Спиной к Западу. Новая геополитика Путина - Уолтер Лакер

финансовая помощь. Но этот факт редко упоминался, если вообще когда-либо упоминался российскими лидерами.

* * *

Во время этого периода Соединенные Штаты все еще иногда упоминались как «стратегический партнер». Руководители России чаще упоминали страны BRIC (БРИК: Бразилия, Россия, Индия, Китай) как своих новых любимых партнеров. К этому на Западе отнеслись не слишком серьезно, потому что страны БРИК имели между собой мало общего как с политической точки зрения, так и в экономике, и при этом у них не было и большого интереса к тесному сотрудничеству с Россией. Кроме того, некоторые из них столкнулись с серьезными внутренними и/или экономическими проблемами.

Эта российская позиция нашла свою сжатую формулировку в полемической речи Путина на Мюнхенской конференции по безопасности в феврале 2007 года. Это была сильная атака на однополярный мир – под которым имелись в виду Соединенные Штаты, оставшиеся единственной сверхдержавой в мире. Под прикрытием распространения демократии, Соединенные Штаты использовали свои войска во всем мире, подвергая тем самым мир опасности.

Некоторые западные лидеры были потрясены жестким тоном; они должны были быть благодарны Путину за прояснение ситуации. Они должны были знать, что, как выразилась Ангела Меркель в разговоре с президентом Бараком Обамой во время Украинского кризиса, Путин живет в другом мире. Это было верно. Однако они ошиблись в предположении, что их вселенная была нормой, а вселенная Путина – устаревшим исключением. Они также ошиблись в своей вере в то, что с учетом ее демографической и других слабостей Россия больше не была важна; это было, вероятно, верно с долгосрочной точки зрения, но это было неправильно относительно следующего одного или двух десятилетий, с учетом слабости Европы и очевидного желания Америки сократить свою активность в международных делах после Афганистана и Ирака. Что касается Вашингтона, то Россия все еще имела возможность причинить немало вреда.

Путин сделал соответствующее предупреждение. Он бранил Запад за его «колонизаторскую позицию». Он выражал свой гнев и по различным другим поводам. И это не было настроением только одного человека: у него была поддержка общественного мнения, большинства людей. Это нашло свое выражение во множестве политических документов, таких как «Новая концепция внешней политики России» (2013) и «План обороны» (новая военная доктрина 2010 года). Эти документы были едва замечены на Западе на том основании, что, мол, если бы в российских взглядах и произошли важные изменения, то они едва ли обсуждались бы в подробностях в официальных документах такого рода.

Но в данном случае Кремль был довольно откровенен. Он подчеркивал смещение центра глобальной силы с Запада на Восток, из Европы в Азиатско-Тихоокеанский регион. Если предыдущие такие документы (2005–2006) обсуждали потребность устранения остатков отношений Холодной войны, то теперь это было проигнорировано. В более ранних документах рассматривалась возможность взаимодействия с НАТО, но и это тоже больше не было частью повестки дня.

Вместо этого больший приоритет приобрела необходимость установления более тесных отношений с Китаем и Индией. В отличие от изоляционистских тенденций в американской и европейской внешней политике, российская внешняя политика становилась более экспансионистской, нечто, что многие на Западе оказались не в состоянии увидеть. Неожиданно появились новые проблемы и новые возможности, включая интерес к Арктике и Антарктике. Так как Россия стала сильнее, она могла брать на себя инициативу в различных направлениях.

Российские творцы внешней политики, само собой разумеется, не стали бы открыто обсуждать все свои проблемы внешней политики; у гласности были свои границы. По крайней мере, некоторые из них должны были знать, что вся евразийская концепция была сомнительной и несерьезной (как выразился один видный британский дипломат). Россия была частью Азии, но не очень важной и желанной, и страны Азии не ждали, затаив дыхание, ее появления там. Россию в Азии вовсе не приветствовали с большим энтузиазмом; азиаты считали ее, по существу, европейской страной.

Кроме того, сдвиг с Запада на Восток в мировой политике вызывал, с российской точки зрения, смешанные чувства. Если Россия не будет действовать с большой осторожностью, то она в результате превратится в младшего партнера, заняв подчиненное положение относительно Китая. В своем гневе в адрес Запада Россия испытывала сильное желание проигнорировать это обстоятельство, учитывая свою традиционную подозрительность к западной политике. Российские эмоции легко могли победить трезвые критические суждения. Это была старая история российских политиков, обнаруживающих угрозы там, где их не было, или там, где они не были очень важны. Возможно, это было неизбежно, вероятно, Россия нуждалась в уроке того, как быть младшим партнером, чтобы освободить себя от концепций и предубеждений прошедшей эпохи?

* * *

Если у евразийской концепции была, по крайней мере, слабая основа в геополитических терминах, то что можно сказать об ориентации на страны BRIC (БРИК, позднее, с присоединением Южной Африки – БРИКС)?

В российском концептуальном документе об участии Российской Федерации в БРИК было много страниц о большой выгоде стратегических целей такого союза, о мощной поддержке общепризнанных принципов и норм международного права, о том, что Российская Федерация выступает за позиционирование БРИК в мировой системе как новой модели международных отношений, перекрывающих старые разделительные линии между Западом и Востоком, и Севером и Югом. Декларации такого рода свидетельствовали о том, что российские дипломаты хорошо выучили политическую напыщенную белиберду ООН. Но какое отношение все это имело к реалиям мировой политики? Какую стратегическую выгоду могла бы получить Россия от тесного сотрудничества с Бразилией и Южной Африкой?

Реальностью мировой политики было ухудшение отношений с Соединенными Штатами. Украина была постоянным яблоком раздора еще задолго до Крымского кризиса 2014 года. Еще были Грузия, Сирия, убийство Александра Литвиненко в Соединенном Королевстве, судьба некоторых усыновленных российских детей в Соединенных Штатах, иранская ядерная бомба, и статус невозвращенца, предоставленный в Москве Эдварду Сноудену (американский разоблачитель тайн, которому Путин лично сказал, что в России такие методы не применялись). Эти и другие раздражители запутывали отношения между этими двумя странами.

Президент Барак Обама был все еще умеренно оптимистичен, говоря о перезагрузке в отношениях и обещая президенту Дмитрию Медведеву, что, если и когда он будет переизбран на второй срок, он сможет посвятить намного больше энергии этой перезагрузке, чтобы улучшить отношения. Но все это окончилось ничем. Русские попытались объяснить американцам, что их концепция (суверенной) демократии – с акцентом на суверенность, а не на демократию – отличалась от западных и особенно американской концепций. «Суверенная демократия» была изобретением Владислава Суркова, ведущего генератора идей в Кремле и также лучшего пиарщика (эксперта по связям с общественностью) России; не просто так он был раньше президентом всероссийского рекламного агентства.

Что касалось русских, то для многих