Мужской стриптиз - Наташа Королева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как тебе Марат, как? – жарко вопрошал Стасик.
– Нормально, классно, а кто они? – Врать Сергей не видел смысла. Происходящее на сцене его заворожило.
Это было именно то.
Не поддающаяся логике, необъяснимая уверенность, что он угодил в нужное время и в нужное место.
– Как это – кто они? – не понял напарник. – Да просто ребята. Каждый сам по себе. Один студент, другой на буксире каком-то служит, а беленький – тот вообще из Владимира приезжает. У них там работы нет…
Грохнула музыка. Стас поманил товарища за кулисы. Охранник преградил путь, но тут же отступил. Протиснулись мимо туалета. Из кабинки навстречу вышли сразу двое. В углу парочка ребят жарко целовалась.
– Ты не понял! – проорал Сергей в ухо напарнику. – Я хотел спросить, как они собрались? Кто их научил?
– Ага, зацепило? Я же говорил! – обрадовался Стас. – Сейчас я тебя познакомлю!
Они нырнули в очередную нишу. Здесь было оборудовано нечто вроде гримерной, узкая комната без окон, вся в шкафах, с примыкающей душевой. Стриптизеры расправляли купюры, кто-то жадно глотал воду, кто-то плескался за матовым стеклом, двое переодевались для следующего номера.
– Вот он. – Стас указал на Сергея двумя руками, точно похвалил недавно купленный холодильник. – Про него я говорил. Хочет попробовать.
– Ну, не то чтобы попробовать… – крякнул Сергей. – Ребята, мне понравилось, как вы танцуете. Где такому можно научиться?
– А сам что умеешь? – белозубо улыбнулся чернокожий. Весь в мелких капельках, он походил на боксера, продержавшегося несколько раундов. Африканец отбросил полотенце, оценивающе оглядел Сергея. Но не как те, внизу, в потной стремнине зала. Оценил, как опытный тренер оценивает приведенного мамашей новичка.
– Умею, как все. Дрыгаться на дискотеке.
– Стасик тебя вербует? – широко улыбнулся тот светленький, танцевавший, как змея. – Привет, меня Марат зовут. Сам откуда, где работал?
Сергей назвался. Скромно упомянул про модельное агентство. Танцоры недоверчиво переглянулись, кто-то уважительно присвистнул.
– Это сильно. Так ты и сейчас моделью… совмещаешь?
– Звали в два других агентства, не пошел. Мне у Зверева интереснее.
– Специально в Москве стриптизу не учат. Видал я как-то объяву… – напряг память Марат. – Вроде школы танцев. «Пластика, эротика, восточное…» Нет, забыл.
– Неправда, в Москве много курсов, – разулыбался чернявый, похожий на цыгана. – Танго, фокстрот, современное диско, вальсы, даже ча-ча-ча. На любой вкус. Обращайтесь в районные Дома культуры.
– Хватит его подкалывать, – отбросил шутки черный Лелик. – Чел нам нужен, но без подготовки хозяин не возьмет. У тебя есть где записать? Пиши телефон, спросишь Оло Дилана, скажешь – от меня.
– Он кто, этот Оло? Балетмейстер?
– Он в Лумумбе учится, – усмехнулся Лелик, – а для нас ставит номера. Но на халяву не прокатит, учти!
– Это понятно, – Сергей спрятал листочек пона-дежнее. – А для женщин есть где-то такое?
– Какое?
– Ну… чтобы парни танцевали. И раздевались.
– Вот Дилан как раз этим занимается, – оживился Марат. – Только он один, ни с кем вместе выступать не хочет. Уже давно теток веселит, но пока куш не сорвал.
– И не сорвет. – Кудрявый цыган стал напяливать трико. – Я знаю троих… нет, четверых, кто пытался делать это для теток. Все прогорели. Тетки приходят с мужьями, те плюются, закатывают сцены, могут стволом пригрозить…
– Побазаришь с Оло, – протянул руку Лелик. – Он пацан клевый. И приходи к нам, во вторник.
Сергей удивился, с какой легкостью африканец использует русский новомодный жаргон.
– Мальчики, две песни, семь минут, не тормозим, – прошипел в скрытом динамике голос ди-джея. За стенкой снова заухала музыка.
– Но ведь это… нормально. – Сергей не знал, как подобрать слова, чтобы никого не обидеть. – Мне так кажется – это нормально, чтобы для женщин…
– Мне тоже так кажется, – подмигнул африканец. – Но ты хочешь иметь много бабла? Хочешь? Тогда танцуй для мужиков.
Глава 32 АРЛЕКИН
Слепой Арлекин упирается в педали дивного воздушного велосипеда. На лбу и глазах розового весельчака – черная пиратская повязка, остроконечный колпак сбит набок. Мир внизу тонет во мраке, лишь полыхают карминовые угольки над выходами из секторов. Два сиреневых луча скрещиваются на цветочном наряде Арлекина. Человек в трико, перевитый багровыми лилиями, поднимает факел. Все его видят и догадываются, что он собирается сделать. Он подожжет канат в ту секунду, когда я буду в полете. Одновременно с началом сальто. Верхняя оболочка каната вспыхнет, пропитанная горючим составом, но внутренняя выдержит мое приземление…
Мой Арлекин – добрый, он ближе к белым клоунам, чем к рыжим. В свое время костюм сочиняли три недели, в нем хороши не только светящиеся цветы, помпончики и циклопические пушистые пуговицы. В нем масса скрытых хитростей и уловок. Например, когда я полечу вниз, за спиной развернутся и смешно захлопают крылья. Никакого толку от них нет, каждому понятно, но с крылышками гораздо веселее. А во второй части трюка, когда мне предстоит расстаться с верным железным другом, костюм выпустит под куполом три крошечных забавных парашюта, пятнисто-зеленых. Заиграет заста-вочка «ты в армии теперь», застучат винты вертолетов, и зрителям станет уморительно смешно. Обычно зрители держатся за животики, когда из-под купола, растопырив конечности, слетает Арлекин, весь такой в розовой пижаме с пионами и слониками, а за спиной – три военных парашюта.
Это тоже я придумала сама, но никто не верит.
Арлекин на лету отдает честь, прожектора мечутся по залу, вертолеты ревут, все смеются. Наступает единственный момент в номере, когда приходится расстаться с велосипедом. Конечно же, я спускаюсь не на парашюте, меня держит страховка. А велосипед я отбрасываю после трамплина, разгоняюсь с самой верхотуры, взлетаю вместе с ним под купол и там… выпускаю парашют, одновременно поджимая ноги. Велосипед по инерции летит вперед, грозя всей суставчатой массой обрушиться в средние ряды. На то и рассчитан эффект, зрители сжимаются в панике, порой вскакивают с мест, хотя бояться им нечего. Велосипед к этому времени зафиксирован двумя тросами, что препятствует превращению его в маятник. Но со средних рядов выглядит более чем убедительно – короткий трамплин, и груда металла летит прямо в лицо, никакого каната, башни, площадки или хотя бы сетки, куда слепому Арлекину следует свалиться…
Пять минут воздушных порханий, а перед этим – пять лет каторги.
Программа в Москве оказалась спрессованной. Но мне не привыкать к прессу. Мне никак не привыкнуть к стыду, Марк. Я ведь не заслужила этот стыд.
Ты научил меня работать честно, так, будто в зале всегда королева Британии и Папа Римский. Ты мог не сомневаться – я не подведу. И не только я, Арлекин с повязкой на глазах, но и все твои дети. Никто из цирковых не способен подвести, это не черта характера, это глубже, как общий цвет глаз или акцент. Мы преданы цирку, это очень удобно, правда, любимый?
Мы преданы цирку даже тогда, когда выясняется масса подробностей. Например, Арлекину доносят про девушек из отеля или про девушек на теплоходе посреди Москвы-реки. Чудесный теплоход, он увешан гирляндами, свистит, пыхтит и подмигивает дурочкам, оставшимся на берегу. Там, на теплоходе, крайне важные совещания по вопросам отечественного шоу-бизнеса. В какую сторону ему развиваться, несчастному нашему бизнесу, а? Совещание непременно проводится в присутствии сучек из модельного агентства «Крейзи герлз». В газетах об этом агентстве ничего не пишут, но заезжие иностранцы неизменно участвуют в шоу. Выездные праздники, это так замечательно, Марк. Прежде я думала, что такое творится только в Штатах. Но Москва далеко обогнала американцев, Москва всех оставит позади…
Все это ерунда, не стоящая моего внимания, ведь главное – что мы любим друг друга. Я говорю, что не желаю тешить нефтяных буржуев, но в результате соглашаюсь. Потому что это цирк. Я говорю, что не желаю выслушивать от очередной идиотки, как она любит моего мужа, но в результате проглатываю.
Кстати, публика презабавная.
Американцев не зря сравнивают с детьми, часто они непосредственны и восторженны. Люди, собравшиеся в первый вечер на московское представление, не производили впечатления детей.
У русских – все всерьез. Все по Достоевскому, по Гоголю, чтоб им не родиться. За семь лет слепящего фурора я отвыкла, что мной никто не интересуется. Столы в фойе приседали под мидиями и грудами улиток. Надраенные рюмки тянулись следом за «мартелями», точно солдаты за пузатыми генералами. В гардеробах взывали к мщению тени мертвых соболей и леопардов. Публика лениво косилась на сцену, лениво пошевеливала окольцованными плавниками. Одна рука вращает телефон с алмазными вкраплениями, другая рука скользит по голой спине подружки. В Бангкоке сейчас сыро… захожу вчера к Чубайсу… мы шашлыки в Барвихе жарили… квоты на вывоз объявят завтра… цены в Лондоне не растут… сыну купила жеребца… сорок гектаров в Одинцово… берем сеть заправок…