Бедная Лиза (СИ) - Анонимyс

Загорский стоял вплотную к картине, наклонившись к ней и почти уткнувшись в нее носом. Казалось, он не разглядывает картину, а обнюхивает ее. Так он стоял, наверное, с минуту, потом издал вздох разочарования.

– В чем дело, господин Шпейер?! – обеспокоился мсье Ларусс.

– Увы, увы, – воскликнул Загорский. – Нас обманули, это не настоящая Джоконда!

Несколько секунд маклер стоял в оцеплении.

– Как… обманули? – наконец проговорил он. – Что вы имеете в виду?!

– Это репродукция, подделка, – отвечал Загорский.

Но маклер уже совладал с собой и глядел теперь совершенно невозмутимо. За его спиной темными страшными тенями высились охранники.

– Уверяю вас, – сказал Ларусс, – это не может быть подделкой. На обратной стороне картины есть даже инвентарный номер Лувра.

– Инвентарный номер на картине может нарисовать любой дурак, – не слишком-то вежливо заметил действительный статский советник.

Однако маклер не уступал.

– Прежде, чем везти ее сюда, мы провели подробнейшее исследование, – настаивал он. – Уважаемые эксперты подтвердили, что мы имеем дело с подлинником.

Загорский с досадой отвечал, что их уважаемые эксперты либо дураки, либо жулики. Совершенно очевидно, что перед ними фальшивка.

– Как это может быть очевидно?! – взорвался маклер, и физиономия его, равнодушная физиономия геккона, вскипела яростью, словно не ящерица это была, а целый дракон. – Возьмите любую копию, любую репродукцию, и вы увидите, что все совпадает один в один, начиная от манеры класть краски и до трещин на доске!

– Вот именно, – кивнул Загорский. – Доска. Я имел дело с деревом, и я знаю, как оно себя ведет. Картина написана на тополе, он стареет и разрушается достаточно быстро, а за века на оригинальной доске, на которой написана картина произошли такие трансформации, которые копиист не можете воспроизвести при всем желании. Да, он может попытаться состарить доску – но добиться четырехвековой старости ему не удастся ни при каких обстоятельствах. Возможно, искусствовед подтвердит вам, что это оригинальная картина, но тот, кто обделывал древесину, скажет со всей определенностью, что оригинальная эта картина написана на поддельной доске. Увы, господа, как ни жаль, но я готов повторить эту сакраментальную фразу: нас обманули.

Несколько секунд Ларусс сосредоточенно молчал, глядя на Загорского с каким-то нехорошим изумлением.

– Вот уж не думал, – сказал он свистящим шепотом, – что вы не только эксперт по продажам чужого имущества, но также и специалист в области деревообработки!

– Бывают люди с широкими интересами, – заметил Загорский со скромной гордостью. – Взять того же Леонардо: кажется, не было области человеческого знания, к которой бы он в свое время не приложил свой ум и свой талант.

Это заявление совершенно не успокоило маклера – даже в полутьме было видно, как играют желваки на его лице.

– Это все очень мило, господин Шпейер, однако я хотел бы знать, собираетесь ли вы покупать нашу «Джоконду»? – мсье Ларусс скосил глаза на охранников, и Нестор Васильевич увидел, что один из них заслонил собой дверь, а второй – встал напротив окна, закрыв, таким образом, любую возможность покинуть дом.

– Вы хотите, чтобы я купил фальшивку? – искренне удивился Загорский.

– Уверяю вас, это не фальшивка, это подлинная картина, – с какой-то потусторонней вежливостью отвечал маклер.

Действительный статский советник пожал плечами: мсье Ларусс может утверждать что угодно, но на что ему копия?

– Это целиком и полностью ваше дело, господин Шпейер, – с пугающей любезностью отвечал маклер.

– А если нет? Если я не возьму вашу поддельную «Джоконду»? – Загорский сиял беспечной улыбкой денежного мешка, который не боится вообще ничего.

Мсье Ларусс нахмурился. Вдруг стало видно, какая у него неприятная и в сущности, совершенно нечеловеческая физиономия. Сейчас он казался не гекконом, а настоящим тираннозавром, способным пожрать не только русского миллионера Павла Шпейера, но и любое существо на планете.

– Если вы откажетесь, – внушительно проговорил тираннозавр, – мы, очевидно, не сможем вас отсюда выпустить.

И как бы в доказательство серьезности своих намерений вытащил из бокового карман пиджака небольшой револьвер-бульдог. Теперь ствол его глядел прямо в грудь Загорскому.

– Сколько же вы собираетесь меня тут держать? – удивился действительный статский советник.

– Пока вы не купите картину.

– Но это насилие, господа! – воскликнул Нестор Васильевич.

Мсье Ларусс неприятно осклабился. Он рад, что господин Шпейер, наконец, осознал текущее положение вещей.

– Но это же просто уголовщина! – Загорский все никак не мог успокоиться.

Маклер покачал головой. Нет, с его стороны это всего лишь отстаивание законных интересов продавца.

– В ущерб моим? – удивился Нестор Васильевич.

Маклер пожал плечами. Любая выгода приобретается за счет одной из сторон. Сказки про взаимовыгодный бизнес, как известно, распространяют сами бизнесмены. Вопрос лишь в том, сколько именно теряет проигравшая сторона.

– И проигравшая сторона в данном случае, очевидно, я? – осведомился Нестор Васильевич.

Ларусс поморщился. На его взгляд, господин Шпейер уж слишком драматизирует ситуацию. В конце концов, никто, кроме него, не знает, что это не подлинник, а репродукция. Если уж ему так не нравится Леонардо да Винчи, он может продать эту картину под видом подлинника какому-нибудь другому ценителю прекрасного. Не все так разбираются в древесине, как он, а все остальное в картине на высшем уровне.

– Хорошо, – сказал Загорский неожиданно, – я готов купить вашу «Джоконду».

Револьвер, глядевший ему в грудь, дрогнул и опустился.

– Я дам вам за нее… – Нестор Васильевич задумался на секунду и закончил торжествующе, – дам вам за нее тысячу франков!

Мсье Ларусс только головой покачал удивленно. Господин Шпейер, очевидно, издевается над ним. Да одни доски, на которых эта картина написана, стоят дороже. Нет-нет, их договор остается в силе и цена, разумеется, тоже – тридцать миллионов франков. Ну, или соответствующая сумма в долларах или фунтах стерлингов.

– Хорошо, – сказал Загорский примирительно, – я вижу, вы деловой человек. Я добавлю сверху еще двести франков – но исключительно из личной симпатии к вам.

Пистолет снова глядел на него – только на этот раз не в грудь, а прямо в лоб.

– Но согласитесь, мсье Ларусс, тысяча двести франков – хорошие деньги… – начал было действительный статский советник. Однако маклер не дал ему договорить.

– Довольно, – сказал он сухо. – Если бы не ваш глупый педантизм, вы могли бы купить этот шедевр за тридцать миллионов, и остаток жизни наслаждаться мыслью, что он принадлежит только вам. Теперь из-за вашего упрямства за те же самые деньги вы купите копию, и всю оставшуюся жизнь будете думать, как вам от нее избавиться. Если, конечно, раньше не лопнете от желчи и жадности. Чековая книжка!

Загорский, поколебавшись совсем чуть-чуть, покорно вытащил из кармана чековую книжку. Похлопал себя по карманам, скроил озабоченную физиономию: он не взял ручку.

– Эмильен, – маклер чуть обернулся к охраннику, стоявшему у двери. Тот подошел к Загорскому, вытащил из кармана ручку, протянул Нестору Васильевичу.

– А чернила? – спросил тот.

– Это вечное перо, чернила там внутри, – отвечал Эмильен.

Загорский кивнул, взял ручку, бросил быстрый взгляд в окно. Лицо его сделалось тревожным.

– Дом охраняют, или за нами следят? – спросил он озабоченно.

Маклер и второй охранник быстро обернулись к окну – но там никого не было. Когда они снова взглянули на Загорского, тот уже держал на руках бездыханного Эмильена.

– Ну, что смотрите? – рявкнул он. – Ему дурно, помогите!

Секунду поколебавшись, второй охранник бросился к Загорскому. В следующий миг, получив короткий тычок куда-то в область горла, он тихо улегся на пол. Загорский поднял глаза на Ларусса, который целился в него из пистолета.