Великие научно-фантастические рассказы. 1939 год - Кэтрин Л. Мур

такт победной песне. Голова гудела, на руках и груди опухли синяки. Он свирепо зарычал, пытаясь подняться, но веревки были слишком крепки. Его схватили – как схватили бы взрослые мужчины.

Долгие годы дети были его врагами – с тех пор как распробовали травлю, способную разнообразить скуку лагерной жизни. И теперь, когда старая вражда подходила к концу, его решили укротить унизительным и изобретательным способом.

Пока девочки мазали лицо Хву жидкой грязью из ручья, мальчики обыскивали пещеру и рвали его одежду. Они растерзали грубый мешок со всеми его драгоценностями и стали делить найденное. Хву безумно выл.

Пыл баловства поутих, и к детям стало возвращаться здравомыслие. Кечака, старший сын вождя, в нерешительности глядел на Хву.

– Если старейшины узнают, – проговорил он, – будут неприятности. Им не понравится, что мы сунулись к Безобразной Морде.

Другой мальчик ухмыльнулся.

– Зачем рассказывать? Ведь он не человек, он животное – поглядите на мех по всему телу! Бросим старую Безобразную Морду в реку, приберем в пещере и спрячем сокровища. Кто узнает?

Мысль о наказании убедила даже тех, кто высказывал несмелые возражения. Кечака кивнул, подводя итог, и велел убрать весь устроенный ими беспорядок. Отломанными ветками дети замели следы своих ног, оставив только след к ручью.

Хву вертелся и брыкался, когда четверо подняли его на руки. Путы чуть ослабли, но не настолько, чтобы он мог выбраться. Со злорадством он смотрел, как мальчишка, которого он схватил, тужится от рвоты и стонет. Но его положению это не помогало.

Они решительно вошли в воду, положили его лицом вниз и с силой толкнули в бурное течение. Он боролся с течением, вспенивая воду, задыхаясь, стараясь высвободиться. Легкие требовали воздуха, его качало потоком, к сознанию подступала темнота.

Последним отчаянным усилием он разорвал путы и рванулся к поверхности, жадно глотая воздух. Он не любил воду, но все же умел плавать и устремился к берегу. К тому времени, как он вылез на сушу, дети исчезли. Ему оставалось только оплакивать свой костер, который мог бы его согреть. Он еле доплелся до своей пещеры и рухнул на кровать.

Его, некогда могучего воина, посрамила стайка визжащих кроманьонских щенков! Он в ярости сжал кулаки, но поделать было нечего. Нечего! Осознание, как ничтожны все его усилия, вдруг обрушилось на него с тяжестью каменной глыбы. Хву был старик, и слезы, катившиеся у него глаз, были горьки и мучительны – только одна старость льет такие слезы.

Кейода вернулась поздно и выругалась, когда обнаружила, что костра нет. Затем увидела, как Хву, скорчившись на постели, смотрит в стену пещеры. Ее старые глаза заметили следы ног, которые пропустили мальчишки. Она снова выругалась – почти что с юношеской горячностью – и снова обратилась к Хву. Голос ее потеплел.

– Давай, Волосатый, вылезай из этой холодной, мокрой шкуры! – Ее руки нежно коснулись ремней, но Хву оттолкнул ее. – Тебе станет плохо, если будешь лежать здесь на листьях, весь мокрый. Снимай шкуру, а я схожу на стоянку за огнем. Дети! Погоди, я расскажу Легоде обо всем!

Понимая, что Хву не хочет ее помощи, она спустилась вниз по тропе. Хву сел, чтобы сменить шкуру, и лег обратно. Какая от этого польза? Он поворчал, когда Кейода вернулась с огнем, отказался от лакомств, которые она выпросила на стоянке, и забылся беспокойным сном.

Он проснулся и обнаружил, что солнце давно взошло, а вокруг него суетятся Легода и Кейода. Ему стало совсем невесело, он кашлянул. Легода похлопал его по спине.

– Отдыхай, Волосатый. В тебе сидит болезненный дьявол, который жжет горло и заставляет нос течь, но человек может с ним справиться. Да, знал бы, как мальчишек выпороли! Я лично позаботился об этом, и теперь никому из них не лучше, чем тебе. Скорее луна съест солнце, чем они тронут тебя снова.

Кейода сунула ему похлебку из печени и почек, но он выбросил все прочь. Головная боль утихла, но словно тупая тяжесть лежала на животе, и он не мог есть. Ему казалось, что все мальчишки, с которыми он дрался, сидят у него на груди и душат его.

Легода достал небольшой расписной барабан и наколдовал сильное заклятие для выздоровления, танцуя перед стариком и потрясывая волшебным сосудом из тыквы, прогоняющим всех болезненных демонов. Потом он вернулся на стоянку, а Кейода осталась сидеть на камне и присматривать за больным. Тяжелый разум Хву оцепенел, сердце в груди налилось свинцом. Кейода отгоняла мух, прикрывая глаза старика куском кожи и мурлыкая песенку, какой матери успокаивали детей.

Он вновь провалился в тревожный сон, кошмар, где Говорящие вновь и вновь глумились над ним, и лицо его залил жар. Ночью Легода вернулся и клятвенно пообещал, что через три дня Хву исцелится.

– Пусть спит и ест. Демон скоро оставит его. Видишь, следов от камней почти не осталось.

Кейода кормила его как могла, набивая ему рот снедью, которую выпрашивала в селении. Она таскала воду из ручья, когда он подавал голос, мыла ему голову и грудь, когда он спал. Но прошло три дня, а ему не полегчало. И жар, и простуда были куда хуже, чем много раз до этого, и никак не спадали.

Снова пришел Легода, с едой и своим колдовством, но толку от них было мало. Когда день стал клониться к закату, Легода покачал головой и тихо заговорил с Кейодой. Сознание Хву чуть прояснилось, и он отрешенно слушал.

– Он устал от жизни, Кейода, сестра моего отца. – Молодой колдун покачал головой. – Смотри, он не борется. Тот, кто не хочет жить, не сможет жить.

– Ай-ай! – Ее голос дрогнул. – Кто не станет жить, если может жить? Глупости говоришь, Легода.

– Нет. Его люди быстро устают от жизни и легко расстаются с ней, о Кейода. Почему так, я не знаю. – Заметив, что Хву его слышит, он придвинулся ближе к неандертальцу. – О Чоканга, отбрось свои беды и откуси еще кусок этой жизни. Она может быть хороша, если ты захочешь. Я принял твои дары в знак дружбы, и я сдержу слово. Приходи к моему огню, не ходи больше на охоту. Я позабочусь о тебе, как если бы ты был моим отцом.

Хву закряхтел. Последовать за кочевниками, есть добычу Легоды, стать посмешищем, получеловеком! Легода был неожиданно добр и искренен в своем сочувствии, но другие – они презирали его. Если Хву умрет, кто станет скорбеть? Кейода вернется к своему народу, Легода забудет про него, и нигде на свете не сыщется ни одного чоканги, чтобы провести ритуал погребения.

Старые друзья Хву навещали его во сне, водили по охотничьим угодьям его юности. Он слышал бурчание и воркотню девушек его народа, и они ждали его. В том мире еще не было Говорящих,