Призрак мисс Миранды - Бетти Бити

Затем я услышала, как они ступили на причал: разболтанные и прогнившие доски настила поскрипывали у них под ногами. Запах речной воды стал отчетливее, и теперь к нему примешивался другой — горючего. Я была права. Меня доставили на борт какого-то речного судна.

— Справились! — Задний уверенно подхватил меня на руки.

Я почувствовала, как дрогнул причал, когда кто-то спрыгнул на палубу, услышала легкие шаги. И затем:

— О'кей. Ставь ногу сюда и передавай ее.

Это сочетание — причал, река, судно — заставило меня все осознать. Я узнала этот голос — тут я не могла ошибиться.

Если этот тот самый голос, который, как мне показалось, я узнала, то судно практически не вызывало сомнений.

Меня доставили на палубу, как куль с бельем. Я стала считать шаги. Пять по палубе. Дальше… да, как и полагается, проход в кают-компанию. Перекинув меня через плечо, как пожарный шланг, китаец стал спускаться по трапу. Я решила, что если это «Морская нимфа», то у нее должны тут быть полированные медные перила, и изо всех сил вытянула связанные руки, чтобы коснуться их хоть кончиками пальцев.

Но у похитителя, очевидно, были глаза на затылке. Легко шлепнув меня по рукам, он передернул плечами, и теперь мне уже было не дотянуться до перил. Я сбилась со счета и не могла вспомнить, шесть или семь ступенек мы прошли.

Тем не менее, я не сомневалась, что мы двигались вперед и что каюта, в которой он сгрузил меня, находилась точно там же, где и на «Морской нимфе». Правда, на большинстве небольших яхт одинаковое расположение кают.

По направлению легких шагов и последовавшим звукам я поняла, что он проверяет, закрыты ли иллюминаторы. Затем он потребовал, чтобы я подвинулась, и хриплым шепотом, который был мне незнаком, предупредил:

— Если ты обещаешь хорошо вести себя, я скоро спущусь и развяжу тебя.

Дверь каюты захлопнулась, в замке повернулся ключ, затем я услышала, как он поднимается в кают-компанию. Через несколько минут ожил двигатель. Мой похититель сказал человеку на причале:

— Оттолкни-ка ее.

Меня слегка качнуло, когда мы отошли от причала.

Кто бы ни стоял за штурвалом, двигатель он держал на самых малых оборотах. Ведь даже самый легкий звук мог выдать наше исчезновение из числа гостей.

Я попыталась понять, идем ли мы вверх или вниз по течению. Легкие волны разбивались о нос судна, но я была не в силах трезво рассуждать и не могла решить, идем ли мы против течения или нас несет прилив.

Я начала барабанить ногами в переборку, но потом решила изучить каюту, прыгая по ней со связанными ногами. Но в темноте без рук я лишь ушиблась о какой-то угол. Огорченная неудачей и сломленная какой-то странной усталостью я, должно быть, провалилась в сон, ибо мне снилось, что я на «Морской нимфе», без всяких пут, и что Робби все время знал, кого похищает, и сделал он это потому, что любит меня.

Внезапно сон превратился в кошмар, и я стала сопротивляться и кричать Робби, чтобы он выпустил меня, потому что я его не люблю. Мне нужен другой человек.

И тут я проснулась как от толчка. Со мной в каюте кто-то был. Дверь распахнулась — я чувствовала холодный воздух. Даже сквозь повязку я улавливала свет — то было или освещение в каюте, или же луч фонарика, светивший мне прямо в лицо. Чья-то рука стянула повязку и сдернула маску.

Передо мной стоял Робби во всей красе. Положив руки на бедра, он смотрел на меня сверху вниз. Если я и лелеяла мысль, что мой сон был правдой и что Робби в самом деле любит меня, то она полностью испарилась, стоило мне увидеть его перекосившееся лицо и услышать сдавленный вскрик:

— Розамунда! О нет! Только не ты!

Глава 14

— Какого черта ты отколол такую глупость?Почему?

Этой ночью я осыпала его вопросами, и Робби грустно и покаянно отвечал мне. Но главный вопрос я должна была задать самой себе. А предельной глупостью было то, что я сделала.

Явившись сюда, в «Высокие поляны». Хотя сейчас, в эту ночь, которая, как внезапно обнаружилось, была сырой и зябкой, и у меня от страха и от злости зуб на зуб не попадал, мой визит казался самым правильным из всего, что я могла сделать.

— Почему? — повторил Робби, наливая мне исходящую паром чашку горячего кофе и присаживаясь на коврик у камина рядом со мной. — Почему я вообще вечно делаю глупости? — У него горестно опустились уголки рта. — Но я ужасно виноват перед тобой, Розамунда. И ты это знаешь. Ни за что на свете я не хотел пугать тебя. Просто не могу передать тебе, как я сожалею. Меня осенило, лишь когда я увидел завиток твоих волос из-под парика.

— Так я и подумала, — сказала я. — Хотя теперь все позади. — Я с благодарностью сжала в ладонях горячую чашку, ибо, несмотря на нашу прогулку от пристани до «Высоких полян», меня по-прежнему била дрожь. — Но ты не ответил на мой вопрос. Почему же ты так хотел похитить именно Сильвию Сильвестр?

Когда он промолчал, я стала задавать другие вопросы, целью которых было не столько разобраться в его чувствах, сколько проверить свои, — процедура столь же приятная, как жевать больным зубом или опираться на вывихнутую ногу.

— Ты влюблен в нее? — Я ждала, что меня пронзит острая боль. Ничего подобного. Даже до того, как он ответил, во мне не шевельнулось… ровным счетом ничего.

— Господи, да нет же, — возмутился Робби. — Что ты себе вообразила? Что я собираюсь держать ее под замком, пока она не скажет «да»?

— Нечто вроде того.

Робби замотал головой:

— Ни в коем случае! Она — последний человек на свете, в кого я мог бы влюбиться.

Было довольно странно, что мы с Робби сидим на пустой кухне в «Высоких полянах», бесстрастно обсуждая, влюблен он в мисс Сильвестр или нет, но почему-то меня это совершенно не волновало.

— В таком случае, — сухо сказала я, — если ты не был влюблен…

— О, я этого не говорил. Я сказал, что не был влюблен в нее.

Я помолчала, тщательно обдумывая его слова. Затем спросила:

— Значит ли это, что ты увлечен кем-то другим?

— Да.

— Могу ли я спросить — кем?

— Нет, не можешь.

— Это кто-то, кого я знаю?

— Тебе не позволяется спрашивать и об этом.

Я вздохнула:

— Что мне вообще позволяется?

Он по-братски потрепал меня по плечу и сказал:

— Позволяется быть хорошей маленькой девочкой и слушать.

Я сложила руки на коленях. Мне еще есть чему учиться. Менее всего я хотела услышать, что личность, в которую он влюблен, — это я. По ходу разговора, по каким-то его взглядам, жестам, по каким-то искренним оговоркам я получила, наверно, самый жестокий урок, который может выпасть на долю девушки. Хотя мне и сейчас неясно, каким образом я пришла к этому выводу.