из званых обедов, чем всегда славились губернские города, в том числе, конечно, и Казань. Более того, нас усадили рядом, и мне пришлось ухаживать за столом за Еленой Викторовной, что я, признаюсь вам, делал с превеликим удовольствием. Да-с, с удовольствием... Мы много говорили. Обо всем. Оказалось, что наши мысли и взгляды во многом схожи. После этого званого обеда чувства мои к Елене Викторовне еще более укрепились и стали расти, как на дрожжах, и вскоре я понял, что полюбил всерьез. Крепко. По-настоящему и на всю оставшуюся жизнь...

Чинуша замолчал, посмотрел на графинчик, потянул было к нему руку, передумал. Потом поднял взор на Кити и продолжил:

–  На следующий день я нанес мадам Скворцовой визит. Поскольку отставной полицейский ротмистр был в очередном запое и даже не вышел из своих покоев, сказавшись больным, нашему разговору никто не мешал. В конце визита я решил напрямую объявить Елене Викторовне о своих чувствах и заявил, что рассчитываю на взаимность. Вы не представляете, какое блаженство я испытывал, услышав ее тихое «да».

Мимо их столика, визжа, пронеслась тетка с дикими глазами и окровавленным лицом.

–  Убью, курва! – погнался за ней оборванец с оскаленным ртом, но был мигом успокоен трактирным вышибалой. Один удар, и оборванец остался лежать на заплеванном полу. Через него невозмутимо перешагивали прибывающие в трактир и убывающие из него хитрованцы. Пнув в бок, перешагнул через него и половой, неся на подносе графин водки, тарелку с давленными огурцами и два чайных стакана.

Когда представление окончилось, Чинуша продолжил:

–  После этого визита мы стали встречаться. Сначала тайно, снимая для свиданий небольшой домик на Малой Ляцкой, а затем уже почти не скрываясь от кого бы то ни было. Ведь я любил, любил сильно и страстно, и считал оскорбительным для Елены Викторовны, если мы будут прятаться по разным углам, как воры. О-о, – протянул бывший чиновник, – я был на седьмом небе от счастья и чувств-с, которые считал самыми чистыми и высокими. Я снова почувствовал себя юношей, которому все по плечу и для которого никаких преград не существует. Их и правда для меня тогда не существовало. Никаких! И еще меня не покидало состояние победителя, когда все получается, во всем везет и даже ветер дует в нужном направлении. А потом... Потом произошла банальнейшая ситуация, неоднократно описанная во французских и немецких романах, не раз воспетая стихослагателями всех времен и народов; не единожды разыгранная на сценах мировых театров и не раз послужившая фабулой для целого сонма русских соленых анекдотов, начинающихся со слов «однажды»... Так вот, однажды, возвратившись раньше срока из одного уездного города, куда я был послан губернатором с визитацией, я послал своего дворового человека с запиской для Елены Викторовны, в которой сообщал о своем приезде и приглашал провести вечер вместе в домике на Малой Ляцкой. Однако лакей мало что возвратился без ответа, так еще и сообщил, что госпожи Скворцовой нет дома. Такое известие ничуть не опечалило меня. Скорее, случилось наоборот, ибо я задумал сделать сюрприз своей возлюбленной: послал своих лакеев прикупить съестного и вина, дабы устроить в домике на Малой Ляцкой славное пиршество. Естественно, вместе с Еленой Викторовной. Когда все было куплено, я велел вызвать извозчика, самолично загрузил припасы в коляску и велел ехать на Малую Ляцкую. Приехав, я выгрузил продукты и вино из коляски и внес в дом. Все это я пронес на кухню и принялся было раскладывать по тарелкам и блюдам, как был привлечен какими-то непонятными звуками, раздававшимися из спальни. «Славно, если Ленусик уже здесь, – подумалось мне. – Тогда не надо вызывать ее запиской и ждать потом, считая минуты и торопя время»...

Драка, случившаяся в самом центре залы, снова отвлекла рассказчика от своего повествования. Он равнодушно (в отличие от Екатерины Васильевны) взирал, как двое оборванцев лупили третьего только за то, что он на хлебок выпил больше водки, чем они. Когда двое обиженных уложили обагренного кровью обидчика на пол, Шацкий продолжил:

–  Я покинул кухню и на цыпочках, дабы усилить задуманный сюрприз, пошел к спальне. Однако получателем сюрприза, правда, в кавычках, сделался я сам...

Чинуша вздохнул, плеснул себе из графинчика водки и быстро выпил. Вытерев рукавом губы, он какое-то время смотрел себе под ноги, потом поднял голову и выпалил:

–  Все вы такие.

–  Что вы имеете в виду? – не поняла Екатерина или сделала вид, что не поняла.