Искатель. 1981. Выпуск №5 - Борис Пармузин

Наступившую тишину кабинета внезапно нарушил Консулов:

— Боюсь, что твой полковник окажется прав — придется нам давать задний ход и бросаться в объятия классического трио «Сивков — Бедросян — Попов».

— Какова идиллия, а? У нас есть человек, застигнутый на месте преступления, человек с мотивами для убийства и человек, способный совершить его. Только все они ничего общего не имеют друг к другу! Видите, в какое болото мы влезли?

— Хорошо, что же теперь делать — ждать, скрестив руки на груди, пока всех осенит гениальная идея?

— Пока мы не ответим на два основных вопроса: каким образом и зачем был дан яд Пепи. Иначе мы не сдвинемся с мертвой точки.

— Тогда отвечай!

— В том-то и дело, не могу…

Оставшись один, Антонов постарался дать себе отчет в том, в каком безвыходном положении все они находятся. Они продолжали действовать, даже распределили объекты, как говорится, «трое на троих» — Консулов продолжал разрабатывать версию с Сивковым, Хубавеньский занимался Бедросяном, а для него самого оставался Попов. И в первый раз за все время у Антонова мелькнула мысль: не будет ли более правильно, более честно, доложить, что они не могут найти настоящего преступника и потому стоит прекратить следствие? Подобный позор он переживал только два раза в своей жизни. Неужели наступила очередь и для третьего? Нет, еще нет! Хотя бы потому, что он морально не был готов капитулировать, признать себя побежденным…

Антонов вернулся домой рано. Да и зачем было задерживаться на работе, когда они ждали гостей? Нужно было помочь жене, купить вина и других напитков. Супруга любила принимать гостей и всегда так готовила, что и гости обожали бывать в их доме. У них было, так сказать, три компании — его, ее и общая, хотя все они давно уже стали общими. Тем не менее на этот раз на очереди была ее компания. Особенно забавно выглядел муж одной из ее подруг, подаривший как-то Антонову на именины повешенного человечка, сейчас украшавшего их люстру. Сам себя он всегда рекомендовал как знатока шести тысяч анекдотов. И действительно, он их знал.

…Гости уехали с последним трамваем, и Антонов, пока жена убирала посуду, отправился принять душ, чтобы освежиться. Раздевшись, он с неодобрением посмотрел в зеркало на свой изрядно пополневший живот, особенно после такого ужина. Шрам на правой стороне живота показался ему еще более глубоким и заметным. Он остался у него после операции аппендицита, единственной операции, которую ему сделали давно, когда он был еще студентом первого курса юридического факультета. Выходит, и у Пепи на теле был такой же шрам, как и у него. Только был ли он таким длинным, глубоким и багровым? Наверное, он ее портил, а такая женщина, как Пепи, вероятно, очень хотела, чтобы ее живот выглядел как следует.

С утра нужно было принимать участие в месячных стрельбах. Антонов любил стрельбу из пистолета и увлекался соревнованиями с товарищами. Не бог весть какой он стрелок, но нормы выполнял полностью. Антонов утешал себя тем, что если ему придется стрелять в кого-то, то это произойдет с расстояния в несколько метров, и он наверняка попадет в цель. Лучше бы этого ему никогда не пришлось делать!

Бинев позвал его для очередного доклада, но Антонову пришлось несколько минут прождать у секретарши в приемной. Как обычно, они поболтали.

— Как себя чувствуешь, Марче, чем можешь похвастаться?

— Скоро совсем заплачу — вчера вечером у меня разболелся живот. Уж не аппендицит ли?

— Не внушай себе этого, а то и в самом деле разболится. В литературе описан даже случай мнимой беременности из-за сильного самовнушения… Ты просто вечером переела мороженого.

Вернувшись после доклада в свой кабинет, Антонов извлек дело и заново внимательно посмотрел протоколы вскрытия тела Пепи. Нигде ни словом не упоминалось, что она была прооперирована от аппендицита. Может, не следовало называть в протоколе старых оперативных швов или ран, которые явно не имели ничего общего с настоящим, с причиной смерти?

Антонов позвонил доктору Пырванову.

— Док, подполковник Антонов тебя беспокоит. Скажи, пожалуйста, когда составляется протокол осмотра трупа, туда вписываются все шрамы на теле или нет? Например, от старой операции аппендицита…

— Непременно. А что?

— Ты убежден в этом?

— В чем я должен убеждаться? Я, батенька мой, без году пенсионер, а если я до сих пор не научился правильно делать протоколы осмотра, у меня для этого больше не останется времени.

— Ты помнишь этот труп из «Молодости»?.

— Как не помнить! Русоволосая красавица… И мертвую мне было жаль ее резать.

— Я сейчас заново просмотрел твой протокол. Два раза. Но нигде ни словом там не отмечено, что у нее прошла операция аппендицита.

— Значит, ее не было.

— А может, пропустил?

— Аусгешлоссен [5].

— Как же так, ведь она была прооперирована в Ихтиманской районной больнице в шестьдесят шестом году? Мы видели ее историю болезни.

— Может, вы ее и читали. Там могло быть написано все, что придется, но если шрама нет в моем протоколе, значит, у нее не было никакой операции.

— Возможно, шрам стал настолько неприметным, что ты его просто не заметил?

— Снова аусгешлоссен. Правда, встречаются такие хирурги-виртуозы, точнее косметологи, которые так работают, что и комар носа не подточит, Но их не найдешь в Ихтимане. И повторяю — едва ли! Чтобы бай Досю не заметил шрама, этого и они не в состоянии сделать…

— Хм-м. Тогда нам понадобится эксгумация трупа.

— Настолько ли это важно? Знаешь, какая это морока? И столько потребуется возни…

— Не знаю, но это может оказаться весьма важным для следствия.

С этим «настолько ли это важно», «а нужно ли» и так далее он должен был сражаться чуть ли не в трех инстанциях. Первый раз — с товарищами, потом — с Биневым и, наконец, с прокурором. Без санкции последнего не могло быть и речи об эксгумации. А аргументы Антонова были весьма шаткими. Какое-то смутное подозрение, основанное на противоречии между двумя медицинскими документами. Причем все спрашивали: если окажется, что такое противоречие и в самом деле существует, то выиграет ли от этого следствие, и что общего оно может иметь с убийством. И все-таки он добился своего.

Повторное освидетельствование трупа необходимо было провести только в его присутствии! Консулов сразу же предложил заменить его, но он не согласился. Хотя это было неправильно, не по-товарищески, сколько Консулов ни твердил, что «ему ничего не стоит», что «его жилетке ничего не будет» и так далее. Но Антонов взял с собой Хубавеньского — пусть привыкает. Тот смутился, не осмеливаясь возразить.