Химера (СИ) - Волков Виктор Александрович

Он посмотрел на существо породившее его, и восхитился. Размером, величием, мощью. Он поклонился существу, почтительно. В его голове возникла мысль, чужая, но не чуждая:

"Защити гнездо. Убей врага."

Он развернулся. Его слух проснулся полностью и он вдруг понял, как вокруг шумно. Бегали подобные ему, носили чаны с едой, пищали новорожденные, стоял гам и грохот.

"Защити гнездо. Убей врага."

Рядом с его пустым чаном лежала шкура. Рядом с ней — костяное копьё. Он понял, что надо делать, куда надо бежать, как драться. Знания появлялись в его голове, одно за другим. Он накинул шкуру-накидку, взял костяное копьё в руку, поднял над собой и воинственно закричал. И десятки других голосов отозвались ему.

"Защити гнездо. Убей врага."

С копьём в руке, он бежит вперёд, на двух ногах, и помогая иногда себе передней лапой. Вместе с ним бегут дюжины таких же как они. Вперёд, вперёд, вперёд, туда где пробиты покрытые кожистой оболочкой стены пещеры, туда, где по мягким тканям туннелей ступают чужаки.

"Защити гнездо. Убей врага."

Вперёд, вперёд, вперёд, вперёд. Его группа сливается с одной, со второй, третьей, и лавиной они несутся по тоннелям туда, где пытаются навредить их дому чужаки. Он снова кричит, и снова другие подхватывают его крик. Поток подобных ему несётся к цели, будто стихия, лавина из тел, что уничтожит всё на своём пути.

"Защити гнездо. Убей врага."

Снова и снова приказ повторяется в его голове, и наконец, туннель заканчивается. Лавина из тел, с костяными копьями, пиками, топорами, луками и арбалетами, вылетает из тоннелей и бросается на чужаков. Чужаки такого же размера, но прочнее, они закованы в холодный металл, и сражаются отчаянно. Их оружие и броня крепче чем его костяное оружие. Но его сородичей много, а чужаков мало, меньше дюжины. Лавина живых существ бросается на врага.

"Защити гнездо…"

Снова повторяется приказ в его голове, и его сородичи начинают гибнуть. Они гибнут десятками под ударами мечей и топоров. Эти названия только что возникли в его разуме. Но их очень и очень много, и ударами костяных орудий, они медленно наносят ущерб врагам, закованным в странный серебристый металл.

Защитить гнездо. Убить врага. Чужаки кричат, что-то говорят друг другу, несколько из бросаются бежать, но несколько остаются, задерживая лавину из его сородичей. Вот один из них падает, и дюжины тонких рук срывают с него доспех и рвут на части. Падает и гибнет второй. И последняя фигура, сильная, несокрушимая стоит перед ним, убивая дюжины его собратьев выверенными ударами огромного топора.

Убить врага. Убить врага. Убить, убить, убить, убить… он снова кричит боевой клич, бросается вперёд и своим хлипким костяным копьём пытается заколоть фигуру, попасть между сочленений брони, в шею, в прорезь на шлеме, а вокруг него падают его сородичи.

Ему удаётся. Тонкое остриё копья проходит точно в прорезь шлема. Чужак отшатывается, тут же на чужака набрасываются десятки тел в шкурах, с костяными орудиями и пытаются повалить. Он, ранивший чужака, победоносно кричит. Чужак начинает падать. Что-то громко взрывается вдали. Сотрясается земля. С грохотом рушится тоннель, в который убежали остальные чужаки. Но уже лёжа на земле, в последнее мгновение до того, как всё скрыла лавина тел, чужак, вывернувшись, бросил топор. В него, победителя, попав точно в голову.

Жизнь копьеносца закончилась. Он прожил тридцать две минуты. Его место немедленно занял новый. Но драться было больше не с кем. Чужаки ушли, завалив за собой проход. Проход, который можно было расчистить, раскопать. И лавина одинаковых существ, принялась за работу.

В гнезде, на помостах над пульсирующей кучей плоти стоял шаман. Он был очень и очень стар. Раскинув руки, он дрожащим голосом пел, рисуя посохом странные фигуры в воздухе. Он видел, как один за другим появляются на свет его сородичи, как поедают еду, хватают оружие и бегут вперёд. Один за другим, только что родившиеся и уже готовые к битве.

Шаман пел. По его посоху струились небольшие молнии. Розовая гора под ним выдавала новых и новых воинов, и прислужники сбрасывали мясо и убитых в огромный зубастый раструб на её вершине. Снова и снова в голове его раздавался голос: "Защити гнездо. Убей врага". Он слышал голос, как и все его сородичи.

Старый шаман пел. Его шерсть потускнела и побелела от возраста, лысый хвост стал ещё более тонким, тонкие руки с цепкими когтями на пальцах дрожали. Как и все его сородичи он походил на прямоходящую крысу.

Старый шаман-крысолюд с трудом размахивал посохом, пел свою странную песню и не останавливался. Из глаз его струились красные слёзы.

***

Глубоко под землёй

Груда камней зашевелилась, булыжники покатились в разные стороны, и из-под них вылез дворф, в исцарапанных, искорёженных и порванных во многих местах доспехах. Тяжело дыша, с кряхтеньем, он встал, снял шлем, и вытер грязной перчаткой своё такое же грязное лицо. Обернулся, посмотрел на завал за ним, и с горечью сказал:

— Говорил же тебе, заряд слишком мощный. Но ты ж не слушал, Ротриг… никогда не слушал.

Дворф сел на камень и схватился за голову. Покачиваясь из стороны в сторону он бормотал, одно за другим, имена.

— Баротир, Дульмант, Белнил….

Шесть имён. Наконец он остановился, замолчал, и посмотрел вдаль. Прислушался. Подскочил, подбежал к куче камней, и приложил ухо к самому большому булыжнику.

Далёкое, далёкое царапанье, почти неслышимое. Будто кто-то царапает когтями о камень… Он замотал головой, прислушался снова. Ничего. Показалось?

Он развернулся и заковылял прочь от завала, с кряхтеньем.

Его звали Каррум. Каррум Маеторн, и он только что потерял свой топор, а также товарищей и друзей, многих из которых он знал с детства. Ему было сто шестьдесят лет, но он чувствовал себя очень старым.

— Я говорил, нельзя копать слишком глубоко! Нельзя лезь в старые тоннели — зло ругался в свою грязную, всклокоченную бороду Каррум, ковыляя по тоннелю. Болели рёбра, несколько были сломаны. Болели ушибленные конечности, и что-то не так было с его коленом, он хромал и не мог быстро идти.

Надо идти вперёд. Надо предупредить своих. Ногг Тарим и Ногг Кальдир должны узнать про гадость, которую они нашли и по своей глупости выкопали.

— Я говорил, что нельзя спускаться вниз, а ты про свой адамантин… — ругался Каррум, но голос его предательски подрагивал.

Их группа из семи дворфов была разведчиками Ногг Кальдир. Всю жизнь они исследовали медленно изменяющиеся пещеры и тоннели внутри гор, сообщали о новых находках, опасностях, изменениях, следах чужаков и чудовищ. Передвигались они в броне, с топорами и кирками, и носили с собой несколько зарядов взрывчатки. Ей они иногда подрывали особо опасные тоннели, или разведывали новые породы. Их жизнь была спокойной. Ногг Кальдир не подвергался особым опасностям. К ним не лезли люди или остроухие, а редкие набеги гоблинов они отбивали без проблем.

— Будь проклят адамантин — сказал святотатственную для дворфа вещь Каррум.

В этот раз часть старых тоннелей обрушилась, открыв новые проходы, со следами очень и очень старой работы дворфов — отметки от профессиональных и точных ударов дворфской кирки по камню сложно спутать с чем-то ещё. За тоннелями они нашли очень старое дворфское поселение, всего в несколько высеченных из камня домов. В центре поселения зияла дыра в полу — проход вниз.

В поселении они не нашли никого и ничего. Не было ни костей, ни инструментов, ни монет, ни следов жизни. Не осталось следов эмблемы клана, что должна была висеть на самом почётном месте. Её кто-то снял или уничтожил. Похоже, что когда-то здесь готовились к созданию шахты, но потом строители внезапно ушли. Все и разом.

Дыра в полу вела в очередную систему тоннелей, самый дальний из которых выходил в пробитую лавовую трубку. Через эти проходы и шёл сейчас, держась за бок, ругаясь и хромая Каррум. Он пытался выбраться назад, к тому маленькому поселению.