Азбука моей жизни - Марлен Дитрих

Габену пытались подражать, но безуспешно. Он был собственником, упрямым и ревнивым. Я любила его как большого ребенка. Он мог быть самым добрым, самым предупредительным и самым жестоким. Но он всегда был прав.

Дом, который я для него нашла, был похож на приют сельского священника. Он любил гулять в саду, знал каждое дерево и каждый куст и при этом охотно вспоминал их название по-французски. Но он никогда не говорил, что Франция лучше Америки. Он любил Америку, что весьма необычно для француза. Он достаточно легко ориентировался и мог без особых трудностей найти нужное место, что было непосильно для многих иностранцев. Он любил Америку и Голливуд, просто любил, не вдаваясь в анализ и размышления.

Я потеряла его много позднее. Когда он вернулся, я его покинула, нет — это он покинул меня. Я люблю его до сих пор, но он больше не требует от меня знаков внимания.

Конечно, в некоторые моменты он был просто ужасным. Но он всегда был прав.

Несмотря на тяжелые времена, студия «XX век Фокс» доверила ему несколько ролей. Мне пришлось приложить для этого немало усилий. Я боролась за него, потому что знала, кроме меня этого сделать некому.

Он был горячим поклонником генерала Де Голля. Мы оба плакали, когда слушали его речь в ту знаменитую историческую ночь. Габен сказал, что должен вступить в борьбу. Я понимала его. Ведь я была его матерью, сестрой, его другом и не только!

«Хорошо, — сказала я. — Кончай с этим фильмом. Порви контракт и отправляйся на фронт».

Мы поехали в темные нью-йоркские доки, где он сел на танкер, направлявшийся за океан. Мы поклялись в вечной дружбе, как это делают школьники, и он поднялся на судно.

Я осталась на причале, чувствуя себя совершенно покинутой.

Я знала, что он с приключениями добрался до Марокко, а затем наша связь прервалась. Но я чувствовала, что мой приемный ребенок очень нуждается во мне, хотя между нами лежал океан.

Позднее я узнала, что он служил в танковом корпусе генерала Ле Клерка. Габен не доверял электричеству. Его нельзя было заставить починить утюг или ввернуть электрическую лампочку. Он болезненно воспринимал каждое соприкосновение с огнем. Для тех, кто боялся огня, танковая бригада была самым плохим местом для службы. Многие танкисты заживо сгорали в подбитых танках. Однако он все это пережил.

Когда была объявлена война, все мужчины были мобилизованы, и актеры не явились здесь исключением. Каждый, кто умел развлекать, шутить, рассказывать веселые истории, мог пригодиться. Из актеров образовывались агитбригады. Любой деятель искусства мог быть послан для участия в них.

Чаще всего мы пользовались автобусами. Шоу составлялись в крайней спешке, но энтузиазм актеров преодолевал многие трудности. Большие комики Джек Бенни и Джордж Джессел руководили группами.

Следующим шагом была продажа «бонз»[45]. Министерство финансов поручило нескольким своим работникам помогать нам. Гонки «по кольцу», связанные с этой процедурой, были очень утомительны. От шести до восьми выступлений днем, а иногда еще и ночью.

Кроме того, мне еще приходилось посещать фабрики и агитировать рабочих, чтобы они делали денежные пожертвования (деньги эти удерживались затем из их зарплаты). Я произносила речи, приводила в пример какую-нибудь другую гигантскую фабрику. Это всегда имело действие. Я одна собрала миллион долларов. И была уверена, что это должно помочь скорее закончить войну. Я работала в ночных клубах, произносила речи перед подвыпившими гостями. Мало какой коммивояжер мог сравниться со мной по силе убеждения. Телохранители из Министерства финансов только поощряли меня.

Между Министерством финансов и банками имелась договоренность — в любое время суток давать справки о кредитоспособности получаемых мною чеков. И время, в течение которого проверялись эти чеки, я вынуждена была сидеть на коленях у гостей, удерживая их в ресторане, пока не появится один из моих телохранителей и кивком головы не даст понять, что все в порядке.

Однажды в одну из таких ночей меня вызвали в Белый дом. Когда я вошла туда, стрелки показывали два часа ночи. Мои провожатые из министерства остались в машине.

Президент Рузвельт встал — да, конечно, он встал, — когда я вошла в комнату. Он опустился в свое кресло, взглянул на меня ясными голубыми глазами и сказал: «Я слышал, что вам приходится делать, чтобы продать облигации. Мы благодарны вам за это. Но такой метод продажи граничит с проституцией. Отныне вы больше не появитесь в ночных заведениях. Я не разрешаю вам. Это — приказ!» — «Да, господин президент», — только и могла я вымолвить. Мне так хотелось спать, что я могла тут же в кабинете, на полу, если бы это было возможно, лечь и заснуть.

Меня отвезли в отель. С тех пор я работала только днем, выступала с речью перед американцами даже на улице. Короче говоря, лихорадочная продажа «бонз» продолжалась, пока все до единой не были проданы, а я — совершенно измочалена. Не могу спокойно вспоминать то, что произошло потом.

Я получила прекрасно напечатанный благодарственный «адрес» Министерства финансов. Однако это не помешало тому же министерству после окончания войны потребовать от меня уплаты довоенных налогов. Дело в том, что по закону налоги не взимаются со служащих вооруженных сил. Но меня подстерегли в тот самый момент, когда я демобилизовалась. Потребовались годы, чтобы выплатить эти долги. Я была без средств, но это никого не интересовало.

Налог — очень большая сила, бороться тут невозможно. Вас обирают, и нет никакой управы. Я знаю, что это такое, я это пережила.

До ухода в армию я снялась еще в фильме «Кисмет». Роль сама по себе не представляла особого интереса, но необходимо было обеспечить семью на время моего отсутствия. Все та же старая история: никогда не хватало денег.

Известная художница по костюмам Ирен и я потратили немало времени, придумывая костюм, который бы подходил для той сказочной страны, где происходило действие. Я впервые снималась на студии «МГМ». Мы давно завидовали актрисам, работавшим там. Боссы студии их уважали и лелеяли.

Мне пришлось брать специальные уроки, готовясь к «экзотическому танцу», исполнять который я должна была «паря в воздухе». Танец казался таким нелепым, что от смеха я сбивалась с ритма.

У нас с Ирен возникла идея, казавшаяся интересной, но не принесшая ожидаемого результата. Так вот, это были шаровары, сделанные не из материи, а из сотен маленьких цепочек, которые при движении издавали бы мелодичный звук. Поскольку от меня всегда ожидали чего-то нового, необычного, я хотела осуществить задуманное и выстаивала часами, пока два человека укрепляли вокруг каждой ноги множество маленьких цепочек.