Человек-тень - Хелен Филдс

потерять брата или сестру в таком возрасте. Я обожаю своего старшего брата. Он был единственным, кто… постойте, вы рассказали мне это, чтобы что-то доказать?

– Вы многое знаете обо мне. В моей жизни нет ничего тайного. Я не вижу смысла в том, чтобы что-то скрывать, это нагоняет на меня скуку. Интересно другое – сами вы мало что сообщаете о себе. Я знаю, что вы американка, что вы не можете различать цвета и что вы умеете читать по лицам, но не знаю о вас ничего личного.

– А что бы вы хотели узнать?

– Почему вы делаете свою работу вот так.

– Я психолог. Мы не работаем по шаблону, установленному раз и навсегда. Это не похоже на правила работы полицейских.

Конни взяла с подноса проходящего мимо официанта блюдце гороха, покрытого васаби, и бросила несколько горошин себе в рот.

– Я работал с несколькими психологами. Но ни одного из них никогда не заставали в мертвецкой за обниманием трупа.

Барда повернул свой барный стул на девяносто градусов и уставился на профиль Конни.

Она оперлась подбородком на руку, поставив локоть на стойку, и посмотрела инспектору в глаза:

– Значит, доктор Лэмберт сказала вам.

– Ей надо было кому-то сообщить об этом на тот случай, если начнутся расспросы. И хотите – верьте, хотите – нет, но, по-моему, она восхищается вами.

– Я могу сказать вам только то, что сказала судмедэксперту. Речь идет об углах зрения. Об угле зрения убийцы, об угле зрения жертвы. Это работает, только если вижу и чувствую то, что видели и чувствовали они. Создавать приблизительный профиль – это все равно как пускать в ход бейсбольную биту, чтобы открыть замок. Убийца белый и вряд ли выйдет за пределы своей собственной расовой группы. Ему от двадцати пяти до пятидесяти пяти лет – об этом нам говорит статистическая вероятность, – к тому же ему нужно иметь дом, машину, деньги. Его дом находится в Эдинбурге или его пригороде. Он следил за своими жертвами, а для такого слежения необходимо жить где-то неподалеку. Его интеллект не ниже среднего, поскольку он ничем себя не выдал и поскольку он умеет адаптироваться к ситуации и убеждать. Все это составляет хороший базовый профиль, но где преступник сейчас? Что он делает в эту минуту? Убил ли он Элспит? Если нет, то что он говорит ей? Чего требует от нее?

– Вы опять за свое, – сказал Барда, встав с барного стула и накинув на плечи пиджак.

– Что?

– Вместо того чтобы ответить на вопрос о себе, вы заговорили о деле. Не знаю, практиковались ли вы в этом, пока не довели свой навык до совершенства, или это получается у вас само собой, так что вы этого даже не осознаете. – Барда положил на стойку несколько купюр. – Думаю, я не стану ужинать, а сразу пойду спать. Встретимся в студии йоги.

Конни какое-то время смотрела инспектору вслед, затем побежала за ним и догнала, когда он выходил на улицу.

– Барда, подождите.

Инспектор остановился.

– Простите. Вы правы. Я провожу много времени, погружаясь в подробности жизни других людей, и компенсирую это, скрывая то, что касается меня самой. – Конни засунула руки в карманы. – Почти год моей жизни я не могла говорить. Собственно говоря, тогда я вообще не могла общаться. И теперь я только этим и занимаюсь. Тем или иным путем даю людям возможность пообщаться со мной. Даже если они мертвы.

– Понятно, – тихо сказал Барда.

– Тогда спокойной ночи.

Конни пожала плечами и сделала шаг назад.

– Спокойной ночи.

Барда пошел прочь по улицам, на которые после необычной для Эдинбурга жары пролился долгожданный дождь. Отражения фонарей на мокрых мостовых напомнили Конни Бостон. Она вернулась к стойке. Надо выпить еще водки «Грей гус». Есть воспоминания, которые лучше не ворошить, и вопросы, на которые у нее пока нет ответа. А раз так, то сон к ней не придет по меньшей мере еще час. И лучше провести этот час, сидя у стойки, чем лежа в кровати и глядя в потолок.

Глава 16

Свет не включался весь день, и Фергюс не появлялся. Ночью Мэгги и Элспит спали лишь урывками. Поутру – они смогли понять, что сейчас утро, только благодаря часам Элспит – они обе наконец крепко заснули в одной кровати, затем проснулись в поту и панике. Им обеим снилось, что они находятся в каком-то незнакомом ужасном месте, а после пробуждения кошмар продолжился.

Мэгги первой заставила себя встать с кровати.

– Нам надо взломать замок, – сказала она. – Бессмысленно ждать этого урода здесь, чтобы попытаться одолеть его. Если мы сможем спуститься с этого этажа, у нас будет больше шансов выбраться. Там наверняка есть какие-то вещи, которые можно пустить в ход, чтобы вывести дядьку из строя – стукнуть по голове чем-то тяжелым, распылить спрей ему в глаза или что-нибудь еще в этом духе.

Элспит села на кровати. При тусклом свете ночника было видно, что под глазами у нее набрякли мешки, а кожа стала болезненно бледной. Но, по мнению Мэгги, Элспит все равно была красивой.

Милой, доброй и красивой. Разумеется, было бы лучше, если бы в этой ситуации рядом с ней находился такой эксперт по вопросам выживания, как Меган Хайн, или олимпийская чемпионка по дзюдо Кайла Харрисон, или чемпионка мира по пауэрлифтингу Манон Брэдли. Мэгги нравилось читать про сильных женщин. В ее собственной жизни их отчаянно не хватало.

Но Элспит обнимала ее всю ночь и не сердилась, когда Мэгги плакала. Когда девочка проснулась, в ужасе крича и обмочив простыню, Элспит только погладила ее по голове и попросила встать, чтобы сменить простыню. У Элспит, как оказалось, тоже были дети – мальчик и девочка. И такая мать, как она, ни за что бы не решила, что ей нужно «совершенствоваться в ментальных практиках и развитии своей собственной души», что бы ни означала эта хрень, и бросить своих детей, оставив их на милость суки-мачехи и эмоционально неразвитого отца.

– Мэгги, а тебе когда-нибудь доводилось взламывать замок? – тихо спросила Элспит. – Нет, я не говорю, что ты неспособна это сделать, просто я не представляю, как к этому подойти.

– Нет, не доводилось, но нам понадобится что-нибудь тонкое и жесткое. В сериалах для этого обычно используют кредитку. У вас есть с собой кредитка?

– К сожалению, нет. – Элспит пожала плечами. – Я понятия не имею, что он сделал с моей сумкой. У меня нет с собой никаких вещей.

– Ничего. У