Меч с камнем. Том 1 (СИ) - Гадышев Дмитрий

— А ночью, когда персонал отдыхает и контроль слабеет?

Этот бесхитростный и напрашивающийся вопрос привёл начальника в замешательство.

— Ночью у нас бодрствует только сторож, но его задача — сохранность продовольственного склада. Другие здания просто запираются на ключ. Если вы кого-то видели, это грубейшее нарушение дисциплины. Я ведь отвечаю за их беспечные головы, не дай бог что случится… Уже случилось. Я, конечно, приму меры, чтобы этого не повторилось, например, скажу сторожу, чтобы обходил палатки хотя бы раз в час.

— Дело в том, что в перелеске возле реки я обнаружил шалашик на дереве, довольно высоко, неплохо замаскированный, с видом на лагерь. Это может быть делом рук ваших подопечных?

— Хм, а чьим же ещё? Спасибо, что сказали. Постараюсь выяснить, кто к этому причастен, и наказать, не слишком строго, конечно, но нужно, потому что нарушение налицо.

— Ну, хорошо, вопросов больше не имею. Спасибо!

— Всегда пожалуйста, заходите ещё, — начальник лагеря со страдальческим вздохом снова разложил свои бумаги на столе.

Майор и лейтенант вышли на улицу, широко вдохнули, наслаждаясь свежим, бодрящим осенним воздухом. Постояв немного, офицеры направились к «Уазику». Майор внимательно осмотрел приборную доску, залез в бардачки, в закоулки, где можно бы было спрятать «жучок», но ничего не нашёл. Похоже, если слежка и проводилась, то не слишком тщательно.

— Что скажешь, Сергей Ильич?

— Что-то не то, всё как-то не так с этим человеком.

— Конкретнее скажи, что произошло?

— Да вот в том-то и дело, что на вид — ничего. Нутром чувствую, не в порядке начальник, связан он с чем-то.

— Твое нутро к делу не подошьёшь… Я лично ничего не почувствовал, а ведь давненько уже в органах работаю, и повидал многое, ты даже не представляешь, что. Обычный человек, умный, конечно, умнее, чем средний советский… российский гражданин, но он всё-таки начальник лагеря, ответственная должность, значит, стоит того, что его сюда поставили руководить. Возможно, твое чутьё тебя подводит. Но ничего, по крайней мере, зацепки у нас появились — могилка в лесу и следы «табуна». Да, кстати, зачем тебе понадобилась та никчёмная бумажка?

— Да ну, показалось. Ничего особенного.

— Что показалось? Сергей, нам важны любые детали. Любые, понимаешь? Стандарт был отработан в прошлый раз.

— Да печать меня удивила поначалу. Обычная печать, только подпись такая, словно рисунок получился — земной шар, мечом проткнутый.

Майор нахмурился:

— Ты точно уверен, что видел такой рисунок?

— Сначала был уверен, потом Евгений Васильевич дал поближе глянуть, нет, это просто подпись чья-то залихватская.

Майор замысловато выругался, откинулся на спинку сиденья и с какой-то тоской оглядел лагерь.

— Это очень плохо, — сказал он через пару минут, — тот самый случай в моей практике. Документ, написанный на неизвестном языке. Внизу — подпись и гербовая печать. Земной шар, пронзённый насквозь мечом. Гарда у него широкая, на ней латинские буквы ISPR. Печать удивительно чёткая, никаких расплывов, не смазанная, ровнёхонькая. Документ отсылали на экспертизу, никто не смог его перевести. Никто не смог перевести документ в Институте иностранных языков! Правда, они нашли некоторое сходство с латынью и английским, но не более того, ведь даже было неизвестно, о чём текст, иначе можно было попытаться его расшифровать. Его хранили в отдельной комнате, в здании КГБ, с сигнализацией и охраной. О конкретном месте в курсе были немногие офицеры, все свои, надёжные, знали друг друга много лет. Через день после того, как он был туда помещён, произошло нападение. Оба охранника были убиты, сигнализация не сработала. Ребята даже не успели поднять тревогу.

— Может, какая тайная организация? А текст — это шифр.

— Это не шифр, это язык. При чтении текста с правилами латинского — как пишется, так и произносится, слова звучат очень мелодично, в них много гласных и звонких согласных, как будто ты песню поёшь, а не читаешь документ. А насчёт организации — дело было давно и далеко отсюда. Если так, то эта организация везде имеет своих людей, работает параллельно с КГБ, милицией да вот и с управлением пионерлагерей. Если их интерес к представителям власти понятен, то пионерлагеря?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Нумеров не похож на «инопланетянина»… Только кожа у него бледная, а лето было жарким.

— Да, я тоже обратил внимание. Но люди бывают разные. Некоторые плохо загорают, некоторые облезают сразу, побывав на солнце больше часа. Бледная кожа — не показатель, увы. О, а вот и наши подчинённые!

К машине подошли Гринько и Пароходов.

— Доброе утро, Владимир Владимирович!

— Здорово, орлы! Детей допрашивали?

— Так точно! Что-то нащупали, товарищ майор!

— Ну-ка, ну-ка, поподробнее, только сначала забирайтесь в машину.

— Среди детей царит какая-то странная атмосфера таинственности и страха. В одной палатке нам рассказали, что ночью по лагерю ходят «нинзя» в чёрных костюмах и что именно они похитили тогда вожатого. Там у них несколько «разведчиков» есть, они утверждают, что видели этих самых «нинзя» два или три раза. Видите ли, ночами не спят, а сидят в засаде и дожидаются. Хотели сфотографировать, но ночью темно, не получится, а вспышку боятся делать.

— Нумеров тоже говорил о «людях в чёрной одежде», — напомнил лейтенант, — хотя среди пацанвы постоянно ходят разные байки. «Красная рука, чёрная простыня»…

— Зелёные пальцы, — заржал Гринько, — Повесть Успенского читали все?

— Что будем делать? — произнёс майор задумчивым тоном, — Есть предложения?

— Можно устроить засаду в шалаше, — предложил Сергей Ильич, но тут же был прерван Прониным:

— Ты что, на тот свет торопишься?

— Или секрет недалеко от шалаша.

— Не надо. Нам лучше их заманить каким-то образом в лагерь, взять прямо здесь, повязать и отвезти в город, к людям, которые умеют получать ответы на свои вопросы.

— Здесь дети… Думаете прикрыться детьми?

— Детей никто трогать не будет, пусть спят в своих палатках. Если кто-то ходит ночью, ночью мы его и будем брать.

— Всё равно, я против, товарищ майор, — сказал участковый, — секрет в перелеске лучший вариант, по моему мнению.

— Вы так говорите, словно с бандой какой-то воевать собрались, товарищи офицеры, — подал голос Гринько, — может, просто ребятишки пошаливают…

— Нет, вы не правы, товарищ сержант, — резко заявил майор и рассказал свою историю и соображения по поводу участия в деле начальника лагеря, — после обобщения всего того, что мы знаем, мысль о происках внеземной цивилизации уже не кажется чем-то невероятным. И на всякий случай я вызову подкрепление. Тихонько, без шума, когда персонал будет отдыхать, разместим всех по позициям в лагере и вне его, устроим облаву. Нам хотя бы одного нужно взять. Значит так, лейтенант Домин и сержант Гринько, вечером сходите в перелесок, осмотрите там всё, проведите, так сказать, рекогносцировку и заодно посмотрите, нет ли свежих следов. И постарайтесь всё время держать друг друга в поле зрения, оружие — на боевой взвод. Старший сержант Пароходов, ваша задача — пустить слух среди персонала, что мы, ничего не добившись, скоро уезжаем, и хорошо бы, чтобы эта деза дошла до начальника лагеря. Ну, а мне сегодня ехать на доклад, поговорю с Новиковым, соберу людей, прибудем поздно вечером. Давайте, действуйте, ребята.

Группа разошлась по выделенным участкам работы, а майор Пронин ещё долго сидел в машине, открыв дверцу и откинувшись на спинку сиденья. Примерно через час такого молчаливого сидения к нему подошла Марина Ивановна.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Не повезло нам здесь, не нашли ничего, — грустным голосом ответил на её вопрос майор, — вы извините, уже двенадцать, мне на доклад нужно ехать, а завтра, наверное, будем сворачиваться. Продолжим поиски в городе.

Она расстроилась, но сдержалась, не заплакала, хотя и навернулись слёзы на глаза. Когда она отошла от машины, Пронин завёл двигатель, закрыл дверь и медленно поехал к выездной дороге. На душе у него скребли кошки, не столько от вынужденной лжи, сколько от слёз этой приглянувшейся ему женщины. Но ничего поделать было нельзя.