11 сентября и другие рассказы - Владимир Владмели

– Что вы собираетесь делать? – спросил их обладатель шатра.

– Грибной суп, – ответил Лёня.

– А вы уверены, что грибы хорошие?

– Конечно, уверены, грибы не бывают плохими.

– Но ведь есть же ядовитые, – возразил Тейлор.

– Ими можно тёщу угостить.

– Сейчас-то вы их готовите для себя.

– Да, это будет наш обед, – согласилась Вера.

– Ужин, – поправил её Лёня.

– Обед, – повторила она, – понимаете, – она повернулась к Тейлору, – мой муж никак не может перестроиться. Он упрям, – она хотела сказать «как 1000 ослов», но в последний момент удержалась, – как не знаю кто и до сих пор ленч называет обедом, а обед ужином, хотя в Америке слово «ужин» почти никто не употребляет.

– Почему никто, мои родители вечернюю еду называли ужин, – сказал Тейлор, незаметно подмигнув Лёне.

Лёня торжествующе посмотрел на жену.

– Не спорь, – остановила она его жестом, – а то не получишь ни ленча, ни обеда, ни ужина.

– Господа, я не хочу нарушать вашу семейную беседу, – сказал Тейлор, – я подошёл, чтобы попросить разрешения использовать ваш костёр. Мы с сыном думаем вечером сделать фейерверк. У нас это традиция. Он устраивает салют, а я пью пиво.

– Пожалуйста, – ответил Лёня. Он и сам не прочь был поддержать эту традицию и пока Вера готовила обед, пошёл в офис. Там действительно был небольшой магазин, в котором по тройной цене можно было приобрести кофе, мазь от комаров, зубные щётки и бритвенные наборы. Были все предметы первой необходимости кроме алкогольных напитков и огней для фейерверка. На первые нужно было специальное разрешение, а вторые все привозили с собой. Во время праздников люди и приезжали сюда ради того, чтобы устроить фейерверк.

– Не расстраивайся, – сказала Вера, когда он вернулся, – вино мы с собой взяли, а огней у наших соседей хватит на всех. Пока ты ходил, они принесли сюда свои запасы, – она указала на кучу коробок разной величины. Лёня взял одну из них. На ней была нарисована цветная картинка, указано на какой высоте фейерверк должен зажигаться и сколько минут гореть, а внизу крупным шрифтом напечатаны правила обращения и специально указано, что при несоблюдении их фирма никакой ответственности за последствия не несёт.

Вечером Тейлор с сыном подошли к костру. Мальчик со знанием дела разжёг его и приготовил всё для фейерверка. Вскоре зазвучали выстрелы и поляна осветилась. Огни взлетали в воздух с громким шумом, образуя самые невероятные фигуры на разной высоте от земли. За фейерверком наблюдали все жители курортных домиков, он освещал всё вокруг и отражался в озере. В небе как в калейдоскопе то и дело возникали разноцветные меняющиеся картины. Стало шумно и весело.

Когда фейерверк закончился, темнота на озере стала казаться непроглядной. Огонь костра её только усиливал. Небо затянулось тяжёлыми тучами, которые вместе с чёрным лесом и лениво перекатывающимися небольшими волнами превращали действительность в картинку из страшной детской сказки. Люди разошлись по палаткам и лагерь стал затихать. Ещё слышны были голоса, но чувствовалось, что все готовились ко сну. Лёня достал гитару и стал перебирать струны. Вера подсела к нему и они тихонечко начали петь любимые песни. В ночной тишине хорошо было слышно каждое слово.

Вскоре к костру подошёл полицейский. Это был сын хозяина. Звали его Курт, жил он со своей семьёй в соседнем городке и редко наведывался к родителям. Синекурой его работу назвать было нельзя, но всё же она была гораздо спокойнее, чем у его коллег в городе. Многих жителей он знал с детства, это были потомки немцев и шведов, люди чинные, аккуратные и законопослушные. В его округе, конечно, случались инциденты, но скорее комические, чем криминальные. Иногда его отец звонил в отделение и, выдумывая какой-нибудь предлог, вызывал Курта к себе, чтобы лишний раз с ним повидаться. Сегодня причиной вызова послужили песни у костра.

– Здравствуйте, – сказал полицейский, – мне пожаловались, что вы очень громко поёте.

– Разве это громко! – возразил Лёня.

– Хозяин сказал, что вы мешаете отдыхающим.

– Мы думали, что песни входят в плату за ночлег, иначе остановились бы в другом месте.

– Откуда вы приехали?

– Из Миннеаполиса.

– А до этого?

– Из Советского Союза.

– Давно?

– Год назад.

– И как вам здесь нравится?

– До сегодняшнего дня очень нравилось, но теперь мы видим, что Америка не такая уж свободная страна. У нас даже КГБ не запрещало петь в лесу.

– А вы пытались?

– Много раз.

– И вас за это ни разу не привлекали?

– Привлекали, но не за это.

– Расскажите.

– Может лучше пропеть?

– Нет, расскажите, тогда я разрешу вам продолжать концерт.

Лёня посмотрел на жену, но она только пожала плечами. Она слышала эту историю много раз.

– Я работал тогда в НИИ, – сказал он, – и имел глупость откровенно высказывать свои взгляды. Однажды меня вызвал начальник Первого отдела. Так официально назывался у нас представитель Организации. Состоял отдел из одного человека – начальника, остальные работали по совместительству и отчитывались ему так, чтобы их никто не видел. Офицер, который вызвал меня, вёл себя, как типичный пахан. Когда я вошёл, он сделал вид, что разговаривает по телефону. Я уселся напротив. Он тут же закончил разговор и хорошо поставленным голосом сказал:

– Нам стало известно, товарищ Портнов, что вы выражаете недовольство политикой Советского Союза. Это правда?

– Спросите тех, от кого вам стало известно, – ответил я.

– Значит правда, – констатировал он, – так вот мы вам этого делать не советуем, иначе у вас могут быть большие неприятности. Вы меня поняли?

Я его прекрасно понял. Я знал, что они делали с неугодными людьми. Мне стало жутковато, но я пересилил себя и, стараясь оставаться невозмутимым, спросил:

– Вы за этим меня вызывали?

– Вы меня поняли? – переспросил он.

Я ничего не ответил.

– Значит, поняли, это хорошо, в таком случае вы свободны.

Он не сказал «пока свободны», но по интонации это было очевидно и после разговора с ним я две ночи не мог заснуть. Я стал гораздо осторожнее и вместо того, чтобы высказывать своё мнение, стал чаще прислушиваться к мнению других. Я хотел понять, кто на меня накапал. Выяснить оказалось несложно. Стукачом оказался мой сотрудник, которого несколько раз посылали в заграничные командировки. Тогда Советский Союз находился за железным занавесом и попасть из него в страну свободного мира да ещё за казённый счёт простым смертным не удавалось. Кроме того этот человек всегда участвовал в обсуждении последних фильмов и книг и вызывал собеседников на откровенность. Звали его Валерий Ильич Власов, а я называл его Ильич Третий. Юмор здесь заключался в том, что основателя советского государства звали Владимир Ильич Ленин, это был Ильич первый, в наше время страной правил Леонид Ильич Брежнев, это Ильич второй, ну а мой сотрудник Валерий Ильич, инженер средней руки и стукач, был Ильич третий. Вообще с отчеством Ильич у меня начались проблемы после рождения младшего брата. Его назвали Володей и несколько лет спустя, на годовщине свадьбы наших родителей я в присутствии всех гостей сказал, что если бы моего отца звали Илья, то у него было бы два сына Владимир Ильич и Леонид Ильич. Это казалось мне очень остроумным, но отец меня выпорол и велел держать язык за зубами.

– Много людей считают обоих Ильичей мерзавцами, но все молчат в тряпочку, – сказал он, – а ты себя выставляешь.

– Как это выставляю? – не понял я.

– Есть такая пословица, «Все члены хотят ссать, а выставляют хуй».

Тейлор, стоявший в кустах, ухмыльнулся, так кстати прозвучала эта поговорка. Во время фейерверка он выпил слишком много пива, потом лёг спать и теперь природа подняла его с кровати. Он пристроился около дерева и так и остался стоять, прислушиваясь к разговору.

– Прямого криминала в моих словах, конечно, не было, – продолжал Лёня, – но неуважение к правительству явно просматривалось и при желании мне могли приписать соответствующую статью уголовного кодекса.

– Но не приписали?

– Нет.

– Значит, ваше правительство разрешало себя критиковать.

– Разрешало, но только один раз, – уточнил Лёня.

– Нет, я серьёзно, ведь какая-то свобода в Советском Союзе всё-таки была!

– Конечно, – согласился Лёня, – только она была обязательна для всех и во время выборов люди должны были голосовать за единственного кандидата. Увильнуть от этого никто не мог.

– А если человек находился в больнице?

– Даже в психиатрическую лечебницу приносили урну для голосования и все больные на голову должны были отдавать свой голос за блок коммунистов и беспартийных, так что народные представители оказывались вполне достойны своего электората.

Тейлор вернулся к себе, оделся, захватил бутылку вина и направился к костру.

– Я был в России, – сказал он, вступая в разговор, – ездил туда по бизнесу, но люди, с которыми я встречался, только и делали, что устраивали вечеринки. Наверно, у вас такая традиция, вместо работы петь под гитару. Время я, конечно, провёл весело, как вы говорите не просыхал, однако дело не продвинулось ни на шаг. Если бы я знал, что здесь моими соседями будут русские, я захватил бы водку. Сейчас у меня её нет, зато я принёс бутылочку вина. – Он отхлебнул глоток прямо из горла и протянул бутылку Лёне.