Долго тебя ждала - Амелия Сафарова

и просыпалась с мыслью «Лишь бы все получилось», потому что если бы не получилось…я даже не хочу думать, что тогда было бы — тебе пора уходить, Максим.

— Не гони меня, Яна, мы итак очень много времени потеряли, позволь быть рядом, если не с тобой, то с сыном, прошу тебя.

* * *

Она рядом со мной, живая, можно прикоснуться, обнять, поцеловать или я уже навсегда потерял это право? Каждое ее слово бьет меня под дых, сначала я зол на нее, за то что не объявилась, за мой адовый год самобичевания, за то, что смогла без меня, а я без нее уже никогда не смогу. Она мне звонила, звонила и услышала, что я собираюсь жениться. Как я позволил всему этому случиться, почему не сберег эту позднюю любовь, почему я позволил вмешаться третьим лицам в наши отношения. Разве мог я слушать всех подряд, кроме моей невозможно сильной Яны. Я сейчас готов целовать ее ноги за то, что мой сын растет здоровым и счастливым ребенком, за то, что его мать поставила на кон все, что могла…лишь бы его детство не отличалось от детства других детей. Нам еще нужно многое обсудить с ней, я всегда буду слушать только Яну, пусть только простит меня, через год, через два, десять лет.

31

Максим все-таки ушел в тот вечер, это было прекрасным решением, мне нужно было время, чтобы прийти в себя, загнать свою истерику куда подальше и больше никогда ему не показывать своих чувств. Но он ушел только в тот вечер, а утром он уже стоял и двери, а потом снова, снова и снова. Максим приходил к сыну. Он прекрасно с ним справлялся, уже через неделю Миша не слезал с его рук. Я искренне радовалась за своего сына, за то, что у него появился любящий отец, который в нем души не чает, но между нами с Максимом была огромная пропасть боли и недоверия. Нет, мы не игнорировали друг друга, мы разговаривали с ним сугубо по делу, только если что-то касалось Миши, Максим укладывал Мишу и сразу уходил, между нами все было сложно. Я не препятствовала общению сына и отца.

Убираю посуду, когда слышу сзади:

— Нам нужно поговорить, Ян — Максим сидит за столом сложив руки в замок.

— Я думала ты уже ушел, обычно ты это делаешь бесшумно, сразу, как только заснет Миша.

— Расскажи мне, пожалуйста, все. Как тебе удалось сбежать из колонии, как улетела в Америку.

— Ты будешь со мной вино или покрепче? — разговор предстоит долгий.

— Покрепче.

— Я узнала, что беременна в больнице, после нашей крупной ссоры, если помнишь — делаю глоток вина.

— Помню.

— Не перебивай, пожалуйста, не сбивай меня. Решила тебе ничего не говорить, между нами все было непонятно, твоя необоснованная ревность, наши общие недомолвки. Мы оба с тобой не справились с этим чувством. Я так растворилась в тебе, что в какой-то момент перестала контролировать, что происходит на работе. Просила отвозить в бухгалтерию очень важные финансовые документы Семена. Хотя я до сих пор не могу понять, как могло так получиться, документы я внимательно изучала, здесь еще у меня мозгов хватило. А потом твоя Вероника отправила мне фотографии и видео — делаю еще один большой глоток вина, Максим молча дополняет мой бокал — где ты ее трахал, Максим. Я звонила тебе, а ты все время был занят, общался со мной очень сдержанно, потом сказал, что задерживаешься на два дня. Мой воспаленный мозг рисовал картины твоих измен, это было очень легко, а главное, красочно сделать после увиденного мной. Поэтому я решила, что это я тебя брошу, а не ты меня. Господи, ты бы знал, как мне стыдно за этот импульсивный поступок, перед самой собой стыдно. А потом обвинение в мошенничестве, все так навалилось на меня, как снежный ком, Максим. Когда я поняла, что мне грозит реальный срок, об этом мне сказал мой адвокат, единственное, чего он смог добиться это того, чтобы меня не посадили в сизо до суда. Я закурю, если ты не против — Максим чиркает зажигалкой, я затягиваюсь и начинаю кашлять — последний раз курила после секса с тобой — смеюсь-а потом был суд, приговор, колония. Малыш меня от много спас тогда. От побоев за то, что слишком лощеная к ним пришла, от близости с начальником колонии. Ты, наверное, видел его. Хватал, зажимал меня — Максим сжимает руки в кулаки — но ничего не было, беременность проходила очень сложно, месяц перед родами я лежала на сохранении. На восьмом месяце у меня произошла отслойка плаценты, было столько крови, я так дико напугалась, Максим, что потеряю нашего Мишу — я не выдерживаю и начинаю плакать, это самый большой страх, потерять сына, Максим молча вытирает мои слезы, а я продолжаю — когда я попала в тюремную больницу, познакомилась с Марианной Антоновной. Через нее я звонила тебе, потом Игорю, это было моим крайним решением, чтобы Игорь забрал Мишу на пару месяцев, а потом бы прилетела Эля и забрала его к себе, но ни ты, ни Игорь мне тогда не помогли. Марианна Антоновна сказала мне, что если я хочу спасти сына, то должна умереть. Широкова Яна Эдуардовна тогда умерла. Она все грамотно представила, я умерла при родах, а ребенок мертворожденный. Я уверена, что ей кто-то помогал, но она не называла никаких имен. Две недели мы с Мишей жили у нее, ждали новые документы, я стала Кузнецовой Яной Эдуардовной, а сын Кузнецовым Михаилом Максимовичем. Это девичья фамилия мамы. А дальше ты все знаешь. Мне больше нечего добавить.

— Ты когда-нибудь сможешь меня простить, Ян? — неужели я вижу в глазах Максима мольбу и слезы.

— Я не держу ни на кого зла, Максим, правда. Вышло так, как вышло. А теперь я хочу отдохнуть, завтра мне на работу, это ты в отпуске — пытаюсь разрядить обстановку. Максим снова молча уходит и наши отношения входят в прежнее русло, мы говорим только по делам, которые касаются нашего сына. Пока в один прекрасный вечер, максим мне не говорит:

— Я завтра улетаю, Яна, месяц уже пролетел, я, к сожалению, не могу остаться еще. Ближайшие два месяца вылететь не смогу, а потом обязательно вырвусь к те… к сыну — поправляет он себя.

А мне становится так больно от его слов, я так привыкла к нему,