Генерал Кутепов - Святослав Рыбас

Двадцать девятого октября в бою под Дмитриевом рота атаковала красную батарею и попала под картечь. Под капитаном Ивановым была убита лошадь. Он встал, отряхнулся и скомандовал: "Вперед!", ведя роту за собой на смерть. Но Господь ненадолго дал ему отсрочку. Четвертая захватила восемь пушек.

В Дмитриеве она была определена в резерв. Однако ночью красные стали наступать со стороны Севска, и полковник Петерс приказал Иванову подтянуть роту ближе к батальону. А через час возле вокзала капитан был убит: над ним разорвалась шрапнель, и свинцовый удар в один миг срезал его жизнь. Это была единственная потеря полка в ту ночь.

Когда командир полка полковник Туркул, двухметровый гигант, прибыл на привокзальную площадь, его поразил негромкий унылый вой. Это четвертая рота, не разжимая ртов, оплакивала своего капитана.

Ночью она была в новом деле. Их молчаливая атака на деревню под Дмитриевом была ужасной. Они перекололи красных штыками, пленных не брали.

Наутро они отыскали в городе оцинкованный гроб для капитана Иванова. Туркул приказал хоронить со всеми воинскими почестями.

Но не похоронили. Депутация от четвертой роты, в которой были старые солдаты и прапорщик Сорока, гневно и страстно высказали Туркулу, что нельзя оставлять капитана на поругание красным, надо забирать его с собой.

И Туркул разрешил.

Тридцать первого октября белые после упорного боя с четырнадцатью полками красных оставили Дмитриев. По подмерзшей дороге на мужицкой телеге ехал капитан Иванов, а над ним летела его еще неотлетевшая душа. И капитан видел, как перетекает через железную дорогу его рота и как ее прикрывает бронепоезд "Дроздовец" под командованием капитана Рипке.

Что потом сталось с ,этим цинковым гробом, окруженным четырьмя часовыми из четвертой роты? Это было беспримерное, страшное и величественное путешествие по грязи и снегу, через всю Россию, скорбно глядевшую на исчезающую вдали воинскую колонку добровольцев. Капитан Иванов возвышался над сталью в своем последнем ложе, заметенном колючим снегом и укутанным льдом.

Белые все отходили и отходили. Туркул время от времени говорил прапорщику Сороке:

- Мы отступаем, Сорока. Может, похороним капитана в чистом поле?

Но прапорщик сердито отвечал:

- Разрешите доложить, господин полковник, как остановимся крепко, так и схороним.

Почти два месяца, почти до Нового 1920 года не отдавали Иванова его солдаты. И только в Азове они похоронили его. Война отпустила Петра Иванова, одного из вечных русских капитанов, навсегда.

Что-то мистическое, древнее в этой необычной истории, словно отражение предания или мифа.

Прощай, Иванов!

Занесло тебя снегом, Россия, Закружило седою пургой. И холодные ветры степные Панихиды поют над тобой.

Но мы забежали вперед с этим отступлением. Вернемся к живым. Пока еще живым.

Кутеповский корпус шел все дальше, хороня убитых и вовлекая в свои ряды молодых людей из освобожденных городов и сел. Не было времени остановиться, закрепиться на занятой территории.

"Хоть цепочкой, хоть цепочкой, но дотянуться бы до Москвы!" - говорил на совещании высших военных начальников начальник штаба Вооруженных сил Юга России генерал Романовский, как будто офицерская цепь обладала магической силой.

Мысль о первопрестольной кружила головы многим. Но Кутепов оставался холоден и понимал, что такое лихое, отчаянное наступление может обернуться катастрофой.

На беду Белого движения, существовала конкуренция между Деникиным и Колчаком, между югом России и Сибирью. Формально признав верховенство адмирала Колчака, генерал Деникин, вместо того чтобы продвигаться за Волгу на соединение с войсками адмирала, как того требовали некоторые генералы, в особенности же - генерал Врангель, решил самостоятельно взять столицу.

Москва! Все надежды были связаны с ней.

И было почти не услышано известие, что в июле части Кавказской армии Врангеля, перешедшие на левый берег Волги, вошли в связь с уральскими казаками, левым флангом колчаковской армии. Выбор был сделан, а насколько он был верен, предоставлялась возможность судить истории.

"Из глубины истории, - писал Кутепов в приказе от седьмого сентября по случаю занятия Курска, Льгова и Рыльска, - встают образы русских чудо-богатырей, и вы, их потомки, равны им. Пусть в сердце каждого наградой за их нечеловеческие усилия будет сознание, что пройден еще один тяжелый этап на путях к златоглавой Москве и что в этот момент сотни тысяч людей, освобожденных вашими подвигами, благословляют вас".

Курская газета "Вечернее время" посвятила Кутепову такие возвышенные строки:

"Если вы были в Мадриде, наверное видели в картинной галерее Прадо кисти Веласкеса портрет Хозе Альваро. Этот офицер, во славу Бурбонов и Габсбургов, завоевал в Новом Свете целые страны. Завоевал с горстью таких же, как и сам, храбрецов и дерзких искателей буйных романтических приключений. Молодой генерал-лейтенант внешностью своей весьма и весьма напоминает конквистадора, и не только внешностью. Но Хозе находился в лучших условиях. Он воевал с безоружными дикарями, Кутепов - с вооруженными до зубов красноармейцами, дерущимися с бешенством отчаяния и ведомыми целой фалангой опытных офицеров генерального штаба.

В завоеванных губерниях он мудро правит. Он успевает объезжать завоеванные города.

Воспитанный в гвардейских традициях славной Петровской бригады, ген. Кутепов, как истинный рыцарь, чуток до щепетильности к чести офицерского мундира. Он требует и умеет властно подтвердить свое требование, чтобы каждый офицер его корпуса без страха и упрека и с достоинством носил свой мундир и свои погоны.

Таков внешний и духовный портрет одного из лучших, самых героических вождей Добрармии, идущего со своим железным корпусом по большой Московской дороге, чтобы освободить Иверские святыни".

В этой газетной статье сегодня видится какая-то чрезмерность, но в 1919 году, когда добровольческих командиров вообще отмечали очень скромно, эта чрезмерность была, пожалуй, благодарностью.

Курск был взят с ходу: в ночь с шестого на седьмое сентября три бронепоезда под командованием полковника Зеленецкого, с потушенными огнями, внезапно для красных ворвались на станцию Курск, открыли орудийный огонь по бронепоездам красных и посеяли страшную панику. Затем в город вошли 1-й и 2-й Корниловские полки.

Среди суматохи, тревоги и больших ожиданий совсем незаметным прошло известие, что несколькими днями раньше под Курском в селе Софроновка конная разведка корниловцев задержала оказавшуюся в прифронтовой зоне знаменитую певицу Надежду Васильевну Плевицкую и ее мужа, артиллерийского капитана Левицкого. Обоих доставили в штаб 2-го Корниловского полка, которым командовал полковник Яков Антонович Пашкевич. Он был родом из крестьянской семьи, был верующим человеком и каждое дело начинал с крестного знамения. Он был потрясен чудесным голосом певицы. Может быть, в этом он увидел доброе предзнаменование: ведь Плевицкая раньше выступала и в Царском Селе, и перед офицерами, и на торжествах в честь столетней годовщины Бородинской битвы. Она была частью дореволюционной Великой России. И как было не радоваться сейчас ее песням?