Близнецы из Пиолана - Сандрин Детомб

Эти слова он сопроводил очередной порцией ликера. Жан, который хорошо различал за сомнительными шуточками неутихающую родительскую боль, спросил со всей деликатностью, на какую был способен:

– А ты уверен, что дети никогда не произносили при тебе это имя? Или, может быть, жена?..

– Думаешь, я бы не сказал, если бы вспомнил?!

– Не злись, ради бога. Поразмышляй. Я не хочу сказать, что он был лучшим другом близнецов. Но, может быть, они о нем просто упоминали? Ну хоть раз?

Виктор вздохнул и молча закрыл глаза. Фабрегас бросил слегка обеспокоенный взгляд на Жана, пытаясь убедиться: бывший начальник знает, что делает. Жан ободряюще кивнул. Он знал Виктора достаточно долго и в точности представлял себе, как действовать, чтобы вытянуть из него нужную информацию. Посторонний человек при взгляде на Виктора подумал бы, что тот решил молчать; но Жан знал, что на самом деле Виктор тщательно перебирает в уме сцены из прошлого.

– Нет, не могу вспомнить, – наконец произнес он, открывая глаза. – Но, с другой стороны, дети могли мне об этом и не рассказывать, у них были свои секреты. Может быть, они говорили о нем матери, но мы, Люс и я, почти не обсуждали между собой их школьные дела и друзей… Я мог бы спросить еще у Кристофа, если вы думаете, что это так важно… Но я, честно говоря, даже не представляю, как бы они могли познакомиться с мальчишкой из другого города.

– Кристофа? – переспросил Фабрегас.

– Да, это их приятель-одноклассник. Кажется, он даже был влюблен в Солен, хотя в их возрасте, сами понимаете, это все несерьезно… Он часто заходит ко мне узнать, что нового… Хороший парень!

34

Жан и Фабрегас в конце концов решили принять приглашение Виктора поужинать. Остывшая капустная запеканка не стала более соблазнительной, но Фабрегас понимал, что им предстоит еще долгий разговор с отцом близнецов о Кристофе, так что подкрепить силы не помешает.

Пока Виктор возился на кухне, Жан занимался сервировкой в столовой. Глядя, как бывший начальник достает из шкафчиков тарелки и столовые приборы, находя их без подсказок, Фабрегас догадался, что он делает это далеко не в первый раз. Было что-то печальное и одновременно трогательное в этой возникшей при трагических обстоятельствах дружбе, объединившей двух мужчин. Наблюдая за этой почти семейной сценой, капитан жандармов спрашивал себя, в какой момент их отношения вышли за рамки служебной необходимости и превратились в скрываемую даже друг от друга, но оттого не менее искреннюю привязанность.

Все втроем расселись вокруг обеденного стола. Виктор налил гостям местного вина, которое Фабрегас выпил в несколько глотков, после чего перешел к животрепещущей теме.

– Как же так случилось, что об этом Кристофе я от вас услышал только сейчас?

Виктор и Жан переглянулись, почти одновременно пожали плечами, но ни один из них не произнес ни слова.

– Жан, а ведь этого имени даже не было в твоем списке! – продолжал настаивать Фабрегас.

– Каком списке? – спросил Виктор.

– Списке подозреваемых – тех, кто мог быть как-то связан с похищением близнецов, – нехотя ответил Жан.

Некоторое время Виктор пристально смотрел на него, потом разразился смехом, похожим на приступ кашля. Фабрегас терпеливо ждал, пока Виктор успокоится. После этого Жан заговорил, обращаясь к бывшему подчиненному:

– Жюльен, ты анализируешь факты, которые оказались в твоем распоряжении только сейчас. Да, это понятно и объяснимо: ты выполняешь свой долг, и к твоей работе у меня нет никаких претензий. Но если ты хочешь уяснить себе, как выглядела ситуация на тот момент, тебе придется мысленно перенестись на тридцать лет назад. В тысяча девятьсот восемьдесят девятом году Кристофу было одиннадцать лет, как и близнецам. Ты и правда веришь, что одиннадцатилетний подросток мог похитить двух своих одноклассников?

На это Фабрегасу было нечего возразить. Разумеется, такая идея выглядела смешной – как и тот, кто принял бы ее всерьез. Жан был прав: из-за того, что нынешнее расследование пересекалось с прошлым, капитан постоянно забывал о том, сколько лет прошло с тех пор. Уже не одно поколение сменилось…

– Теперь, – продолжал Жан, – если ты считаешь, что Кристоф, будучи уже взрослым, оказался причастен к похищению Зелии и Габриэля – по каким-то причинам, которые от меня ускользают, но которые твой психолог, несомненно, разъяснит, – я готов рассказать тебе побольше об этом парне.

Теперь такая перспектива уже не очень нравилась капитану. Возможно, стоило отложить поиски в этом направлении.

– Вы говорили, что Кристоф был влюблен в Солен? – все же спросил он, обращаясь к Виктору.

– Да, как случается со многими в его возрасте.

– А Солен?

– Что – Солен?

– Она была в него ответно влюблена?

– Вы шутите? Для Солен не существовало никого, кроме ее брата, и это было взаимно! Они являли собой абсолютно самодостаточную пару и больше ни в ком не нуждались. Честно говоря, мне в этом виделось даже что-то нездоровое. Но я убеждал себя, что с близнецами часто так бывает. Потом они повзрослеют, их пути разойдутся, они больше не будут так сильно зациклены друг на друге… Но…

Виктор не договорил, но о продолжении легко было догадаться: дальнейшие события сложились так, что он не смог проверить свою гипотезу на практике. На какое-то время в комнате повисла тишина. Затем Жан, обращаясь к Фабрегасу, вновь заговорил о насущном:

– Ты думаешь, что Кристоф мог участвовать в похищении близнецов? А потом воспроизвел ту же схему, уже будучи взрослым, с другими детьми? Как бишь это называют психологи – «перенос»?

– Не знаю, – честно ответил Фабрегас. – Я, как и ты, предпочитаю, чтобы в психологических мотивах разбирались профессионалы. Поди узнай, что творилось в мозгах у ребенка, чьи друзья пропали без вести, а потом девочку, в которую он был влюблен, нашли мертвой… Взрослые обычно шутят над первой любовью детей, а ведь это одно из самых сильных ранних впечатлений, сохраняющееся на долгие годы… Пусть даже Кристоф только вообразил, что влюблен в Солен, – но вот она умирает еще до того, как он узнал другую, «взрослую» любовь. А вдруг ее смерть травмировала его настолько, что мы и представить себе не можем?

– И поэтому он похитил Зелию и Габриэля? – недоверчиво спросил Виктор. – Но зачем?

– Чтобы их защитить, – предположил Жан. – Возможно, он решил воссоздать ситуацию тридцатилетней давности, но на сей раз стать главным действующим лицом, а не зрителем.

– Да, тогда все сходится, – отозвался Фабрегас. – Он решил вмешаться в судьбу Солен – чью роль играла Зелия, – чтобы спасти ее от смерти. Если так, это